Гриндер (ЛП) - Уиски Саманта

Мой самый лучший друг.

— Трахни меня, Гейдж, — сказала я, затаив дыхание. Я не хотела, чтобы он занимался со мной любовью сегодня вечером. Желала избавиться от боли, которая мучила меня в течение двух недель — как в сердце, так и между бедер.

Он схватил меня за бедра и взял под контроль, заставляя меня опуститься, когда он нырнул вверх, задев мою точку G под идеальным углом. Я впилась ногтями в его широкую грудь, царапая твердые мышцы, когда он использовал одну руку, чтобы погладить мой клитор, все время, двигаясь вверх снова и снова. Я раскачивалась под его рукой и опускалась вниз при каждом его толчке.

— Вот так? — спросил он, но это было больше похоже, на рычание, когда он сильнее прижал пальцы к моему клитору.

— Сильнее, — потребовала я. — Гейдж, пожалуйста. — Я практически умоляла, пока он держал меня на грани оргазма, нарастающего внутри меня.

Он двинулся вверх, еще один сильный толчок, в котором было достаточно боли, чтобы соответствовать первобытной боли, которая скрутила каждую мою мышцу. Его пальцы описывали круги вокруг моего клитора, когда он достиг этого идеального места, и я выкрикнула его имя, когда мышцы начали сокращаться вокруг него.

— Черт возьми, Бейли! — застонал он, двигаясь сильнее, когда я сжалась вокруг него.

— Да. Бл*ть, да, — прорычала я, когда почувствовала, как он вошел в меня, его член напрягся у моих стенок, заполняя меня больше, чем за несколько секунд до того, как он кончил. Я застонала, мое сердце бешено колотилось, когда оргазм начал стихать, и, дрожа, рухнула ему на грудь.

Моя кожа гудела, когда он прижимал меня к себе, поглаживая мой позвоночник и перебирая длинные пряди моих волос. Это было идеально.

Гейдж точно знал, что мне нужно, когда мне это нужно, и мог более чем просто помочь с этим. Это заставило мое сердце болеть еще сильнее, когда я спустилась с того исключительного кайфа, на который он меня вознес. Потому что я так сильно любила его, потому что нам было так хорошо вместе, и все же у нас ничего не получалось. Мы не могли восстановить ту общую почву, которая у нас когда-то была, потому что он не поддерживал мою мечту, как я всегда поддерживала его. Я любила его достаточно, чтобы подумать о том, чтобы отказаться от того, чтобы когда-нибудь почувствовать, как это носить ребенка у себя под сердцем, но он явно не любил меня так сильно, если даже не мог подумать о том, чтобы дать мне такую возможность. Это был тупик, который воздвиг стену между нашими сердцами, несмотря на страсть, которая все еще сотрясала наши тела.

После того, как мы вымылись, он молча обнял меня. Может быть, у него не было слов, или, может быть, он не понимал, что это было мое прощание — единственное прощание, которое имело смысл, когда речь шла о нас.

***

Я была в самолете до того, как он проснулся на следующее утро, неловко ерзая на маленьком сиденье, боль между моими бедрами не была неприятной, но служила напоминанием о том, как было больно расставаться с Гейджем.

Взглянув вниз, я сдвинула стопку бумаг, которые Летти вручила мне после того, как я приготовила ей быстрый завтрак. Они были скреплены вместе.

— Картины на каждый день после Дня благодарения, — сказала она, не проронив ни слезинки — не от моей принцессы-воительницы.

Это были потрясающие картины, которые она написала сама — некоторые изображения узнаваемы, например, бабочка или дракон, — но ее абстракции были самыми красивыми, самыми впечатляющими.

«В ней уже так много от тебя», — шептал голос в моей голове, дразня меня мыслью, что Летти действительно могла бы быть моей, если бы я не уехала.

Я резко втянула воздух, прижимая книгу ручной работы к груди. Сказала ей, что вернусь, что люблю ее, что она самая удивительная маленькая девочка, которую я когда-либо встречала. И она это знала. Любовь, которую я испытывала к ней, не была вопросом в ее сознании, что отличало меня от Хелен. И я продолжала напоминать себе об этом каждый раз, когда мой желудок сжимался при мысли о том, что у Летти появиться новая няня.

— Хотите что-нибудь выпить, мисс? — Милая стюардесса вырвала меня из моих запутанных мыслей.

— Алкоголь. Мне все равно, что это будет. Просто продолжайте приносить выпивку, пожалуйста.

Я откинула голову назад, когда она кивнула и протянула мне крошечный бокал красного вина. Я отхлебнула его, наслаждаясь теплом, когда он скользнул по моему горлу.

Глядя в окно, на бескрайнее голубое небо, простиравшееся передо мной, я задавалась вопросом, какой будет эта новая жизнь и как она сравнится с теми несколькими блаженными месяцами, которые я провела, когда Гейдж был моим, а мечта о семье была достаточно близка, чтобы ее можно было коснуться.

Глава 17

Гейдж

Бейли ушла.

Единственная женщина, которая, как я думал, останется.

Она даже не потрудилась попрощаться, не предупредила меня честно и не дала шанса найти какой-то компромисс.

Я хотел, чтобы было больно, чтобы я почувствовал какую-то боль, агонию или даже гнев, но вместо этого просто оцепенел. Последняя неделя прошла как в тумане. Я записал Летти в список ожидания в дошкольное учреждение на следующий год, каким-то образом добрался до врача на обследование, а затем на тренировку, но все остальное было как в тумане. Сюрреалистично.

— Гейдж! — прикрикнула мама, и я оторвал взгляд от того места, где я пялился на Летти на ее крепости, мои руки обхватили кофейную кружку.

— Что? — спросил я.

Она вздохнула.

— Этот заявитель свободно говорит по-норвежски и имеет отличные рекомендации. — Она перетасовала бумаги на столе во внутреннем дворике. — А еще у нее красивые ноги, — пробормотала она.

— Нет, — автоматически ответил я. — Найди мне кого-нибудь старше шестидесяти. Больные ноги. Чтобы не было ни малейшего шанса, что я когда-нибудь снова влюблюсь в няню.

Она усмехнулась.

— Послушай. Я знаю, ты расстроен из-за отъезда Бейли, но на самом деле…

— На самом деле, что? Я люблю ее, мама. Я люблю ее, а она ушла. Я не расстроен. Я примерно на четыре шага дальше этого.

Она потянулась через стол, чтобы слегка взять меня за запястье.

— Я знаю, и мне очень жаль. Просто у вас двоих были такие разные взгляды на свое будущее.

— Она даже не попыталась. Я понимаю, она не могла отказаться от Парижа. И не виню ее. Я бы не смог уйти из НХЛ…

Я посмотрел туда, куда взбиралась Летти. Она достигла вершины своей крепости, а затем помахала мне рукой, послав воздушный поцелуй. Я поймал его и бросил обратно.

Может быть, этого было достаточно. Может быть, мне и не нужен был хоккей. Как сильно я мог бы нуждаться в этом, если бы знал, что брошу все это, чтобы защитить ее… или вернуть Бейли в свои объятия. Было ли вообще что-нибудь, чего я не сделал бы, чтобы вернуть ее?

— Я скажу одну вещь по этому поводу и ни слова больше, — сказала мама.

Я встретил ее мрачное выражение лица, но промолчал.

— Если ты категорично настроен против того, чтобы иметь еще детей, потому что у тебя есть на то основания…

— Мама, — простонал я, моя голова откинулась на спинку стула.

— О, прекрати. Ее мать — моя лучшая подруга. Ты действительно веришь, что мы говорим не о тебе?

— Отлично, — сказал я с саркастической улыбкой, делая глоток того, что теперь было холодным кофе.

— В любом случае. Если это так, то да, у вас возникла проблема, которая серьезнее, чем ты можешь себе представить и преодолеть. Но если ты делаешь это, потому что думаешь, что она похожа на Хелен — потому что боишься, что Бейли тоже оставит тебя, тогда, мой дорогой… ты ведешь себя как самый настоящий идиот.

Кофе полился у меня из носа.

Черт, это было больно.

Я вытер жидкость с лица, и открыто уставилась на маму.

— Прошу прощения?

— Она не Хелен.

— Я знаю это, — сказал я, проводя руками по волосам. — Ты же не думаешь, что я не хочу еще детей? Я люблю Летти. Она была бы феноменальной старшей сестрой и даже сама мысль о том, чтобы завести еще одну маленькую девочку с улыбкой Бейли… Черт возьми, да, я хочу этого. Но что произойдет, когда она предпочтет искусство нам, как сделала это сейчас? Что произойдет, когда я неизбежно все испорчу, и она уйдет? Неужели она бросит уже нас троих? Или мы ввяжемся в неприятную битву за опеку, где дети никогда не будут чувствовать себя комфортно?