Иосиф Гольман - Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи
– Томский годится, чтоб домик во Франции у супруга оттяпать. А вот Аркадий Семенович хорош, – согласилась та. – Если б не ты, его б взяла.
– И почему же не его выбрали? – Шеметовой важно было разобраться в стремлениях и помыслах неожиданной клиентки.
– Старый он, – сухо объяснила посетительница. – Умный, шустрый. Но старый. А здесь пахать придется. Может здоровья не хватить.
– А почему вы думаете, что я выдержу?
– Я не думаю, – сказала она. – Я вижу. – И улыбка снова вернулась на ее решительное лицо.
Ольга, даже не зная сути дела, была горда выбором женщины. Но врожденное чувство справедливости заставило все же сказать:
– А разве Багров не лучше меня?
И снова получила в ответ неожиданное:
– Лучше.
– А что ж тогда не он?
– Он сильно занят, я выяснила. И в Архангельск не поедет. Это если я попрошу.
– Не поняла. – Ольга и в самом деле услышала в прозвучавшей фразе что-то недосказанное.
Ей тут же досказали.
– А вот если ты попросишь – поедет.
– С чего вы взяли? – зарделась Ольга.
Ее щеки имели гадкую привычку в сложных ситуациях самопроизвольно становиться чуть не оранжевыми.
– Мне почти пятьдесят, дочка. Что вижу, то и знаю. Ты позовешь, он поедет.
– А вам не дать вашего возраста, – попыталась сменить тему Шеметова.
– Всю жизнь на свежем воздухе, – явно не удивилась собеседница. – Да муж хороший. Что еще бабе надо? Только давай уж к делу.
– Так что за дело у вас? – наконец дошли до главного.
– Мой сынок убил милиционера, – сразу потеряв улыбку, сказала Анна Ивановна. – Позвал с собой еще одного, дурачка. И убил.
– Убил милиционера? – ужаснулась Шеметова.
Она пока так и не привыкла, что время от времени люди убивают друг друга, становясь клиентами в том числе и ее конторы.
– Да. Подстерег в лесу и убил, – вздохнула посетительница. – В тюрьме сейчас. В Архангельске. А суд в районе у нас будет. Председатель сельсовета общественным обвинителем вызвался.
«Убийство представителя правоохранительных органов, умысел, группа», – подытожила про себя Ольга. Получалось невесело. Если не найти достойных смягчающих – пахло расстрелом. Или, пока действует мораторий, – пожизненным.
– А лет ему сколько?
– Восемнадцать обоим.
– В момент убийства уже было восемнадцать?
– Лешке моему за полторы недели до убийства исполнилось. А Ваське-дурачку – за две.
– А почему вы все время про обоих говорите?
– У Васьки отца нет, а мать пьющая. Я и ему адвоката хочу. Мой же сын его туда затащил.
– Понятно.
На самом деле Шеметовой мало что было пока понятно. Но кураж уже пошел, аж ноздри раздулись. Нет, не все так просто было в этой истории.
– А вы сами уверены… – тщательно подбирая слова, начала Ольга.
– Что сын – убийца? – невесело усмехнулась та.
– Ну да, в степени его вины.
– Что убийца – уверена. А степень вины Бог определит. С вашей помощью. Так ты согласна или нет?
– Да, – однозначно ответила Шеметова.
Потом она еще долго беседовала с Анной Ивановной, выспрашивая детали и планируя, что необходимо взять с собой.
Куницына категорически настаивала, чтобы московские адвокаты выехали в Архангельск заранее, до суда. Шеметова объяснила, что это неоправданно дорого, ведь клиентке, кроме гонорара, придется платить им и за дорогу, и за проживание.
Но женщина была непреклонна. И она же послала Ольгу к Багрову, просить его взяться за дело.
Шеметова с замиранием сердца зашла в кабинет к своему во всех отношениях светочу. И неожиданно легко получила его согласие на дальний, относительно долгий выезд.
Раздумывая о случившемся, вернулась в кабинет.
– Ну, что, согласился? – спросила Анна Ивановна.
– Ага, – ошеломленно кивнула Ольга. – Сразу.
– А ты сомневалась, – улыбнулась Куницына.
На прощанье – до завтра – Ольга не удержалась, спросила:
– Анна Ивановна, а сын у вас… единственный?
– У меня, Олечка, восемь деток, – уже не улыбаясь, спокойно ответила Куницына. – И все единственные, – после короткой паузы добавила она.
Двадцать два года назад
Деревня Заречье Архангельской области.
Куницыны и Рыбаковы
Если смотреть на эти места на карте мира, то ничего особенного не увидишь: несколько голубых капель крупных озер снизу, зеленая краска бескрайнего леса посередине да холодное море сверху. То же самое, но на карте среднего масштаба, выглядит уже совсем по-другому: как будто кто-то, не скупясь, набрызгал с кисти на бумагу лазурной краски. А уж потом оставшееся раскрасил зеленью.
Воды здесь и в самом деле много. Холодной, прозрачной, вкусной. Потому что почти никогда не стоячей, хоть и без особо быстрых стремнин – гор тут нет, одни пологие холмы да увалы.
Реки тоже особенные. В основном не слишком великие, но во множестве разбросанные. Рек так много, что порой переправа на крошечных паромах, а главное – их ожидание, занимает у водителя больше времени, чем собственно езда по грешной тверди. Впрочем, для местных это так же привычно, как для москвичей метрополитен. Разве что москвичи за проезд платят всегда, а паромы и паромчики днем по будням бесплатные. Местный колорит. Еще одна местная лесо-речная особенность – множество гранитных валунов, набросанных везде. И среди деревьев, и на берегах рек и озер, и в самой воде. В мелких речушках камней порой больше, чем чистейшей и холодной – даже летом – влаги.
Может, отсюда издавна возник в этих местах странноватый вид наказания не очень хороших людей. Называется «надеть мешок».
И выглядит ровно так, как называется. Подходят к не очень хорошему человеку сзади и надевают на голову мешок. Потом завязывают его снизу и сталкивают изгоя в речку. Течение ощутимое, однако все же не как в горных потоках. Да и малая глубина резко увеличивает шансы наказанного вернуться домой, хоть побитым о камни и до нитки промокшим, но живым. Уменьшает же шансы температура воды. Десять градусов по Цельсию в июле – не лучшее место для длительных водных процедур.
А потому не очень хорошие люди в мешках возвращаются домой все-таки не всегда. В таком случае считается, что, возможно, грехов у наказанного было все же больше, чем односельчане ведали. Бог же, в отличие от односельчан, видит куда глубже и распоряжается по-своему.
Еще один вариант серьезных разборок – лесной. Здесь вокруг – тайга настоящая, лишь на самом севере постепенно переходящая в лесотундру. Лес глухой, и хвойный, и лиственный. С огромным количеством проходимых только зимой болот. Вот туда и уходили своего рода дуэлянты для окончательного решения затянувшегося конфликта. Если в живых оставался только один, он, по законам чести, обязан был принести в деревню тело противника, пострадавшего, разумеется, в результате случайного выстрела на охоте. Наказание в суде, как правило, следовало условное: в крае, где каждый четвертый – охотник-промысловик, за неудачный выстрел строго не карали.
