Не прощай мне измену (СИ) - Май Анна
— Скучаю, как же я по тебе скучаю, — повторяет Тим, опускаясь, чтобы расстегнуть босоножки. Его дыхание лёгким мотыльком порхает по бёдрам, вызывая желание сжать колени. Сняв с меня обувь, выпрямляется и, глядя в глаза, вытягивает футболку из джинсов. Рывок — бляха со звяканьем падает на пол вместе с ремнём. Потом идёт очередь смартов — расстёгивает и кладёт на тумбу в прихожей. У них неудачная конструкция — царапают кожу при прикосновениях, поэтому он всегда их снимал, перед тем как…
Не получается и не хочется думать о том, насколько всё сложно между нами. К чёрту завтра с его самолётом и вчера с его ошибками! Можно хотя бы немного побыть в нашем горячем сегодня? Мягко веду по рельефному прессу, бокам и груди, собирая гармошкой футболку. Задерживаюсь там, где сердце частит ударами. Оно скоро узнает, что моё тоже не отстаёт, нужно просто теснее прижаться.
Тим, не теряя зрительного контакта, поднимает руки вверх, и футболка летит в сторону. Ещё одно движение плечами и сарафан падает вниз. Наша кожа раскалена. Мне душно и жарко, хотя из одежды осталось лишь крошечное бельё. Стараемся отдышаться, но только распаляем друг друга всё больше. Словно внутри меха, раздувающие огонь, в котором оба сгорим, чтобы вновь возродиться из пепла. А если нет… То, наверное, это будет самый лучший конец из возможных.
Тим подхватывает меня под бёдра и несёт на диван, опуская на мягкое сиденье. Дёргает скрытый рычаг, превращая диван в большую кровать, и я нервно хихикаю, скатываясь на середину. Мотыльки возвращаются, нежными крыльями щекоча ключицы и шею, грудь и кожу вокруг пупка. Чётко по маршруту моего удовольствия, добросовестно задерживаясь на каждой остановке. Чувствую, как оживают и наполняются светом иссохшие тонкие нити, что связывали нас прежде. Хочется жадно брать и отдавать ещё больше.
Переворот и теперь я сверху. Тим сорванно дышит и откровенно любуется из-под полуприкрытых ресниц. По коже проносятся мелкие волны мурашек, переходя с меня на него. Под моими ладонями он стальной, обжигающий, сильный. Вспоминаю и узнаю заново. Наши тела дрожат в желании стать одним целым, и когда это происходит, просто темнеет в глазах. Он старается двигаться медленно, нежно, но неодолимо срывается в жёсткий темп. Такой, как мне нужно.
Я снова шепчу:
— Быстрее, пожалуйста… — Тим стонет и разгоняется с наслаждением, до синяков сжимая мои бёдра. Сейчас мы оба взлетим, чтобы взорваться бессчётным множеством ярких звёзд в том самом чернильном небе.
— Сим-Сим, просыпайся, опоздаем в аэропорт, — ласковые пальцы на щеке.
Рывком поднимаюсь, оглядывая себя и комнату. Я мокрая, в спальной футболке. Диван подо мной не разложен, босоножки валяются тут на полу, а рядом на кресле — сарафан. Прислушиваюсь к внутренним ощущениям, но не чувствую ничего, кроме тянущей боли от сайклинга. Кажется, он был, как минимум век назад, а мышцы до сих пор помнят.
Че-е-ерт, это что, был сон? Резко краснею до состояния свёклы.
— Опять снятся кошмары, да? — Тим заглядывает в глаза, а бормочу под нос “что-то типа того” и суетливо пытаюсь выбраться из покрывала, которое обмоталось вокруг ног, талии и даже шеи. Не упасть бы.
— У тебя сплит сломался, ночью была духота, а это недопроветривание, — презрительный жест в сторону маленьких щёлочек — так максимально открываются окна панорамной стены, — совсем не справляется.
Это сплиту я обязана горячей ночкой?
— Который час? — безжалостно тру глаза.
— Успеем позавтракать, — вытаскивает из пакета заварные колечки с рыбой, индейкой и ветчиной, украшенные томатами и листиками салата. Это из моей любимой кондитерской, маленькое отделение которой есть здесь на первом этаже.
— Ты не спал? — у него белки глаз красные.
— Нет, не получилось… — наливает мне чай, а себе крепкий, практически чёрный кофе без сливок.
Сбегаю в душ — привести в порядок Симу и мысли. Сон был настолько реальным, что краснею при каждом воспоминании. Это даже смешно. Боюсь как-нибудь спалиться, и веду себя настолько странно, что Тим несколько раз интересуется, всё ли в порядке. Конечно, в порядке. Наверное.
В здании аэропорта с тревогой поглядываю на спутника. Он бледнеет, виски увлажняются, волоски на руках встают дыбом, на этом всё. До сих пор не могу поверить, что может летать. Ка-а-ак? Но сейчас не до откровений — дико опаздываем.
Уже на месте Тим прижимается лбом к моему, обнимает и тихо спрашивает:
— Почему приехал, маленький? — по тону слышу, что знает ответ, но ему нужны слова. Боже, мы и правда начнём разговаривать?
Мою фамилию объявляют по радио, пора бежать, быстро отвечаю:
— Потому что не могла не приехать.
— Точно хочешь лететь?
Прислушиваюсь к себе. Точно. Если бы прилетела к нему, то осталась бы и гори синим пламенем эти штрафы, но я прилетала к себе — разобраться, понять, что мне действительно нужно. И, кажется, поняла. Только у нас не будет третьего шанса, поэтому сейчас надо сделать всё правильно.
— Нужно время?
Зажмурившись, энергично киваю. И не перестаю, правда уже сквозь всхлипывания и слезы, потому что он горячечно шепчет на ухо:
— Люби меня, Сим-Сим. Не надо как раньше, люби как можешь. Просто люби, а доверие мы обязательно вырастим заново…
Вытирает слёзы губами, обнимает, баюкает и через какое-то время продолжает:
— Напиши сразу, как сядешь. И подожди, пока толпа выйдет из самолёта, а то они ломятся, будто стоянка пять минут, и аккуратнее там с… — инструкция продолжается, а я улыбаяюсь, глядя, как Тим снова превращается в близкого человека, держащего руку на пульсе моего благополучия. Больше я не одна.
— Люблю тебя, маленький. Все, иди, — заканчивает Тим и не отпускает.
Прижимает к себе за талию. Медлит, будто решаясь на что-то, а когда меня снова объявляют, получаю страстный, глубокий, до одури нежный поцелуй, которого так не хватало во сне.
И бегу на посадку. То есть лечу. На новеньких, пока еще слабых, но все-таки крыльях.
Глава 51
Пританцовываю на кухне под 30 seconds to Mars, беззвучно подпевая солисту в ручку кулинарной лопатки. Сегодня на завтрак блинчики. С тремя видами начинки. Да, меня несёт со страшной силой, и американским горкам моего настроения может позавидовать даже сама “Северная звезда, покататься на которой так тянут Марко с Томочкой. А в этом аттракционе, на минуточку, больше семидесяти метров высоты и люди летят оттуда со скоростью сто тридцать километров в час. Сумасшедшие. Только готова поспорить на свою порцию блинчиков, что у меня дух захватывает сильнее.
Вечной молодой Джаред весь припев настойчиво интересуется, верю ли я, что смогу пройти по воде. Верю. И не только по воде, но ещё и по воздуху. И горы свернуть. И Землю сдвинуть. Возможно, через пару часов снова начнут точить сомнения, но только что я видела рассвет в двух тысячах километров отсюда, в доме, где меня ждут, и хочу танцевать.
Тома рада утреннему разнообразию на столе, но глядит с сочувствием. В день моего приезда она пригласила к себе поболтать. Понятно, что о разводе — на лице у неё то же самое выражение, что и после беседы с королевой Марго. Не хочу, но она прикрыла меня на время отъезда и заслужила хотя бы минимальные объяснения всей суеты, поэтому я сонная и уставшая поплелась к ней в номер.
Немало удивив, Тома достала из шкафа початую бутылку армянского коньяка и разлила по бокалам. Взяла свой, забралась в кресло и принялась крутить напиток в тонком стекле, внимательно изучая его содержимое. Словно собралась оценивать цвет, прозрачность и вычленить пять знакомых ароматов, как заправский сомелье.
— Я тебе сейчас кое-что расскажу, — через долгую минуту начала она, — ты просто выслушай и не спорь. Как бы ни хотелось. А дальше сама решишь, что делать.
И, как-то сразу став старше, посмотрела на меня глазами, из которых ушли искры беззаботного веселья.
— Изменил? — Тома вложилась в вопрос по полной: женская солидарность, сочувствие, разочарование, упрёк, претензия и… горечь личного опыта.