Вероника Кузнецова - Горбун
— Кто? Хансен? Эх, жаль, я его не застала!
Горбун испепеляющее глядел на меня.
— Мне так хотелось вытянуть из него что-нибудь новое, — поспешила я исправить свой промах. — Эти полицейские такие скрытные!
— Ничего нового нет, — сказала Ира. — Мартина всё ещё не нашли.
— Зачем же он приходил? — не поняла я.
— Осмотрел дорожки сада и сказал, что стадо слонов не могло так затоптать следы, как мы.
— Поздновато опомнился, — усмехнулся Дружинин.
— Полицейский цитирует первоисточники, — просветила я их.
— Какие первоисточники? — спросила Нонна.
— Конана Дойля.
— А вы, Жанна, оказывается, кроме русской классики интересуетесь криминалистикой? — ядовито пошутил горбун.
— Нет, я просто интересуюсь ещё и английской литературой. В урезанном объёме. Конан Дойль, Агата Кристи, Эдгар По, Честертон.
— Объём, действительно, урезанный.
Я напрягла мозги и мысленно перебрала имеющуюся у меня дома детективную литературу, которой увлекалась мало и урывками, но которая почему-то всё прибывала.
— Эллери Куин, — вспомнила я. — Дик Френсис, Чарльз Сноу… Грэм Грин.
— Блестяще, — серьёзно сказал горбун.
— Уилки Коллинз. Дафна Дюморье.
— Я восхищён, — мрачно признался горбун.
Мне показалось, что он тоже пытается вспомнить каких-нибудь авторов, но, как это обычно бывает, в самый нужный момент ему ничего не приходит в голову.
— Чарльз Диккенс, — обрадовалась я. — Я имею в виду "Тайну Эдвина Друда".
Нонна изящно зевнула, а Ира демонстративно заговорила с Петером и Хансом.
— Вы читаете Диккенса? — спросил горбун.
— Неужели мне читать только Хаггарта и «Анжелику»?
— При чём здесь Хаггарт и "Анжелика"? — не понял Дружинин.
Он и не мог этого понять, раз не жил в СНГ.
— Потому что ими завалены все прилавки у перекупщиков, — разъяснила я. — Диккенса не купишь, а разного рода «Анжелик» навалом.
— Они пользуются спросом? — поинтересовался горбун.
— Предложение диктует спрос. Что предлагают, то и берут. С трудом, но берут. Прежде шагу нельзя было ступить, чтобы не натолкнуться на Чейза, а теперь он постепенно подходит к концу, но скоро выйдет в других изданиях.
— Вам не нравится Чейз?
— Не нравится. Всюду кровь, блондинки и сыщики-супермены. Мне он кажется грубым и однообразным. А вам он нравится?
— Я не увлекаюсь детективами.
— Я тоже.
— Однако вы без запинки перечислили…
— С запинкой, — поправила я его. — А если вы обходите детективы стороной, то откуда вы знаете, что я перечисляла авторов детективных романов? Кстати, можно вас спросить, что вы сейчас читаете? Помимо "Трёх сторон света".
Мне, действительно, было интересно это узнать и ни о каком подвохе не могло быть речи, а горбун почему-то усмехнулся и поглядел куда-то за окно.
— Вы колдунья? — спросил он.
— Скажите уж прямо: ведьма, — разрешила я. — Только сперва объясните, что натолкнуло вас на эту догадку.
— Ваш вопрос. Я бы мог, конечно, вас обмануть, но, по-моему, это бесполезно. Я читаю Сименона, притом, именно его романы о Мегрэ. Как теперь доказать, что я не любитель детективов?
Нонна засмеялась, чем привлекла внимание Иры.
— О чём разговор? — спросила она.
— О книгах, — ответила я.
— А-а-а, — разочарованно протянула Ира и мельком глянула на горбуна. — А ты, Жанка, замечаешь, что Петер с тебя глаз не сводит?
Не будь здесь свидетелей, я бы её придушила, но свидетели были, поэтому я сохранила хладнокровие.
— Имеющий очи да увидит, — только и ответила я.
— Жаль, что ты их не имеешь, — посетовала Ира. — Придётся поделиться моими.
По-моему, чувство, которое выразили вспыхнувшие глаза горбуна, можно было назвать если не ненавистью к Ире, то крайней степенью неприязни.
Не знаю, чем бы закончился тягостный для меня разговор, но Ларс своим приходом спас положение.
— Я так и знал, что найду вас здесь, — объявил он. — Звонить не стал, а сразу приехал.
Меня больше интересовали разговоры, а не игра с куклой Марты, но девочка не отходила от меня ни на шаг, поэтому пришлось вновь заставить Берту повторить всё, что она умела делать. Петер издали наблюдал за нашей игрой, а Ханс подсел к нам и сам увлёкся куклой, давая повод заподозрить его в немалой практике. Мы забавляли Марту, а горбун в это время завёл очень интересный разговор с оставшимися за столом. Он словно специально выждал момент, когда Марта и Ханс расшумелись и заглушили его голос. Как ни напрягала я слух, две трети рассказа потонуло в их репликах. Чтобы заставить их умолкнуть, требовалось придумать какое-нибудь мирное занятие. Каждый русский имеет десяток талантов, которые может применить в критическом случае, так что особо фантазировать не было необходимости. Лист бумаги, карандаш и резинка — и вот уже Ханс сидит передо мной, глупо улыбаясь, и ждёт, какой же красавец выйдет на портрете. Тишина установилась, но Дружинин, как нарочно, тоже закончил рассказ.
Марта ворковала рядом, я водила по бумаге то карандашом, то резинкой, а горбун стал проявлять признаки заинтересованности. Он молчал и бросал на нас угрюмые взгляды, я же рисовала и делала вид, что не замечаю его. Не знаю, какой бес руководил моими поступками, но я демонстрировала полнейшее равнодушие к Леониду и в то же время думала только о том, как он воспринимает моё равнодушие.
Когда-то я очень увлекалась рисованием и даже мечтала поступить в художественный вуз, но мечты остались мечтами, а я не ходила даже в студию. Постепенно я совсем перестала рисовать и не возвращалась к этому виду искусства много лет. Принявшись рисовать Ханса, я боялась, что не сумею передать изображению хоть маломальское сходство с оригиналом, но дело пошло, и то, что появилось на бумаге, наполняло моё сердце гордостью. Бывают периоды невероятного подъёма творческих сил, когда возможно самое невозможное. Именно такой период был у меня. Законченный рисунок вызвал восторг у Ханса, хотя он-то при своей скромной внешности мог бы радоваться потише. Петер улыбался, рассматривая портрет своего брата, и что-то говорил горбуну и Ларсу, а Нонна и Ира пустились в воспоминания о школьных годах, когда я не расставалась с альбомом и карандашами.
— Меня ты тоже нарисуй, — попросила Ира. — Я специально сделаю себе причёску и схожу к косметологу.
— А меня не надо, — заранее отказалась Нонна. — Я ещё не забыла, какой ты меня изобразила в последний раз.
Горбун обернулся ко мне.
— Жанна, Петер просит передать, что вы правильно поняли характер Ханса.
— А какой у него характер? — удивилась я. — Я ничего не поняла. Что вижу, то и рисую.