Джилли Купер - Октавия
— Она что, обязательно должна находиться здесь? — продолжала я. — Я полагала, что присутствие женщины-полицейского лишь практикуется при общении с арестованной. И нельзя ли выключить этот проклятый магнитофон?
Я представила, как они проигрывают кассету друг другу, лежа в постели, попивая «Чарльз Хейдсик» и хохоча до упаду. Гарэт потянулся и выключил его. А потом сказал: «Аннабел, детка, пойди принеси нам кофе и проверь, удалось ли Ксандру благополучно сесть в такси».
Она улыбнулась и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я с отвращением констатировала, что на ее черном костюме не было ни единой морщины.
С минуту побарабанив пальцами по столу, Гарэт произнес:
— Последние три года твое роскошное существование целиком обеспечивала компания. Если даже исключить ваши совместные с Ксандром увеселения, за тобой остается около шести тысяч фунтов. Я хочу, чтобы к концу месяца ты освободила эту квартиру, и завтра же отдала ключи от машины, принадлежащей компании. А вот это — твои неоплаченные счета за последний квартал, в том числе 425 фунтов за телефон — они оказались в столе Массингэма. Я хочу, чтобы ты их оплатила. Срок истекает. А долг компании должен быть возмещен в ближайшее время.
Похолодев, я готова была расплакаться, но сдержалась, впившись ногтями в ладони.
Гарэт обошел вокруг стола и навис надо мной. Я невольно подняла глаза. Его взгляд был таким твердым, а глаза такими черными, как уголь, который его предки добывали из шахт. Я прочла в них лишь ненависть и абсолютное презрение, как будто он, наконец, отомстил за все содеянное мной: за разбитую жизнь Кэти и Тода, за попытку разбить жизнь Гасси и Джереми.
— Сейчас ты обыкновенная тунеядка, — беззлобно сказал он, — а я собираюсь заставить тебя работать, красавица. Никакой больше жизни за счет чужих денег и мужчин тоже. Кончен бал. Ты будешь работать и честно зарабатывать, как все остапьные.
Я не могла даже отвести взгляд. Я сидела, загипнотизированная, как кролик светом фар.
— Как твой кредитор, — продолжал он, — я бы хотел знать, когда ты собираешься погасить долги.
— На следующей неделе, — прошептала я.
— А каким образом?
— Я продам акции.
Он сочувственно посмотрел на меня.
— Неужели твоя глупая голова не понимает, что за «Сифорд-Бреннан» сейчас не дадут ни гроша? Мы навели справки и в «Инлэнд Ревенб». Ты прилично задолжала и этой компании.
Замаячила долговая тюрьма. Я схватилась кончиками пальцев за край стола. И тут меня прорвало.
— Проклятый выскочка, — тихо начала я, — ты, чопорный толстый уэльский блюститель нравов, заявился сюда и изображаешь из себя Бога. Но тебе до Бога далеко. Ты просто задира и головорез. Все здесь просто уйдут в отставку, если ты станешь их унижать. Посмотришь! И тогда ты будешь выглядеть чертовски глупо со своими торжественными заявлениями о том, что по мановению волшебной палочки превратишь нас в чудо века. Я ненавижу тебя, ненавижу! — Я уже почти перешла на крик. — Войти сюда строем, оскорбить Ксандра и Томми Ллойда с одобрения этого жирного растрепы Рики!
Я замолчана. К горлу подступил комок.
Тут неожиданно что-то на мне щелкнуло. Это была бретелька от лифчика. Какой ужас! Я почувствована, как часть меня вырвалась на свободу.
Гарэт посмотрел с недоумением, потом разразился смехом.
— По тебе плачет сцена, Октавия. Почему бы тебе не заглянуть на Биллингсгейт[7]? Я уверен, что они бы с радостью взяли тебя на роль торговки рыбой.
— Не издевайся надо мной! — закричала я, нащупала позади себя пепельницу из граненого стекла и уже готова была запустить ему в голову, как он схватил меня за руку.
— Не делай глупостей, — резко сказал он. — Не хочешь же ты отвечать еще и за оскорбление действием? Ну-ка брось это, брось!
Я разжала пальцы. Пепельница с глухим стуком упала на ковер.
Дико дрожа, я тяжело опустилась на стул.
Гарэт протянул мне сигарету и дал прикурить.
— Я расплачусь, — бормотала я, скрежеща зубами. — Если я поработаю фотомоделью, я смогу рассчитаться за шесть месяцев.
— Времена изменились, красавица. Не так просто заработать и десять тысяч долларов в год. Работа не валяется. И тебе уже двадцать шесть, а не семнадцать, и это заметно. Кроме того, ты не настолько дисциплинированна, чтобы выдержать целый день, работая фотомоделью. Да и вряд ли тебе будет полезно смотреть час за часом в камеру. Станешь еще более самовлюбленной. Ради Бога, займись таким делом, где сможешь использовать свои мозги.
Мои мысли закрутились, как паук в наполненной водой ванне, в поисках достаточно сокрушительного ответа. Меня спасло появление царицы бала — вошла приторно-сладкая миссис Смит с тремя чашками кофе. Она поставила одну мне.
— Я не хочу, — холодно сказала я.
— Не будь ребенком! — произнес Гарэт. — Если ты позвонишь Аннабел, она поможет тебе найти работу и подыскать жилье.
Я вскочила на ноги.
— Вот уж к кому я обращусь в последнюю очередь! — надменно сказала я, собираясь удалиться.
Но не так-то просто достойно уйти всего лишь с одной бретелькой, да еще, когда надо перешагнуть через портфель, специально поставленный миссис Смит на дороге.
— Я думаю, что у Аннабел найдется в сумочке английская булавка, если ты ее хорошенько попросишь, — заметил Гарэт.
Я всхлипнула и выскочила из комнаты.
Глава шестнадцатая
Начиная с этого момента мною овладела слепая ярость. Для меня существовало только одно — отдать долги «Сифорд-Бреннан» и доказать этой пронырливой лисе — миссис Смит и Гарэту, что я вполне способна найти работу и сама позаботиться о себе.
На следующий день я продала все свои украшения. Почти все они, кроме жемчуга, доставшегося мне от бабушки, были подарены мне моими приятелями, которые оказались очень щедрыми. Я получила за все девять тысяч фунтов. По словам ювелира, времена пошли не те, но я, по крайней мере, могла хоть чуть-чуть успокоить налоговую инспекцию, а также заплатить за телефон и услуги по дому. Приглашенная мной оценщица из дорогого комиссионного магазина купила почти весь мой гардероб за шестьсот фунтов, хотя мне это обошлось раз в десять дороже. Когда она копалась в моих вещах, я почувствовала себя так, как будто с меня сдирали кожу и при этом еще посыпали солью. Я оставила себе несколько самых любимых платьев. Кроме кое-какой мебели, картины Котмана, подаренной мне Ксандром в день, когда мне исполнилось двадцать один год, и картины с изображением райского сада над моей кроватью, все принадлежало компании.
Вечером позвонил Ксандр.
— Дорогая, как ты там? Я собирался позвонить тебе еще вчера, но умирал от простуды, а сегодня не было ни минуты свободного времени. Как прошла твоя беседа с Гарэтом?
