Маргарита Южина - Снежный ангелочек
– Погодите, Шурочка… Садитесь вот сюда и… Ага! Вот это блюдо с фруктами изумительно подойдет. Потом я сделаю из фруктов новогодние шары. Вот так… постарайтесь не слишком двигаться… Все… уже пишу…
Позирование – это было сейчас именно то, что Шуре требовалось. Вроде бы и делом занята, и никто не мешает думать. Вспоминать… Семена. Как же правильно сказала Елена Леонидовна: надо бороться не с ним, не с любимым человеком, а с обстоятельствами… Но как с ними бороться?
Шура думала о своем, а сама отправляла в рот то сливу, то мандарин, но даже не чувствовала вкуса.
Ну и Семен. Надо же, такого наговорить про нее Юльке, а потом еще лезть… со своими влюбленными глазами! А Юлька… Странная она какая-то… Может, Алька права, и все, что тут наговорила эта красавица, только выдумка. Ну, чтобы Шура уже больше под ногами не вертелась и не выдумывала всяких пакостей. Хотя… Не умеет Шура пакости выдумывать. Они сами… получаются… Вот интересно, у Юльки собираются ребенка отнять…
– Шурочка, ну о чем вы все время думаете? И прекратите есть, в самом деле! Вы сейчас мне уничтожите всю натуру! – недовольно окликнул ее художник. – У вас должно быть на лице выражение… юности! Счастья! Вешней зари! А вы… все время хмурите лобик.
– Я не умею делать выражение вешней зари, – честно призналась Шура. – И потом… пусть у меня не будет на лице выражения счастья. У молодых ведь тоже есть какие-то свои проблемы.
– Хорошо, – быстро согласился мастер, – пусть у вас будет горе. Например, вас выдают замуж за нелюбимого.
– Кто выдает?
– Неважно, – отмахнулся художник и снова погрузился в пучину творчества.
А Шура продолжала размышлять. О Юльке. Ее ребенка собираются отдать в приют, а она веселится… Шура б, наверное, места себе не находила. Хотя… а как должна себя вести мать, когда над ней с ребенком долгое время висит угроза, а теперь появился способ от этой угрозы избавиться? Конечно, будешь веселиться.
– Шурочка! Ну что же вы? – опять был недоволен творец. – Горя! Побольше горя в глазах. Покорности. Добавьте бунтарства!
– Так бунтарства или покорности? – уже начала раздражаться Шура. Вот ведь прилип!
– И того, и другого. Вас же насильно выдают замуж. За богатого, но старика!
– Кто ж меня выдаст? У нас ведь не восемнадцатый век.
– М-да… – почесал подбородок художник, оставив там свой росчерк. – Действительно… Тогда… Тогда убираем ко всем чертям покорность, оставляем бунт! Яростное сопротивление! Даже, я бы сказал, агрессию! Представьте на минуточку…
– Я могу вазу разбить… о вашу голову, – спокойно предложила Шура. – Чтоб вы не выдавали меня за кого попало.
– Нет, – торопливо возразил художник. – Ваза – это лишнее. А смотреть на меня вот так – это… Погодите, сейчас поймаю ваш взгляд…
Поймать не удалось, в комнату шумно вошел хозяин дачи, Юрий Евгеньевич, и громко захохотал.
– Ну кто б сомневался! Художник ваяет красоту! Лелик! Немедленно пойдем за стол! Там твоих тостов не хватает. Девушка-красавица, и вы пойдемте. Вас, если я не ошибаюсь, Шурочкой зовут?
Шура кивнула.
– И вы пойдемте. Лелик у нас просто мастер по тостам. Все же сказывается долгий опыт.
– Опыт? – не поняла Шура.
– Юра! Я – художник, и ты это знаешь, – быстро заговорил Лелик. – А тамадой работаю по необходимости. Кстати, очень востребованным тамадой.
– Потому что ты скупердяй, – сообщил ему Юрий Евгеньевич. – Сидишь на таком богатстве, а сам прыгаешь на свадьбах, как мальчик. У тебя же хватит денег на три жизни. Причем все эти жизни ты можешь запросто не работать.
– Юра…
Мужчины вышли из комнаты, не переставая спорить, а Шура направилась к столу и посмотрела на салфетку, где был нарисован ее портрет.
Портрета не было. Вместо шедевра на салфетке красовались лишь две сочные черные каракули.
– М-да… Где же он запечатлел мой взгляд… бунтарский?
В комнату влетела Алька.
– Ф-фух, еле тебя нашла… – отдышалась она. – Шура! Я все выяснила! Юлька на самом деле разгрохала чью-то машину! Все сходится!
– Очень радостное известие, – уныло кивнула Шура. – Я не понимаю, для чего ты тратишь столько времени, чтобы узнать то, что тебе сразу же сказали?
– Не узнать, а проверить! – важно поправила ее Алька. – Это две большие разницы. Вот сейчас пока все сходится. Значит, заковырка где-то в другом месте. Вот не верю я ей! Врет она. А я жутко не люблю, когда меня принимают за дурочку. А еще мне Чернов обещал завещать свою дачу. Ты представляешь – дачу! Свою! Только она у него чуточку требует ремонта, но мы с ним все сделаем, и дача сразу же перейдет ко мне как к дочери… О, а это что?
Алька заметила салфетку.
– Ты не поверишь, – усмехнулась Шура. – Это меня рисовал наш известный художник.
Она скомкала салфетку и хотела выбросить, но у Альки вдруг загорелись глаза.
– Дай мне!
– Забирай. Только не вздумай своему Гарику сказать, что это тебя рисовали. Это я здесь.
– Нет-нет, я сие уродство к себе не отношу. Это ты у нас… вот такая уродилась, – хихикнула Алька и унеслась.
– Шурочка. – На пороге появился великий художник. – Почему же вы с нами не пошли? А где портрет?
– Это тот? На салфеточке?
– Да, на салфетке. Знаете, сколько стоят мои шедевры? – обиделся до слез мастер кисти и гелевых ручек. – Вы его выкинули?
– Как вы могли подумать! – справедливо возмутилась Шура. – Я… с вашего позволения, я его украла, – улыбнулась она и показала глазами на свое декольте.
– Ах вот оно что, – с облегчением выдохнул художник. – Ну… я так и думал. Вы истинный ценитель!
Они вошли в зал. Гремела медленная музыка, и на середине зала красиво танцевали Юрий Евгеньевич и Елена Леонидовна. Гости уже занимались тем, чем хотели. Гарик с «Глухарем» и Виктором что-то бурно обсуждали, вероятно, новое предложение Альки, другие мужчины собирались в кучки и пили за чье-то здоровье и, само собой, за госпожу Удачу, Семен стоял возле музыкального центра, а в углу стола сидели Алька с Юлькой.
Шуре стало интересно, поэтому она плюхнулась рядом. К сожалению, ее новый приятель примостился вместе с ней.
– Смотри, – трагическим тоном говорила Алька и даже, кажется, смахнула одинокую горошину слезы. – Вот… добыла тебе с большим трудом подарок.
Алька протягивала Юльке смятую салфетку с каракулями.
– Что это? – таращила красивые глаза Юлька. – Издеваешься?
– Нет, – трагически мотнула головой Алька. – Это… твой сыночек… как его звать? Кажется, Андрюшенька?
– Ну да, – настороженно кивнула мать.
– Это он тебе подарочек прислал. Рисуночек, – развернула Алька салфетку.
Художник, который сидел вместе с Шурой, сначала вытянул шею, а потом с возмущением посмотрел на спутницу.
