Диана Чемберлен - Тайная жизнь, или Дневник моей матери
Лу кивнула.
– А мне ни разу не доводилось видеть у Иден такого взгляда.
– Какого еще взгляда? – поинтересовалась та.
– Голодного, – ответил за жену Кайл, и оба рассмеялись.
Иден почувствовала, как к щекам прилила кровь.
– Неужели это было так заметно? – спросила она.
– Не переживай. Очевидно, что Бен полностью разделяет твои чувства, – утешила ее Лу.
– Не хотелось бы мне мешать вашему счастью, – со вздохом заметил Кайл. – В конце концов, вы – взрослые люди. И я не собираюсь больше предостерегать тебя насчет Бена.
Иден его слова удивили, но, как ни странно, облегчения она не почувствовала.
Кайл перевел взгляд на жену:
– А ты как себя чувствуешь?
– Замечательно, – с привычной уверенностью ответила Лу.
Кайл наклонился и коснулся поцелуем ее губ. Иден и прежде наблюдала за проявлениями чувств между этими двумя, но тут вдруг она взглянула на них по-новому. За последнюю неделю она узрела Кайла совсем в другом свете. «Твой дядя – это нечто». Когда-то он был страстным любовником. А может, и не только был.
По тому, как Лу взглянула на мужа, Иден стало ясно, что они и поныне остаются любовниками и что этой ночью Лу найдет утешение в его объятиях.
19
Утро, как и обещали, выдалось дождливым. Бен глянул на часы. Половина восьмого. Половина восьмого, субботнее утро. Бывало, что он, поднимаясь в субботу пораньше, находил Блисс у телевизора. Та смотрела мультики, пристроив на коленях тарелку с кукурузными хлопьями. И почему он не подумал об этом раньше? Может быть так, что и сегодня все, кроме нее, еще спят.
Дотянувшись до телефона, Бен поставил его рядом с собой на кровать. Шансы на то, что ответит именно Блисс, были весьма высоки, и он на минутку призадумался. Вправе ли он заговорить с ней? В конце концов, он мог бы просто сказать, что любит ее, что очень без нее скучает. Наверняка ее озадачило исчезновение папы. Интересно, как ей это объяснили? Он мог бы сказать… но ведь это стало бы для него концом. Что ему грозит в такой ситуации? Новое заключение? Или просто предостережение? В любом случае рискнуть стоило. Бен набрал номер, чувствуя, как бешено колотится у него сердце.
Кто-то ответил, и он быстро выпрямился. Раздался металлический щелчок, и зазвучала запись: «Телефон, по которому вы позвонили, был изменен».
Он позвонил еще раз, желая убедиться в том, что не ошибся. Нет, все правильно.
Бен положил трубку. Теперь он полностью отрезан от нее. Решающий удар. Все, что у него было до сих пор, – это возможность представлять, что в моменты, когда Шэрон снимает трубку, Блисс находится где-то рядом. Немного, но и этого его теперь лишили.
Если бы в эти последние пять лет Бена спросили, что является для него самым важным, он бы не замедлил с ответом. Ничто – ни карьера, ни репутация, ни друзья (ни даже брак, если уж на то пошло) – не могло сравниться с его привязанностью к Блисс. Подобная сила чувств пугала его самого: он и сам не знал, что бы стал делать, если бы вдруг потерял ее.
Когда они с Шэрон только поженились, каждый был всецело поглощен своей работой, и Бена это вполне устраивало. Он довольно равнодушно отреагировал на предложение Шэрон завести ребенка.
– Не забывай, мне придется много путешествовать, – сказал он тогда.
– Я это прекрасно понимаю, – ответила она, – и не собираюсь взваливать на тебя половину работы. Ты будешь тем воскресным папочкой, который занимается с детьми по выходным, а мне предстоит вытирать сопливые носы и учить деток правилам хорошего тона.
На том они и порешили, но в скором времени все изменилось. Бен впервые осознал это еще в пору беременности Шэрон. Каждый раз, когда он возвращался из поездки, ее тело заметно менялось. Настроение тоже скакало – то вверх, то вниз. Бен переживал из-за того, что не может поддержать ее в минуты упадка, хотя Шэрон не жаловалась: она заключила с ним сделку и хотела до конца придерживаться правил. Тем не менее она от души обрадовалась, когда Бен решил на время завязать с поездками и заняться преподаванием. Как раз перед тем, как родиться Блисс, он устроился на работу в университет.
О чем бы они там ни договаривались заранее, в итоге все получилось совершенно иначе. Благодаря университетскому расписанию Бен умудрялся выкраивать на Блисс больше времени, чем Шэрон (разумеется, об этом не преминули упомянуть на суде, указав на то, как часто он оставался с дочерью наедине). Шэрон, убедившись в том, что он прекрасно справляется с воспитанием Блисс, взяла еще больше уроков в своей частной школе. (Позже она не уставала корить себя: «Неужели я сама подтолкнула тебя к этому, Бен? Я имею в виду, может, у тебя и были эти склонности, но, если бы я проводила дома больше времени, они бы никогда не проявились».) Именно Бен отпрашивался с работы, когда Блисс случалось заболеть. Бен готовил дочери, кормил ее и купал. («Что и говорить, – отметил позже обвинитель, – ваша жена редко бывала дома, и вам приходилось довольствоваться компанией своей малолетней дочери. По сути, она заменила в вашем сознании место жены, так ведь?»)
По правде говоря, воспитатель из него был никудышный. Он с удовольствием наблюдал за любыми шалостями Блисс. Даже выговаривая ей за что-то, он лишь с трудом удерживался от улыбки. Шэрон это просто бесило: «Если ты будешь спускать ей сейчас любые проказы, подростком она и вовсе сядет нам на шею!» Но Бен не считал нужным распекать дочь за каждый пустяк. Да и она в его присутствии вела себя вполне послушно. С Шэрон она часто выходила из себя, за что та клала ее себе на колено и шлепала (Бен находил этот обычай варварским). Разумеется, это тоже вытянули из них на суде. И все для того, чтобы подчеркнуть, что он обращался с Блисс не как с ребенком, а как со взрослой. Глупости, заявил он тогда. Да, он защищал свою дочь, заботился о ней. Он просто не желал держаться с ней снисходительно. Порой адвокаты пытались представить все так, будто они с Шэрон воевали из-за Блисс. Полная глупость. Он никогда не сердился на Шэрон – только переживал из-за того, что она ему не поверила. Бен встал на ее защиту, когда его собственный адвокат попытался представить Шэрон никудышной матерью. Да и она не сказала о нем ничего плохого. Однако на суде их слова исказили до такой степени, что оба стали видеть друг в друге врага. Маловероятно, что их брак смог бы пережить этот удар, даже если бы Бена тогда оправдали.
Бен вновь набрал номер. За последние полгода этот номер стал для него единственной связующей нитью со всем остальным миром. Сэм ответил почти сразу.
– Не разбудил? – спросил Бен.
– Я бы не сказал, – ответил тот. – Что такое?
