Инна Туголукова - Всем сестрам по серьгам
И назвала цены неправдоподобно низкие — для ветеранов.
На что уж купилась Надежда Никитична — неизвестно. На халяву ли, как считали Николай Иванович с Андреем, или на то, что нужные недорогие продукты доставят прямо на дом, но только калитку она открыла и впустила женщину в дом. Составив внушительный список заказанных продуктов и пообещав доставить их ровно в шесть часов вечера, гостья выставила на стол из объемистой сумки две трехлитровые банки с густым темно-коричневым содержимым.
— А пока купите медок, чтоб обратно не тащить. Вот все, что осталось. Соседи ваши шесть банок у меня взяли. Попробуйте, какой вкусный! Гречишный.
Надежда Никитична послушно лизнула тягучую липкую жидкость из серой, видавшей виды крышки и выложила на стол восемьсот рублей.
И только проводив до калитки велеречивую гостью и глядя в ее удаляющуюся спину, будто прозрела, недоумевая, зачем купила шесть литров нелюбимого меда, который и медом-то никогда не был, в лучшем случае патокой, и понимая прекрасно, что ни дешевых ветеранских продуктов, ни их лживую распространительницу не увидит больше никогда в жизни, как своих ушей без зеркала.
— Будто гипноз какой на меня напустила, — смущенно оправдывалась она потом перед близкими. — А как ушла, словно пелена с глаз спала. Смотрю ей вслед и думаю: «Вот зараза!» Но не бежать же следом!
— Если они используют гипноз, — предостерегла Надежда Никитична, — с ними и по телефону-то говорить опасно.
— Не надо ни с кем говорить! — возвысил голос Андрей. — Неужели непонятно?! Сняла трубку, услышала, кто звонит, и тут же отключилась. Ясно?
Алена охнула и откинулась на спинку стула, прижав руку внизу живота.
— Что с тобой? — испугалась Надежда Никитична. — Тебе плохо?
— Наверное, я перенервничала. Весь день сегодня какие-то неприятные ощущения. И мне кажется, они усиливаются.
— Да у тебя схватки! — всполошилась Надежда Никитична.
— Нет! — улыбнулась Алена. — Врач сказала, еще дней десять как минимум.
— Эта шарлатанка?
— Нормальная врач, из женской консультации. Я вчера была на приеме.
— Много они понимают. Давай время заметим. Если через двадцать минут повторится — точно схватки.
— А если через тридцать или пятнадцать? — саркастически поинтересовался Андрей. — Надо ехать в больницу, а не гадать на кофейной гуще.
— Правильно, Андрюша! — с чувством согласилась Надежда Никитична. — Ехать, и немедленно! Вези ее в роддом.
— Я?! — опешил Андрей.
— А кто же? — удивилась Надежда Никитична. — Папа римский? Ты отец, ты и вези…
Боль нарастала, сгибала клюкой и теперь уже не оставляла сомнений, что это действительно схватки.
В роддоме кричала какая-то женщина, протяжно выла, как дикий раненый зверь. И от этого жуткого воя было так страшно, что подгибались колени.
— Андрей! Не уходи, Андрей! — отчаянно цеплялась за него перепуганная Алена.
И он, растерянный и потрясенный, сжимал ее дрожащие ледяные пальцы. И потемневшие от ужаса и боли глаза казались огромными на побледневшем ее лице.
Около полуночи Алена родила девочку. Андрей узнал об этом от толстой усатой медсестры.
— Просыпайся, папаша! — бесцеремонно растолкала она его. — Дочка у тебя родилась! Ну чего глядишь как баран на новые ворота? Беги домой, выпей за ее здоровье…
22
— Мими, посмотри за Анькой, а я открою. — Звонок звенел не переставая, и Алена поспешила в прихожую. — Иду, иду! Кто там такой нетерпеливый?
Фунтик тоже пару раз тявкнул, но без особого рвения, вяло продемонстрировав, что службу знает и несет исправно.
Алена открыла дверь и застыла — на пороге стояла Наталья.
— Илья Ефимович Репин. «Не ждали», — усмехнулась та. — Дашь войти или будем на лестнице загорать?
— Извини, — посторонилась Алена. — Замерзла? Нос красный. Раздевайся, я тебя чаем горячим напою с малиновым вареньем.
— Лучше дай пожрать чего-нибудь.
— Ой, — огорчилась Алена, — мы сегодня с Анькой полдня в поликлинике проторчали, ничего не готовили. Мими в школе пообедала, у Аньки своя еда, а я за одной подъела, с другой чайку попила — в общем, акридами и мокрицами. Сейчас я что-нибудь придумаю.
— Ладно, — отмахнулась Наталья, — давай чаю. Замерзла я как собака. Мать придет — поужинаем. А твою стряпню все равно есть нельзя. Разве что под угрозой смерти. Да и то неизвестно еще, что предпочтешь.
Из комнаты вышла недовольная Фиса, кончик ее поднятого трубой хвоста нервно подрагивал. За ней, повизгивая от удовольствия, топала годовалая Анька, безуспешно пытаясь этот самый хвост поймать.
— Какие люди! Ни фига себе время идет! — дурашливо подбоченилась Наталья. — Я-то думала, дите пузыри пускает, а она уже за кошками гоняется!
Анька шлепнулась на пол и заорала басом.
— Мими! — позвала Алена, ставя ее на ноги. — Иди сюда! Мама пришла…
— Привет! — Мими, красная как рак, вышла в коридор, глянула на Наталью и тут же отвела глаза.
— О, здорово! — весело откликнулась та, не сделав даже попытки приласкать дочь. — Ну ты и вымахала! Как дела в школе?
— Нормально.
— Ну и молодец!
— Вы поиграйте, — сказала Алена. — А мы пока чайку попьем. А хочешь, пойдем с нами на кухню.
— Нет! — сделала большие глаза Мими. — Мы лучше поиграем…
— Это что за бурда? — поморщилась Наталья. — Я пакетированный чай не пью.
— Это зеленый. Очень хороший, баночный. «Китайский лимонник» называется. Понюхай, как пахнет.
— Ладно, наливай, — разрешила Наталья. — И хлеба мне белого отрежь. Хлеб-то есть, я надеюсь? — Она спрятала озябшие руки под мышки и огляделась на кухне. — Ты смотри-ка! Стиральную машину прикупили. Холодильник поменяли! Разбогатели, что ли? — Она открыла дверцу новенького «Стинола». — Ё-моё! А на жратву что, денег не хватило? Пусто, как на Северном полюсе, и так же темно.
— Да я сама не знаю, как так получилось. Лампочка давно перегорела, а заменить все руки не доходят. А продукты мы с мамой обычно в выходные закупаем на всю неделю. А сегодня пятница…
— А по пятницам у вас разгрузочный день? Сами не жрете и детей не кормите?
Алена сдержалась, молча накрыла на стол.
— А на работу ты выходить не собираешься? — осведомилась Наталья.
— Пока не собираюсь.
— Что так? Отдай девчонку в ясли и иди работай. Чего ж у матери на шее-то сидеть?
— Мы не сидим у мамы на шее. Нам помогает Анькин отец. Он хочет, чтобы хотя бы до трех лет она побыла дома.
— Иди ты! — изумилась Наталья. — Так он что же, признал ребенка?
