Маргарита Южина - Снежный ангелочек
– Эт-то… Это что такое? – прошипел он.
– Вы же слышали, – шепотом пояснила Шура. – Это рисунок ребенка. Он тоже рисует на салфетках. Ну… вы же не скажете, что эти каракули – плод вашего творчества?
Художник примолк.
– Вот… – все еще старательно печалилась Алька. – Маму нарисовал.
– А по-моему, это… кошка, – предположила Юлька. – Ну да, вот и хвост. Совершенно ясно, это кошка. Девочка… ее могли бы звать… Клеопатра… Клепочка… Видишь, и шерсть… такая мягкая, шелковистая…
– Позвольте мне, – не выдержал художник.
Он расправил салфетку и надул губы.
– Сколько лет ребенку?
– Два, – подсказала Алька. Юлька тут же согласилась.
– С ума сойти, – неодобрительно качал головой мастер. – Два года, а совершенно нет чувства прекрасного. Где вы, барышни, разглядели здесь кошку? Это ж… абсолютно очевидная кобыла! Причем на сносях!
Шура чуть не задохнулась от возмущения! То есть господин художник рисовал вовсе даже не ее, а какую-то кобылу? Или что, Шура у него ассоциируется с кобылой? Которая на сносях?
Алька все же не удержалась и фыркнула.
– А знаете, вы правы, – закивала она. – Это кобыла. Как же мы сразу не поняли. Вот прямо одно лицо!
– Ладно, девчонки, побегу я, – торопливо подскочила Юлька. – А то так и медляк закончится.
И она унеслась приглашать Семена.
– Ну? – придвинулась ближе к Шуре сестра. – Как тебе?
– Мне абсолютно не понравилось, – выпятил кадык художник. – Ребенка надо учить и учить.
Алька повернулась к нему:
– Вы, товарищ, шли бы, пригласили кого-нибудь.
– Кого я приглашу, если у нас здесь только четыре дамы и все заняты?
– Вы… нарисуйте эту прекрасную пару, – подсказала Шура, кивая на Юрия Евгеньевича и Елену Леонидовну. – Будет очень щедрый новогодний подарок.
Художник замер.
– Да! – наконец произнес он. – Я нарисую и назову картину… «Баран да ярочка»!
– Лучше «Гусь да гагарочка», – предложила Алька.
– Или так, – не стал капризничать талант. – Вы тоже считаете, что надо эдак, с сельским колоритом, да?
Он подхватил очередную салфетку, взял стул и уселся прямо перед танцующей парой.
– Шур, ты видела? Юлькину реакцию? – шептала Алька. – Нет у нее сыночка. Понятно? Она и в именах путается. То его Андрюшенькой назовет, то Антошкой.
– Ну… Андрюшей ты сама его назвала.
– Да, но она согласилась! И… рисунок этот… Смотри, она его даже со стола не взяла, когда побежала приглашать Семена. А ведь по идее должна была в лифчик засунуть, поближе к сердцу.
Шура вздохнула. Она уже ничего не понимала.
– Но ты же сама разговаривала с мужиком каким-то. И он тебе прямо сказал: если не отдашь деньги, то змееныша… Ну, сама помнишь. Тогда вопрос: кто ее «змееныш»?
– Это мне еще предстоит узнать, – важно насупила брови Алька и вдруг пристально посмотрела на Шуру: – Я надеюсь, ты не собираешься меня здесь бросать одну? Сбегать домой не собираешься?
– Почему одну? С Гариком.
– Вот я и говорю, не собираешься нас с Гариком одних бросать?
– Да я бы и рада… давно бы сбежала, но не знаю, как такси вызвать. Словно заколдованная дача эта. Никак адреса узнать не могу.
– Ну и хорошо… А то мне про эту Юльку еще кое-что выяснить надо, – серьезно нахмурилась сестрица.
– Слушай, Алька, – устало вздохнула Шура, – ну что ты к ней прицепилась? Шла бы лучше к своему «папеньке», уткнулась ему в манишку, пусть бы твой Гарик полюбовался семейным портретом. А заодно сообразил бы, что ты – потомок великого мастера.
Алька надменно хмыкнула:
– А то я не утыкалась! У нас уже все решено с папенькой. Он на меня переписывает свою дачу… Ты, Шурка, только представь – дача Чернова! Это ж дворец! Мой теперь. Почти у меня в кармане. Я уже придумала новый клип. Сначала, когда дача будет еще в разрухе, мы снимем клип «На графских развалинах». Я буду графиня, а графом уговорим сняться Семена. А потом, когда…
Шура насторожилась:
– Почему Семена, а не Гарика?
– Какой из Гарика граф? – как на глупенькую уставилась на Шуру Алька. – Он разве только на графинчик потянет. Ну-у… с годами я, конечно, сделаю из него человека, но сейчас…
– Погоди, а с чего ты решила, что у Чернова дача в разрушенном состоянии?
– Так он сам сказал! Говорит: «Дочура, есть у меня для тебя подарок – дача моя. Правда, ее бы немножко обновить. Но это я сам! Ты только деньгами поможешь».
– Деньгами?
– Да там копейки сущие. Сто тысяч всего.
– Хороши копейки! – не удержалась Шура, но сестра тут же поставила ее на место:
– Так там и дача не дяди Пети слесаря! Говорю ж тебе – дворец! Который стоит – мама дорогая! Эти жалкие сто тысяч там и не заметит никто. Нет, надо будет вложиться. Но! Я ж умненькая. Когда у меня на руках будет дарственная, тогда и начну действовать.
На импровизированной сцене опять выступали артисты. Чернов пел о любви и страданиях, Королева – о загадочной маленькой стране, а Гарик Харламов куда-то спрятался. Во всяком случае, видно его не было нигде.
– Как поет, а! Как поет! – подперев щеку кулачком, любовалась Алька выдуманным родственником. – И, главное, человек-то какой хороший.
В конце концов она не утерпела и сиганула к «папаше». Как ни боялась этого Шура, дуэт все же состоялся.
Аля так громко рявкнула в микрофон, что у слушателей сразу же заложило уши. Да и сам микрофон немедленно отреагировал на эдакое насилие над музыкой – он противно завизжал и не утихал до тех пор, пока его не выключили. Аленька не заметила отсутствия певческого инструмента и продолжала покорять публику своим ором. Было видно, что это дело ей весьма нравится. Королева хотела спасти положение, попыталась отобрать микрофон, но восходящая звезда была увлечена пением, а от конкурентки просто отпинывалась, послать Королеву словесно у нее не получалось – рот оказался занят. Он орал. Очень вовремя откуда-то вынырнул Гарик Харламов и крикливо заявил, что будет проводить конкурсы, победители которых получат щедрые подарки.
Только упоминание о подарках заставило Альку покинуть сцену.
– Аля, – сразу же подошла к ней Шура, – никогда больше не лезь к микрофону. Запомнила, никогда! Ты не знаешь слов, не попадаешь в ноты и так орешь, что от тебя сбежит даже терпеливый Гарик.
– Харламов? – уточнила Алька.
– Оба! Закрой рот. Тебе очень идет закрытый рот. Ты с закрытым ртом похожа на красавицу, которая рекламирует… отечественный маргарин.
– Лесть, конечно, но… как доволен папенька, а?
– Он просто уже дико пьян! Это твое счастье, потому что, если б он еще узнал, что и его певческих генов в тебе ни капли… Точно не видеть тебе дачи.
Алька решила не искушать судьбу. В конце концов, можно ведь спеть и потом, когда она уже станет полноправной хозяйкой дачи.
