Ольга Тропинина - Два билета в Вену
Между тем дворецкий с управляющим под бдительным оком барыни добрались до скромной комнатки Маруси, которая все еще не вернулась от Пелагеи. Ольга Сергеевна указала на шкаф.
– Переверните все вещи!
Вышитые полотенца, простыни, платочки и нижние юбки полетели на пол. Ничего подозрительного в шкафу не нашли.
– Как? – удивилась Ольга Сергеевна, но тут же прикусила язык.
В это время в комнату вошла пораженная происходящим Маруся. За ней в проеме двери встал Петр Алексеевич. Он слышал недоуменный возглас матери.»
– А вы полагали, матушка, что украденное ожерелье найдется именно здесь?
– Ничего я не полагала, дорогой!
Маруся ни слова не сказала. По ее бледному лицу было видно, что она сильно утомлена дорогой и едва стоит на ногах. Ольга Сергеевна вылетела из комнаты, не забыв громко хлопнуть дверью.
Сын догнал графиню у дверей ее покоев.
– Матушка, разве уже все осмотрели?
– Все!
– И ничего не нашли?
– Нигде ничего.
– Тогда еще раз загляните в вашу шкатулку.
– Смотрела сто раз!
– Посмотрим сто первый. – Петя решительно направился к туалетному столику графини. Она покорно шла следом. – Нуя же говорил, маменька! – в руках молодого графа вспыхнули темно-красным светом благородные рубины. Потом он положил на раскрытую ладонь брошь с бирюзой. – Не эту ли брошь вы имели в виду?
– Да, Петенька, эту, – обреченно кивнула графиня, бессильно опустившись в кресло.
«Каким же образом он узнал? – мучительно думала она. – Кто мог меня выдать? Кто ему рассказал?»
Глава 10
Просыпаться не хотелось. Лена не открывала глаза, но голос соседки бесцеремонно возвращал ее в настоящее.
– Нас тогда с работы пораньше отпустили. Захожу домой и слышу подозрительный шум. Тихонько прокрадываюсь через комнату и заглядываю в спальню. А они в постели, два голубка! Я стою. Наконец девица меня увидела, его с себя столкнула, он оглянулся – и глаза округлились в ужасе. Лицо белое, растерянное. Я говорю: «Одевайтесь и выметайтесь!», – а сама на кухню, чтоб не видеть безобразия. Девица мигом упорхнула, а муженек остался. Я молча вещицы его в чемодан побросала и за дверь выставила. У него лицо убитое, виноватое, а возразить-то нечего.
– Да, конечно, что тут возразишь! – раздался второй голос.
– Вот так и выгнала.
– И что же, одна теперь маешься? – Не одна. С двумя детьми.
– Жалеешь, значит, что погорячилась?
– Да как не жалеть. Одной с детьми плохо.
– И что – ни разу не пришел?
– Приходит. К детям. Мы между собой не разговариваем. Не знаю даже, женат или живет с кем-нибудь. Чужого ребенка, наверное, воспитывает, а свои без отца.
– Да, плохо, когда отец раз в месяц к детям наведывается. Ты поговорила бы с ним, а? Может, тоже жалеет?
– Да если и жалеет, разве признается? Гордый он… За это я его и полюбила. Все сама за ним бегала. Он высокий, видный такой был.
– Ну раз уж сама бегала, значит, и теперь надо самой. Мужика не переделаешь. Какой есть характер – такой уж на всю жизнь. Повинись сама, он и вернется.
– Чего это ради я должна виниться, когда он со всех сторон виноват! – возмутилась женщина. – Привел девицу в дом, в мою постель уложил, на мои простыни, которые я же стирала-гладила… И мне теперь виниться?
– Так сама же говоришь – гордый! – уговаривала старуха. – А гордость на гордость – как коса на камень. Все без толку. Ты и уступи.
Лена подумала, что пора вставать, и села на своей полке.
– Ах, наконец-то и красавица наша проснулась! – обрадовалась ей как доброй знакомой старушка. – А я думала, весь день проспишь.
– Рада бы, но скоро моя станция, – улыбнулась Лена. – Я всегда так в поезде: вначале уснуть не могу, потом просыпаться не хочется.
Она взяла полотенце и пошла умываться. Когда вернулась, женщина рассказывала историю своей сестры, муж которой погиб в Афганистане.
– Так вот, получила она похоронку, а потом друзья его приехали и рассказали, как Сергей геройски погиб в бою. Но тела его после боя не нашли. Она каждый день ходила в военкомат, узнавала, а там плечами пожимают, говорят, что война есть война, всякое случается. Вот тогда у Татьяны и закралась мысль: а вдруг жив ее муж. Да и сон ей приснился, что Сергей в горах, кругом люди чужие в чалмах, страшные и бородатые… Прошел год, а Тане другой сон снится, будто Сергей уже где-то в большом городе, но явно не русском. Татьяна говорила подружкам, что скоро письмо придет от него, а те только вздыхали: совсем рехнулась от горя. Но в один прекрасный день пришел большой пакет с иностранными марками. Таня его взяла на почте, там и распечатала. Даже в банк опоздала, где кассиршей работала. Ее сразу на ковер к начальнику, почему опоздала, клиенты ждут, уволим. А она блаженно улыбается и будто никого не слышит. «А я и так хочу уволиться, – говорит. – Вы не подумайте, я не сошла с ума. Просто… просто получила письмо от Сергея и уезжаю к нему в Канаду». Начальник чуть с кресла на пол не сполз. «У него в Ванкувере маленькая фирма». Вот так она с дочкой собралась и уехала в Канаду. Пишет, что счастлива, приглашает в гости, даже дорогу оплатить обещает…
– Да, говорят же: вещий сон, – поддакнула старушка.
Лена сразу вспомнила о своих снах. Вероятно, существует какая-то связь между ней и Марусей, которая жила в той усадьбе, куда ее привел Лиханов. Но эту тайну она пока не могла разгадать.
Поезд в Удинске стоит всего три минуты. Едва Лена завернула за обшарпанный угол старенького одноэтажного здания, гордо называвшегося вокзалом, как вагоны тронулись, с каждой секундой все веселее убегая прочь.
В детстве они часто ходили сюда смотреть на проносившиеся мимо поезда и мечтать о большой интересной жизни, которая кипит где-то далеко от Удинска. Но большинство из подруг осталось в маленьком родном городке, сером и пыльном. Да и сама она попала в Москву волею случая. А нашла ли она в столице ту замечательную жизнь, которая грезилась в детстве? Вот мелькнула ее Синяя птица, поманила в образе сказочного принца, но все пропало, как мираж. И вновь работа, дом, подружка. Борис… Можно выйти замуж и за Комова, – но тогда чем будет отличаться ее столичная жизнь от жизни ее замужних одноклассниц в Удинске?
Однако, доехав до центра в старом дребезжащем автобусе, Лена, глядя на блеклые, унылые и пустынные улицы, подумала: нет, все-таки Москва это Москва. Центр цивилизации… Перекинув сумку через плечо, она неторопливо шла по рассохшемуся тротуару, поддевая узким носком модного сапожка осыпавшиеся с любимых удинских кленов осенние листья. Вот и темные кирпичные гаражи под железными крышами, которые все грозились снести, потому что, видите ли, они портят и без того неприглядную картину. Но ведь удобно, когда гараж рядом – вот и не сносят. Впереди показался бледно-желтый четырехэтажный дом, грустный и сиротливый. Дом, где прошло детство и юность. Такой невыразительный, малосимпатичный дом, что хоть плачь! И все-таки она невольно ускорила шаги, хотя и мелькнуло на миг где-то в сознании: большая усадьба с садом, красивая гостиная, рояль…
