Екатерина Вильмонт - Трепетный трепач
Дверь нам открыла Соня.
— О, какие люди! Лерка, выгладишь потрясающе!
— Сонечка, поздравляю! Вот, познакомься, это Игнат!
Она смерила его весьма одобрительным взглядом.
— Очень рада, Игнат! Проходите!
Часть гостей была уже в сборе. Оказалось, что Игнат прекрасно знаком с Сониной родственницей, вторым режиссером на Мосфильме. Они сразу о чем-то заговорили. А Соня увлекла меня на кухню, где у плиты колдовала весьма пышная девушка.
— Лер, это моя кузина Лора, из Одессы.
— Ой, здравствуйте, Лера, много о вас слышала! Но сейчас некогда, боюсь упустить пироженки. Попробуйте, с пальцами съедите и языком закусите!
— Лорка, что ты несешь! — засмеялась Соня и вытащила меня на балкон.
— Лерка, обалденный мужик! Миррочка его хорошо знает, говорит о нем просто с восторгом. Мне он тоже понравился, такая улыбка!
— А твой-то герой где? Пока я никого такого не заметила.
— Запаздывает. Он уже звонил, что попал в пробку.
— Да кто он такой?
— Увидишь!
— Сонь, хватит меня интриговать, говори! Я надеюсь, не Лощилин? — вдруг испугалась я.
— С ума сошла? — ужаснулась Сонька. — За кого ты меня держишь. А ты попробуй угадать!
— Ладно. Я его хорошо знаю?
— Не очень.
— В каких я с ним отношениях?
— Вы добрые знакомые.
— Так… Он из нашего цеха?
— Ты имеешь в виду сценарный цех? Нет.
— Киношник?
— Да.
— Артист, что ли?
— Да.
— Красивый? — начала догадываться я.
— Очень.
— Брюнет?
— Да.
— Все. Знаю. Никита? Александров?
— Эх, Лерка, хотела тебе сюрприз сделать…
— И у вас прямо любовь?
— Еще какая! И, между прочим, благодаря тебе.
— А я тут при чем?
— Та к он начал мне сперва впаривать, как ты ему нравишься… И мы долго тебя обсуждали, а он мне на другой день звонит и приглашает на ужин. Ну, я пошла. А он и говорит: «Сонечка, я, кажется, идиот, я вдруг понял, что мне нужна вовсе не Леруня, а вы…» Вот так и получилось.
— И какие планы?
— Да пока никаких. А зачем планы? Нам пока и так хорошо. Он, конечно, не большой интеллектуал, но мне и не надо. Достаточно теплый и милый парень… Я сама умная, зачем мне умный мужик? А ты, подруга, по-моему, последние мозги со своим Игнатом растеряла.
— Кажется, да, Сонечка. Я так его люблю…
Вскоре явился Никита. Он был очень хорош.
— Леруня! — приветствовал он меня, раскрывая объятия.
Мы с ним расцеловались.
— У тебя, говорят, перемены в жизни? — шепнул он мне, хотя я не помнила, чтобы мы с ним переходили на «ты».
— Да и у тебя тоже!
— Есть такое дело! Сонечка, кого ждем? Я помираю с голоду.
— Да собственно, можно садиться, должен еще приехать мой брат.
— У тебя есть брат? — удивилась я.
— Есть. Только он живет в Аргентине. А тут случайно оказался в Москве. Познакомишься.
— А что он делает в Аргентине?
— Работает. Он хирург-офтальмолог, ученик Федорова и женат на аргентинке.
— А аргентинка не приехала? — полюбопытствовала одна из Сониных приятельниц.
— Да нет, — засмеялась Соня. — Но он вообще не по этому делу, так что не мылься, Люська! Но его мы ждать не будем.
Одесские яства пышногрудой Лоры были выше всяких похвал, да и вообще было как-то мило и весело. Игнат с таким неподражаемым юмором травил всякие киношные байки, что я только диву давалась. Время от времени он шептал мне на ухо:
— Ты лучше всех! Я тебя люблю!
Но вот раздался звонок. Соня побежала открывать.
— Ну, наконец-то! Мы уже сели, сколько можно тебя ждать?
— Ну, сестренка, не сердись, опоздал, не рассчитал время, с кем не бывает. Как бы там ни было, я тебя поздравляю!
— Ладно, все потом, пошли за стол!
Вошел мужчина, высокий, сухощавый, с хорошим интеллигентным лицом.
— О! Женя! — бросилась к нему Миррочка.
— Господа, кто не знает, мой брат Евгений, прошу любить и жаловать.
Его усадили рядом с Соней, так что она оказалась между Никитой и братом. Гости говорили всякие хорошие слова, пили, ели, Никита изрядно захмелел. И вдруг взял слово:
— Я хочу поднять бокал… Нет, не за Сонечку, хоть я ее обожаю и люблю! Ты простишь меня, дорогая, но я должен сейчас выпить за другую женщину, которой я стольким обязан, и даже своим знакомством с тобой. Я поднимаю этот бокал за твою подругу, чудесную Леруню, которая в один прекрасный день, что называется, росчерком своего талантливого пера взяла и повернула мою жизнь, поменяла мое амплуа и передо мной открылись в буквальном смысле новые горизонты. Вот, я должен наверное объяснить… Хотя нет, я вроде уже все сказал, а то Игнат уже на меня как-то подозрительно смотрит. Спокуха, Игнат! Я просто воздаю должное! Короче, я пью за Лерочку, Леруню! Леруня, будь счастлива, моя дорогая.
И вдруг я поймала на себе пристальный взгляд Сониного брата. Взгляд был заинтересованный, но какой-то холодный. А впрочем, мне на это было наплевать. Тем более что Игнат, тоже не очень уже трезвый, жарко шепнул мне на ухо:
— Надеюсь, ты талантливо расскажешь мне про ямочки?
— Игнат! — засмеялась я и покраснела.
— Женечка, а ты нам споешь? — спросила вдруг Мирра.
— О, что вспомнила!
— Да разве такое забудешь! Господа, Женя изумительно поет.
— Правда, Женька, не ломайся! — поддержала ее Соня.
— Жень, а ты аргентинские песни знаешь? — спросила Лора.
— Да нет, это не мое. Я вообще уже сто лет не пел.
— Ну, так спой на сто первый год! — подначил его Игнат. — Мастерство ведь не пропьешь, даже в Аргентине. А кстати, что там пьют, в Аргентине?
— Все! — улыбнулся Женя. — Ну, сестра, тащи гитару, раз такое дело. Поностальгируем…
Играл он прекрасно. Но пока не пел, и вдруг дивным мягким баритоном запел «Мой костер в тумане светит». Потом еще какие-то романсы. Я заслушалась. Люблю хорошее пение, а он пел по-настоящему.
— Ну все, хорошенького понемножку! — не без смущения отложил он гитару и выпил рюмку.
— Женя, — сказала я, — но почему с такими данными вы не стали певцом? У вас же дивный голос и вы такой музыкальный. Как можно зарывать в землю талант?
Он очень внимательно на меня посмотрел:
— Да я как-то не чувствовал, что это мое…
— И зря! Это ваше! Вы хоть диск записали бы…
— Диск? И кто его стал бы слушать?
— Я! Да и все, кто хоть раз слышал ваше пение.
— Спасибо, Лера! Я чрезвычайно польщен… Может, если б я встретил такую девушку, я и стал бы петь. Но не судьба, значит. Но я хочу спеть еще одну вещь, для вас.
Я ощутила, что Игнат как-то напрягся.
Женя взял гитару и запел почти уже забытую песню, которая когда-то странно меня волновала:
