Не прощай мне измену (СИ) - Май Анна

Мы с ней примерно одного возраста. На велкам пати, когда все представлялись, эта яркая, питающая просто патологическую любовь к оранжевому цвету, птица подчеркнула, что она не связана условностями в виде брака и постоянной занятости, и давно уже летит туда, куда её тянет творческая натура. Кто ж знал, что у этой лёгкости такая тяжёлая история.

Не обращая внимания на мои неопределённые пассы рукой — ответ ей как будто уже ясен, — она подаётся вперёд и пальцами вытягивает спрятанный под платьем кулон. Рассматривает его с интересом, но во взгляде еле уловимый оттенок брезгливости. Вздыхает.

— Не ведись на все эти… извинения, — последнее слово выплёвывает с таким отвращением, что даже меня передёргивает. — Это всё шелуха, попытки заткнуть рот, купить прощение…

Голос Томочки сипнет. Она мочит губы в коньяке, а я отшатываюсь, забирая своё деревце из её руки, чтобы оно не “обиделось”. Несколько раз открываю рот, хватая воздух, чтобы сказать, что это другое, совсем не откуп. Хочу спорить, как Тома и предупреждала.

Тим поставил в мой планшет программу для видеонаблюдения, и теперь в любой момент можно увидеть, что происходит на стройке. Вчера рабочие стелили газон и бесились, как дети малые, поливая друг друга из шланга, а в водной взвеси светилась радуга. Бетонное кольцо с костром начали обкладывать диким камнем, по периметру будут сиденья с подушками для наших тёплых посиделок. И мысль, что через месяц с я будут там с ними, греет больше всех остальных перспектив.

— У тебя охрененно красивый мужик, яркий, умный, заботливый, плюс обалденный любовник — продолжает Тома. Не сразу понимаю, что речь не о Тиме. — Ты уверена, что больше такого не встретишь, не говоря уже о… любви, — делает приличный глоток коньяка и морщится то ли от крепости, то ли от своих слов. — Ты прощаешь, но думаешь: пусть это ему стоит так дорого, чтобы больше не захотелось.

Ещё глоток.

— Но в следующий раз… — пауза, тыкает пальцем в кулон, — Это же первый… подарок, да? — снова, не дожидаясь ответа, продолжает, — в следующий раз он уже знает цену вопроса, понимаешь? И когда тебе презентуют машину, вместо того, чтобы радоваться, с ужасом представляешь, что же он там такого глобального натворил.

Зажимаю кулон в кулак. Хочется отгородиться, потому что это совсем не наша история. Ведь правда.

Оставляя спиртное нетронутым, поднимаюсь, включаю электрический чайник, раскладываю в две чашки фильтры и насыпаю молотый кофе.

— Со временем, — судорожно вздыхает, в голосе слезы, — прощение дешевеет. И ты вместе с ним… — горько всхлипывает, погружаясь в воспоминания. — Каждый раз вы всё дальше и дальше, хотя он приезжает с работы домой, ест твой ужин и ложится в вашу постель. А потом в один день вы проснётесь чужими…

Тоже всхлипываю и, не выдержав, обхожу кресло сзади и обнимаю Томочку за шею. Она гладит мои руки, плачет и просит:

— Не прощай его Сима, разбитую чашку не склеить. Спасайся, пока не поздно. Пока не перестала уважать себя, пока не сожрали боль и одиночество, пока помнишь хотя бы хоть что-то хорошее из вашей жизни. Не будь такой дурой, как я.

Это не пьяные слёзы — коньяка в бокале было не больше, чем на палец. Это боль преданной женщины, которая поднимает во мне всё самое тёмное, что я пережила весной. И мысль о разбитой чашке острой стрелой поражает именно ту точку на груди, где в броне не хватает чешуйки.

Закипает чайник, в несколько приемов наливаю кипяток, заваривая напиток по правилам. Томочка извиняется за излишнюю откровенность, и дальше мы просто пьём кофе. Самый горький во всём Берлине.

Прошло уже несколько дней. Разговор немного сгладился в памяти, но сочувствие во взгляде подруги делает горьким вкус блинчика с вишней и творогом.

А что, если правда не склеить?

Глава 52

Сомнения — страшная штука. Как акварельные капли в стакане чистой воды, они тихо расползаются, пока не окрасят весь объём, медленно отравляя всё, чего коснутся. Появляясь лишь изредка поначалу, они множатся и в итоге сопровождают тебя везде.

Сначала ты отводишь глаза, не выдерживая прямой взгляд близкого человека. Потом ты вдруг очень-очень занята, когда он хочет набрать тебя вечером, чтобы узнать твои новости и поделиться своими. Всё меньше сообщений, их содержание всё проще. И вот вы уже молчите два дня. Что дальше?

Уезжая от Тима, я твёрдо стояла на ногах и знала, куда идти, а теперь не просто боюсь сделать следующий шаг, я как будто отступаю. Меня раз за разом отбрасывает в мысленный лабиринт, по которому я часами брожу в поисках ответа на вопрос, как я могу быть уверена, что это предательство не повторится.

И если бы не моя утренняя медитация в виде подключения к камерам на доме, если бы не открытый взгляд Тима, лучащийся всеми чувствами, что он испытывает ко мне, если бы ни слова, которые он сейчас говорит за двоих, я бы окончательно потерялась. Пересматриваю записанные Тимом видео, несмотря на то, что оригинал для меня доступен в любое время суток, но… так безопаснее. Так можно смотреть ему в глаза, и он не прочтёт в них весь ужас сомнений. Держусь за бархатный, низкий голос, как за спасательный круг.

Скучаю и отталкиваю, отталкиваю и скучаю. Украла его толстовку и сплю с ней в обнимку. Запаха солнца почти не осталось, но воображение услужливо подкручивает регулятор интенсивности, и я словно снова стою в аэропорту, уткнувшись носом в шею мужа. Мужа. Мы так и не сняли обручальные кольца, Тим даже на стройке копается в нём. Сегодня вот ставил качели…

Казалось бы, что тебе ещё надо, Сима? Переверни страницу, живи дальше, ты же любишь? Любишь. А любовь всё победит. Или нет? Чёртовы сомнения!

Забыться в делах не выходит. Неуверенность вконец одолела. Уже трудно выбрать даже лучшие кадры из серии фото. Лада бурчит. Мы особо ничего не обсуждали, только её рентгеновское зрение не обмануть. Предлагает поговорить с Тимом, но что я спрошу? Ты же не предашь больше? Конечно, он скажет "нет". Сам сейчас так думает. А через следующие семь лет? Сколько разбитых чашек может пережить человеческое сердце?

Сижу на том же газоне около студенческого кафе с вайфаем. Провела ещё один неловкий сеанс общения с Тимом, после которого меня одолевает чувство вины. Не договаривать — это ведь тоже ложь. Он чувствует, но молчит — даёт мне время, как просила. Че-е-е-ерт…

— Ты снова печальна, gatto rosa, — плюхается рядом Марко.

Кстати, не такая уж и я rosa теперь. Скоро совсем состригу своё малиновое безумие и стану обычной скучной Симой.

— Уравновешиваю баланс жизнерадостности в природе, — намекаю на него и в награду за улыбку принимаю закрытый стаканчик с лимонадом. Виноград с имбирем взрываются вкусовой бомбой на языке. Вот же извращенец, но как вкусно! Довольно постанывая, тяну через соломинку.

Марко суёт нос в мой планшет, над которым порхает стилус, добавляя штрихи к мужской фигуре. Широкоплечий, смуглый брюнет в одних джинсах. Босой. Плоский живот, ярко выраженные косые, чистый секс. Именно в таком виде Тим с рабочими монтировал сиденье на качелях. Неуёмный художник одобряюще мычит, а потом принимается указывать на косяки в перспективе.

Закончив эскиз, нервно стираю всё подчистую. Тяжко вздыхаю.

— Марко, как будет по-итальянски “Разбитую чашку не склеить”?

— А зачем тебе клеить разбитую чашку, gatto rosa? — недоумевает художник.

— Чтобы склеить жизнь, — без надежды на понимание отвечаю я.

— Склеить жизнь? — почёсывает непослушные вихры, сдвигая набок бейсболку.

— Ага. Русские говорят “Разбитую чашку не склеить”, когда сделано много ошибок в отношениях между тобой и… очень близким человеком. Они как разбитая чашка — даже если склеить, всё равно годными не будут.

Марко некоторое время щурится в пространство, переваривая сказанное, а потом выдаёт:

— Кажется, понял. Русские ошибаются. Пошли, — в своей обычной манере тащит к корпусу, где сосредоточены мастерские.

Я здесь ещё не была, хотя большинство арт-объектов студенты ваяют именно в этом здании. Проходя мимо просторных кабинетов, улавливаю запах сварки, краски и растворителя, звуки электропилы, постукивания, позвякивания, смех, разговоры… В конце коридора Марко тормозит перед дверью, на которой наклеен плакат с заголовком из трёх японских иероглифов, расписанием мастер-классов и изображением причудливой конструкции из разнотипного фарфора с золотыми прожилками.