Бернадетт Стрэхн - А счастье пахнет лавандой!
— Пожалуйста, отпусти меня спать. Я больше не хочу здесь жить. — Бинг был измучен вконец. — Я больше не способен разговаривать о Дэне. Я его даже никогда не видел. Сейчас три часа утра! Если ты не дашь мне пойти спать, то, по крайней мере, прояви снисходительность и убей меня выстрелом в упор.
Иви сдалась. Пока она чистила зубы — строжайшая гигиена зубной полости с сегодняшнего дня и до следующей субботы! — она вспомнила, что у нее завтра утренний спектакль в «Привет! Детки!». Но даже мысль о Саймоне не могла омрачить ее настроения.
Дэн думал, что она — прелесть, и только это имело сейчас значение.
Вопрос весьма спорный: мог ли Дэн считать своей прелестью то взъерошенное неумытое существо, которое, наполовину проснувшись и ровно настолько же открыв глаза, плелось на следующее утро к фургончику Саймона.
— Боже, постарайся сдержаться, когда увидишь это лицо, — усмехнулся Саймон.
— И вам доброе утро, сэр.
— Вы не спали всю ночь, милая? Или спали под забором?
— Рули и не болтай. — Несмотря на недосыпание, Иви была слишком счастлива, чтобы любой Мистер Обидчик мог испортить ей настроение.
— Доброе утро, Крампочка! — Крот, заменявший прежнего Крота, всунул голову с переднего сиденья. — Хочешь булочку с беконом?
И тут Иви осознала, что ей в руки сунули самую прекрасную вещь в мире, если не брать в расчет Дэна.
Этого новейшего Крота звали Терри. Он был маленький, квадратный и легкий на подъем. Его можно было по ошибке принять за сантехника, но на самом деле он был талантливым актером. Поначалу Саймон был от него в восторге, но когда до него дошло, что Терри был вдвое лучше его, а выпендривался вдвое меньше, его охватила злость. В результате он стал еще более деспотичен и претенциозен, чем раньше.
— Предпочел бы, чтобы в тебе сидел вегетарианец, — заявил Саймон высокомерно. — Запах убитой свиньи невыносим.
— Я знаю, — посочувствовала ему Иви. — Тебе тоже хочется.
— Нет! — отрезал Саймон. — Меня от него тошнит. Я не потерплю чужую плоть в моем теле.
Иви подумала, что Бингу такой ответ не понравился бы.
— Куда сегодня держим путь?
— А разве есть смысл давать тебе расписание? Сегодня мы ставим нашего политически корректного «Вини-Пуха» в Гайвардс-Хиф. — Он нервно повернулся к Иви: — Ты, случайно, не забыла костюм Пятачка?
— Конечно, нет. — На самом деле она его забыла. И Саймон испортил ее булочку с беконом. Как она его ненавидела!
Бесконечные пробки Саймон воспринимал как личную обиду.
— Алло! Алло! — кричал он раздраженно на всю дорогу. — Театр едет. Или для вас, люди, это ничего не значит?
В ее перегруженной голове, боролись за место две вещи. Одной, естественно, был Дэн. Второй был ее поросячий костюм, оставшийся висеть у нее в шкафу.
— Я посижу сзади, с Терри, — внезапно заявила она.
— Почему? — заинтересовался Саймон.
Не будучи готовой к честному ответу («таким образом я смогу упросить его состряпать мне поросячий костюм из какого-нибудь барахла, что валяется в задней части фургона, и постараюсь избежать смерти, которая мне грозит оттого, что ты будешь меня бить «Полным собранием произведений Шекспира»»), Иви сказала просто:
— Мне так хочется.
— Хорошо. Подожди, пока я смогу остановиться.
— Остановиться? Да вот уже десять минут, как мы стоим без движения. — Иви открыла дверцу и выпрыгнула наружу. Когда она залезла назад и рассказала о своей проблеме Терри, он побледнел.
— Что-нибудь придумаем, — храбро заверил он, отбрасывая крышку плетеной корзины, содержащей мелочи для импровизаций — Посмотри! — Он извлек купальный костюм эпохи королей Эдуардов, сделанный из полосатого материала. Тот состоял из штанишек и маечки. — У поросенка ведь было полосатое тело?
— Да, но размер явно не поросячий, — сказала Иви.
— Сделаем лямочки. — Было ясно, что в кризисной ситуации Терри ведет себя как настоящий мужчина. Еще немного покопавшись, он извлек купальную шапочку и резиновые перчатки и торжественно потряс ими над головой.
— Извини. Это никак не подходит, — нахмурилась Иви.
— Мы срежем кончики пальцев, затем засунем перчатки в шапочку, и они будут совсем как поросячьи ушки! — Терри даже развеселился.
Но с Иви этого не произошло. Она уже пожалела, что впутала его в это дело.
— Не думаю, что из всего этого что-нибудь получится. Я буду глупо выглядеть. Может, просто сказать Саймону, что я забыла костюм?
Именно в этот момент Саймон проревел из окна:
— Эй вы, бездушные твари, двигайтесь же, в конце-то концов! Дайте дорогу артистам! Нет больше сил это выносить!
Иви схватилась за резиновую шапочку.
— И покрасим тебя в розовый цвет! — произнес торжественно Терри.
Нам всем известно, что Пух маленький и круглый, что Тигр большой и гибкий. Несмотря на это шестифутовый Саймон играл Пуха, а маленький, круглый Терри — Тигра. А все из-за того, что у Пуха было больше слов.
А что это были за слова! Программа «Детки! Привет!» видела проявление политкорректности в том, что Пуха никто не должен дразнить, хоть он и ест много меда.
Дразнить Пуха — предрассудок. Дом Пуха уже не располагался под корнями большого дуба. Он был устроен над уборочной машиной. Программа «Детки! Привет!» воспитывала урбанизированных детей — в этом был ее ужас. Тигр произносил длинную речь о зверском истреблении тигров и животных других видов, подвергающихся смертельной опасности. Не очень-то заботясь о настроении шестилеток, им тут же демонстрировали фотографии умерших зверей. Неудивительно, что следовавшая за этим веселая песенка Тигра обычно шла под аккомпанемент рыданий бедных деток.
Пятачок, что и говорить, казался феминизированной лесбиянкой. Вместо того чтобы бегать, пританцовывая, по всему лесу, он распространялся по поводу женской независимости и настаивал на том, что каждая женщина имеет право родить ребенка.
Когда они, наконец, прибыли в школу, на переодевание осталось всего несколько минут. Саймон быстро застегнул молнию на своем желтом меховом облачении и со своим монологом рванулся на сцену.
Терри натянул свою резиновую маску. На превращение Иви в Пятачка у них оставалось всего четыре минуты.
Краска попадала в глаза. Голова чесалась: резиновая шапочка оказалась какого-то детского размера и налезла с трудом.
— Твои ноги я тоже раскрашу. Для реалистичности, — сказал преисполненный энтузиазма Терри, присаживаясь на корточки.
— Реалистичности? — изумилась Иви. Купальник эпохи Эдуардов стянули ремешком, но все же он висел складками. Со сцены раздался сигнал, и она побежала.
