Ким Лоренс - Праздник для двоих
Джуд вздрогнула, услышав резкий звук, прорвавшийся сквозь сжатые зубы Луки. Она увидела его четко очерченный профиль. Потом он заговорил на своем родном языке. Несмотря на бушевавший внутри его гнев, он отвечал ровным, размеренным голосом. От его тона у Джуд все внутри похолодело, несмотря на то, что она не понимала ни слова.
Джуд почувствовала ужас оттого, что Лука так жестоко мог обращаться с женщиной, которая столько пережила. Где было его сострадание? Она инстинктивно протянула руку в успокаивающем жесте и выступила вперед, несмотря на явное недовольство и протест Луки.
Она уже хотела положить руку на плечо потрясенной женщины. Но тут та подняла голову. Никогда в своей жизни Джуд не видела во взгляде человека столько желчи и ненависти. От неожиданности Джуд отступила, столкнувшись с Лукой, который тут же обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Он думает, что сможет заткнуть мне рот. — Тонкие губы злобно улыбнулись. — Пусть не рассчитывает на это. Я отомщу ему за мою девочку! Я расскажу твоей драгоценной невесте, кого она выбрала в мужья, и никакие угрозы не остановят меня. Только ради моей внучки я молчала до сих пор.
Какое-то время Лука глядел в бледное напуганное лицо Джуд, словно стараясь запомнить этот момент.
— Джуд, не слушай ее, она — ядовитая змея.
— Я вижу лишь то, что она сильно расстроена.
— Он рассказывал тебе о моей доченьке… о Марии?
Джуд оттолкнула руку Луки, который хотел ее удержать.
— Лука говорил мне, что у нее была послеродовая депрессия.
— И, конечно, он убедил тебя, что именно поэтому она покончила жизнь самоубийством? Доктора тоже так говорили. Но он подкупил их! — Женщина зло ткнула пальцем в сторону Луки, который отстранение отошел в сторону.
— Ужасно, — проговорила Джуд. Ее глаза наполнились слезами. Конечно, для бедняги потеря дочери стала огромной трагедией. Отсюда и обида, сопровождаемая жестокими обвинениями.
— Самое трагичное, что ее соблазнили в семнадцать лет и она сразу же забеременела.
— Ей было семнадцать? Но как же так можно? Джуд повернулась к Луке, ожидая его объяснений.
Он молчал, и это повергло ее в ужас. — Семнадцать лет… А тебе было… Сколько?
— Он был старше ее на восемь лет! Но мы узнали, кто отец ребенка, лишь когда она умерла. Мы нашли ее дневник. Там все было написано… как он обольщал ее и как бросил, когда она объявила ему, что беременна.
Джуд чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
— А теперь, — продолжал назойливый голос, ворчливо и зло, — он хочет забрать у меня ребенка, от которого сам когда-то отказался.
— Лука, скажи ей. — Джуд схватила его за руку и умоляюще заглянула в каменное лицо. — Ведь все это не правда.
— Пойди и позови Лорана, Джуд. Его мать пьяна.
— Скажи ей, Лука! — В голосе Джуд зазвучали истерические нотки.
— Валентина никогда не была нежеланным ребенком, а в остальном тебе придется довериться мне.
— Довериться тебе? — машинально повторила она, словно не поняла его слов.
— Брак строится на доверии.
— Значит, я должна слепо поверить тебе, что ты не сделал ничего плохого? Очень удобная позиция, — согласилась Джуд. — Кстати, если уж речь зашла о браке, должна тебе напомнить, что наш брак основывается… — она проглотила горький комок, — он основывается на лжи.
На его скулах заиграли желваки.
— Вначале так и было, — сухо согласился Лука.
Джуд отрицательно покачала головой. Он сказал то, что она все это время так ждала от него услышать, но было уже поздно.
— Ты не отрицаешь, что Марии тогда было Семнадцать лет?
— Как я могу это отрицать?
Она внимательно изучала его лицо, но не видела на нем и следов раскаяния или вины. Нельзя было понять, сожалеет ли он о том, что совершил, хочет ли загладить свою вину. Мне никогда не узнать правды.
Остается лишь довериться ему — и все? Должно быть, Лука считает, что для него закон не писан, что он может действовать, как пожелает, невзирая на общепринятые нормы морали.
— Сильный человек признает свои ошибки. Лука.
Я хочу услышать твою версию.
Он скривил губы.
— Очень мило с твоей стороны.
Это переполнило чашу терпения Джуд.
— Как ты смеешь надсмехаться надо мной? Ты ни в чем не раскаиваешься, я правильно поняла?
Она чувствовала отвращение к нему, а также к себе — за то, что она полюбила его.
Джуд повернулась и пошла прочь. Она слышала, как он окликнул ее по имени, но так и не остановилась.
Не видя ничего вокруг себя, она кое-как добралась до башенной комнаты, куда были перенесены все ее вещи. Никто не попался ей по пути. В комнате все было подготовлено, горели свечи. Кровать была разобрана.
Когда Джуд увидела разбросанные по одеялу душистые лепестки роз, на ее глаза навернулись слезы.
Она села прямо на пол в волне воздушных кружев и зарыдала. Наплакавшись, она поднялась, расстегнула молнию на платье, и оно вмиг соскользнуло на пол.
Джуд перешагнула через него. Потом сбросила шелковое нижнее белье.
Обнаженная, она прошла в ванную и встала под душ. Холодные струи воды охладили жар ее тела.
— Ты тоже почувствовала, что тебе необходим холодный душ?
Лука жадным взглядом смотрел на ее обнаженное тело в холодных струях. Она была похожа на мраморную статую совершенной формы. Ему казалось, что ни один скульптор в мире не способен передать всю красоту этой живой плоти. Может быть, ему удалось бы передать внешнюю форму, но, конечно же, не внутреннее содержание, не ее душу. Потоки воды придали дивный кремово-розовый оттенок ее коже, сквозь которую отчетливо проглядывали голубые жилки у нее на грудях с розовыми выпуклыми бутонами сосков.
— Ты мне не рассказывала о своих спартанских пристрастиях. Может быть, ты еще и власяницу наденешь?
Джуд подняла руку к груди и откашлялась.
— Я на это неспособна, — ответила она, немного успокаиваясь от звуков собственного голоса. Стоя обнаженная перед Лукой Ди Росси, она чувствовала, что ее снова наполняет знакомое волнение. — Неспособна, повторила она уже более окрепшим голосом. — По сравнению с твоей моя жизнь вся как на ладони. — У нее стучали зубы — частично от холода, но в основном от возбуждения и его неожиданного появления. — Что ты здесь делаешь?
— А где еще должен быть новобрачный, если не рядом со своей женой?
Он взял банное полотенце и протянул ей, но она его не взяла.
— Конечно, иначе люди начнут сплетничать, и кому-нибудь может прийти в голову — Боже сохрани! что этот брак является сплошным надувательством.
— Я менее всего хочу, чтобы ты одевалась, но если ты не накинешь что-нибудь на себя, то рискуешь серьезно простудиться. Вижу, тебя раздражает мое присутствие, поэтому можешь расположиться на кушетке в другой комнате.
