Развод. Да пошёл ты! (СИ) - Ясенева Софа

Часы тикают, стрелки медленно подбираются к шести. Вик так и не появляется. Телефон лежит рядом на диване, но сообщений нет. На звонки он тоже не отвечает. Мысли начинают ползти в самых тревожных направлениях: где он? Всё ли в порядке? Может, снова столкнулся с Женей? Или… нет, не хочу даже думать о худшем. Я украдкой поглядываю на Машу, а она всё чаще заглядывает мне в глаза, словно пытается понять, стоит ли волноваться.

— Папа скоро придёт? — спрашивает тихо, прижимаясь ко мне.

— Думаю, да, — улыбаюсь ей, хотя внутри уже клубком свернулась тревога. Она тянет вниз, давит, мешает дышать.

— Ладно… Давай тогда приготовим салатик?

На кухне становится теплее и уютнее от запахов. Мы с Машей вместе шинкуем овощи, она старательно перемешивает ложкой, изредка пробуя и хихикая. А я думаю: только бы он пришёл скорее, только бы всё было в порядке. К моменту, когда на столе уже стоит суп, пара салатов и запечённая курица, внутри всё сжимается сильнее. Сообщений уже больше десяти, но ответа нет.

Дверь наконец открывается с тихим щелчком замка. Мы с Машей почти бегом выходим в прихожую.

— Вик! — восклицаю я и тут же замираю. — Что у тебя с лицом?

— Бандитская пуля, — усмехается он. — Ничего страшного.

— Только не говори, что подрался с Женей, — подхожу ближе, осторожно поворачиваю его голову, чтобы разглядеть синяк на скуле.

— Объяснил ему, как не стоит поступать.

— А если он снова придумает что-то? Я хочу закрыть эту страницу, а не устраивать бесконечные разборки.

— Это вряд ли. Но есть у меня ещё один способ помочь ему сфокусироваться на своей жизни.

— Ты же не собираешься опять идти к нему? — в голосе моём тревога.

— Нет, на этот счёт можешь не переживать. Я понял, что с ним бесполезно разговаривать. Там вата в голове, — Вик морщится.

— Сильно больно? — я невольно касаюсь его щеки.

— Переживу, — его голос теплеет. — Ты же меня вылечишь?

— Да, сейчас принесу мазь.

— Я немного о другом лечении думаю, — он резко обнимает меня, прижимая к себе. Я чувствую его тепло, его запах, и сердце начинает биться чаще.

— Ты с ума сошёл? Маша же…

— Пап, а ты с Сашей целуешься? — с детской непосредственностью вовсю разглядывает нас и делает свои выводы.

— Конечно, — без тени смущения отвечает Вик.

— Значит, Саша — твоя жена?

— Пока нет, но я над этим работаю, — он разворачивает меня к себе спиной, обнимает и шепчет на ухо: — Была бы возможность, ты бы уже была Демидовой. Александра Демидова…

От этих слов меня окутывает тепло, всё внутри искрится. В голове мелькают образы: наша свадьба, мы втроём на отдыхе, утренний кофе в его рубашке… И тут же — страх. Смогу ли я быть хорошей женой для него, мамой для Маши? А вдруг он передумает? Эти мысли роятся, как пчёлы, но сквозь них всё равно пробивается тихое, сладкое чувство — я хочу этого.

А потом Маша задаёт свой прямой вопрос:

— Саша, а когда ты будешь папиной женой, станешь моей мамой?

И мне становится слишком. И от почти предложения Вика, и от того, что этот маленький человечек уже видит во мне маму.

Я так растрогана их словами, что не могу сдержать слёз. Горло предательски сжимает, и я даже не пытаюсь их вытереть — пусть текут, сейчас это не слабость, а счастье.

— Эй, всё хорошо, только не плачь, — мягко говорит Вик, чуть наклоняясь ко мне, будто хочет заглянуть прямо в глаза. Его ладонь тёплой, уверенным движением ложится мне на плечо.

— Это от неожиданности, — улыбаюсь сквозь слёзы. — Не думала, что мне будет так хорошо.

— А впереди только лучше, — подмигивает он, легко, почти играючи, подсаживая Машу на шею.

Та заливисто смеётся, обхватывает его за голову маленькими ручками, довольная, что и ей перепал кусочек внимания.

***

Я всё-таки подала в суд, чтобы нас с Женей могли развести. Каждый раз, когда подписываю очередную бумагу или ставлю подпись в зале суда, делаю это с замиранием сердца. Ситуация крайне неприятная: он упорно не хочет идти навстречу, словно наслаждается каждой моей вынужденной явкой, и всячески затягивает процесс, подавая то ходатайства, то какие-то жалобы. Иногда мне кажется, что он просто пытается вымотать меня до предела.

Вик же, в противовес мне, спокоен, сидит рядом в зале с видом человека, которому известно что-то, чего не знаю я. И уверяет тихо, в перерывах между заседаниями, что скоро ему станет не до нас, и в его голосе есть уверенность, от которой мне становится чуть легче.

И правда, где-то неделю спустя, в один из вечеров, когда я уже почти забыла про его слова, Женя звонит мне и орёт не своим голосом:

— Это всё ты! Гадина такая! Натравила своего цербера на меня! Как я теперь буду жить?

51 Саша

Я совершенно не понимаю, о чём идёт речь, потому что о том, чтобы что-то сделать с Женей, у нас не было совершенно никаких разговоров. Наоборот, между заседаниями Вик старается отвлекать меня от происходящего, чтобы я не уходила в себя. Он придумывает маленькие сюрпризы — то пригласит на обед в новое кафе, то затащит на вечернюю прогулку вдоль реки, держит за руку, рассказывает смешные истории, словно нарочно создаёт вокруг меня кокон из спокойствия и тепла. И сейчас, слушая его ровный голос, я чувствую, что нахожусь на другой планете по сравнению с тем миром, в котором барахтается Женя.

С момента подачи заявления прошло полтора месяца, и мы ходим в суд, как на работу. Уже узнаём в лицо всех секретарей, даже вахтёрша приветствует нас чуть ли не по имени. Поэтому я с энтузиазмом принимаю все попытки Вика сблизить нас троих, его, меня и Машу, а вот Женю оставить вне поля зрения. Для меня это как маленькая психологическая победа: я наконец могу отделять свою жизнь от того хаоса, который он создаёт.

Сначала он был не в себе от ярости, когда узнал, что салон на самом деле не мой. Я тогда буквально видела, как у него в глазах полыхнул огонь, как напряглись мышцы на лице и побелели костяшки пальцев. В этот момент мне даже стало страшно за себя, потому что именно это больше всего не давало покоя Баренцеву и стало триггером к тому, чтобы пойти в суд.

Он кричал, что оставит меня без копейки, что я буду должна платить ему алименты и прочую чушь, на которую мы с Виком только улыбались. Мне казалось, что эти слова — просто бессильная попытка напугать. Ведь было понятно, что с меня взять абсолютно нечего, и Женя даже мог остаться в накладе, раздели судья мои кредиты и на него тоже. Но даже эта очевидность его не останавливала — он был слишком поглощён идеей «победить» меня любой ценой.

Теперь же, слушая его крики, я непонимающе поворачиваюсь к Вику. Чувствую, как у меня слегка холодеют пальцы, и машинально сжимаю подлокотник стула, чтобы не выдать раздражения.

— Что ты ему сделал, — шепчу так, чтобы не было слышно Баренцеву.

— Всего лишь принял решение уволить сотрудника, компетенции которого не соответствуют занимаемой должности, — плутовато улыбаясь, подмигивает мне. Его голос звучит легко, будто речь идёт о том, что он просто заказал другой десерт в ресторане, а не разрушил карьеру человека.

— Жень, давай с конструктивом. Я сейчас плохо понимаю, о чём речь.

— Меня уволили! Лишили заработка! У меня беременная женщина, на что я буду нас содержать? — продолжает истерично вопить. Его голос сорван, в нём слышится смесь обиды, злости и отчаяния.

— Ты можешь устроиться в другое место, в чём проблема?

— Если бы я мог, я бы так и сделал. Но твой Виктор перекрыл мне полностью кислород. Меня. Никуда. Не. Берут.

— Оу. А при чём тут я? — я искренне удивляюсь, хотя внутри начинает зарождаться подозрение, что Вик всё же приложил руку.

— Повлияй на него.

— Какой мне интерес, Жень? Я в твою жизнь вмешиваться не хочу.

И это правда. Но кто бы дал мне такую возможность, так ведь? Женя явно уверен, что всё вращается вокруг него, и даже в этот момент он продолжает мыслить категориями «она должна».