Сделка с врагом. Ответ на измену (СИ) - Беж Рина

Кусаю губу и держусь. Хотя пережитое постепенно начинает накрывать. Эмоции догоняют, обрушиваются шокирующими фрагментами и тестируют на прочность силу воли.

— Так, ладно, давайте-ка проверим ваши реакции и, если все в порядке, потихонечку дойдем до машины.

— Никаких дойдем. Проверяйте, а после я сам донесу, — басовитый голос Сергея заставляет дернуться, от этого скривиться, но все же поднять голову.

Не знаю, откуда появляется охранник, но честное слово, я очень рада его видеть живым и здоровым. Как и остальных, что, выбравшись из машин рассредоточиваются по периметру.

— Ты в порядке, — выдыхаю, встречаясь с мужчиной взглядом, на что тут же получаю кривую ухмылку и убежденное:

— Ненадолго, Арина Алексеевна. Руслан Германович уже пообещал мне открутить голову, как и всем остальным, кто проморгал охрану Зотова. Хороший нам урок Роман Сергеевич преподал. Утер нос за колеса.

Губы непроизвольно кривятся в понимающей улыбке. Да, в этот раз муж оказался хитрее.

— Чем они вас?

— Хлороформом. Не ожидали, что догадаются в одежду медбратьев переодеться.

Расслабились.

Хмыкаю и переключаюсь на фельдшера, которая только и ждет, чтобы продолжить осмотр. Выполняю всё, что она просит, и стараюсь не шипеть от боли в ребрах. Вроде как те целы, но гематомы обширные.

Сергей остается рядом, кому-то звонит. По тому, как кратко, но емко обрисовывает ситуацию, догадываюсь об имени второго собеседника.

— Полиция подъехала, я отойду ненадолго.

Телохранитель просит, чтобы никуда не перемещалась самостоятельно, дает бутылку с водой и быстрым шагом отходит в сторону моей ласточки. Там уже во всю наматывают круги люди в погонах. Осматривают, фотографируют, делают какие-то замеры и записи, заглядывают в салон.

Стараюсь видеть только мужчин, но не транспорт, который теперь является грудой искореженного железа, не подлежащего к восстановлению.

БОЛЬШОЙ и страшной грудой, внушающей ужас. Потому что левая сторона «морды» большей частью отсутствует, смявшись в гармошку и частично уйдя в салон. Вот тебе и не убиваемый супер-японец. А если бы это была обычная машинка, а не подарок дяди-перестраховщика, выбравшего мне самую надежную модель?

Совершенно не помню, как меня из нее доставали. И сколько времени я была без сознания.

— Шестнадцать минут, — отвечает медик и защелкивает чемодан.

Оказывается, вопрос задаю вслух.

— Откуда вы.

Странная точность удивляет.

Обычно ведь как? Мы всё округляем десятками. Минимум, шагом в пять.

Пять минут, десять, пятнадцать, час... а тут шестнадцать.

— А вы разве не помните? Вы же с кем-то разговаривали в момент аварии. Вот тот человек всех на уши и поднял. Обычно по две кареты на один вызов редко выезжают. Только если известно, что много людей пострадало. А тут распоряжение с самого верха.

Дальше не слушаю, теряюсь в мыслях.

Арбатов. Только он мог.

Правильно. Я собиралась звонить ему, но отвлеклась на дорогу. А потом резкий рывок, когда Зотов затормозил... По всей видимости я сильнее сжала телефон и пошел вызов.

Господи, представляю, как он разозлился, поняв, что происходит.

Словно услышав, что думаю о нем, Сатана дает о себе знать.

— Арина Алексеевна, ответьте. Это Руслан Германович, — Сергей вновь подходит неслышно, протягивает обычный кнопочный телефон и, будто извиняясь, добавляет. — Ваш мобильник, к сожалению, в дребезги.

Киваю. Забираю гаджет и отвожу глаза. Жутко стыдно, что так сильно трясутся руки.

— Слушаю, — голос почему-то проседает, а еще ком в горле разрастается.

— Арина, как ты девочка?

Не знала бы, что это точно Арбатов, ни за что бы не поверила, что он умеет ТАК говорить. Короткая фраза, а прошивает насквозь.

— Плакать хочется, — говорю, как есть, и губу прикусываю.

Она, зараза, такая, тоже трясётся, как и руки.

— Раз хочешь плакать, значит, будешь, — странное обещание странного человека.

Хотя, это же Сатана, он всегда выбивается из толпы. — Только, Ариш, потерпи чуть-чуть. Погоди до больницы. Я сейчас тоже туда подъеду и предоставлю тебе для этого своё плечо.

Прикрываю глаза и помимо воли улыбаюсь.

— А друге плечи использовать нельзя?

— Вот видишь, какая ты умница. Всё сама знаешь. Передай трубочку Сергею и ни о чем не переживай. Разберемся.

Разберемся.

Звучит так просто и вместе с тем так уверенно, что сомнения уходят прочь. Арбатов слов на ветер не бросает. Если сказал, сделает.

— А Рома?

Не знаю, почему адресую этот вопрос именно ЕМУ. Наверное, потому что в моей части вселенной всеми делами в последнее время реально заведует он.

— Его уже готовят к операции в той же клинике, куда сейчас отвезут и тебя. Всё, Ари давай, милая, приезжай. Я жду.

В следующие несколько дней, что провожу в клинике под наблюдением врачей которые не отпускают меня домой, потому что перестраховываются, я часто вспоминаю этот разговор и всё больше убеждаюсь, что впервые Руслан Германович не отдавал команды, а уговаривал.

А те первые минуты, когда он вошел в мою палату.

Бывают в жизни такие моменты, которые мы особо бережем. Нанизываем их на нитку памяти, прячем глубоко в сердце и храним, как особое сокровище.

Сатана бесшумно входит в палату, закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной. Стоит так несколько минут, наблюдая за мной, после чего медленно подходит и приседает на корточки. А дальше... так странно.

Едва касаясь, он трогает мое лицо. Костяшками касается дуг бровей, подушечками пальцев гладит щеки, скулы, губы. Поправляет волосы.

Обрисовывает подбородок, раковину уха. Только височную часть избегает, где наложена повязка.

Долго. Нежно. Трелетно.

- Рус.

Зову, но он запрещает.

— Тш-ини...— поглаживает большим пальцем нижнюю губу.

Склоняется ниже. Смотрит, не моргая.

Не могу объяснить, но тишина кажется громкой, говорящей за нас. Напитанной эмоциями под завязку звенящей, пронизывающей насквозь. За молчанием мужчины таится что-то настолько глубокое, мощное, что тело замирает, подчиняясь не озвученным просьбам.

Он не спешит. Плавным движением стягивает одеяло к коленям, прихватывает низ больничной рубахи и тянет ее вверх. Стыдливый румянец опаляет щеки, когда перед глазами Арбатова предстают синяки на животе и ребрах.

Не знаю откуда, но я точно знаю, что он видит е этот момент не мое, покрывшееся мурашками тело, а гематомы, ссадины и повязки.

— Руслан.

— Тиши.ши... всё хорошо, Ариш... всё хорошо.

Озноб охватывает спину и не отпускает. От внутреннего напряжения потряхивает. А потом Сатана почти невесомо касается самого краешка особо пострадавшего участка тела, и я понимаю, что его руки дрожат.

33.

РУСЛАН

Не помню, когда в последний раз так сильно приколбашивало и до одури тянуло смолить. Именно смолить, одну за одной, взатяг, чтобы кончик сигареты с шипением вспыхивал и плавился, а легкие наполнялись едким дымом и смолой.

Наверное, даже в армии, когда наша машина наехала на мину, и шансы выжить были, не сказать, чтобы велики, так не дрейфил, как в тот момент, когда ответил на звонок Арины.

Еще не слыша ни звука, нутром почувствовал, что нездоровая ерунда творится. А уж когда испуганное дыхание уловил, а следом не то всхлип, не то визг Осиповой, перемкнуло.

Кольнуло.

Ощутимо. Болезненно.

Закоротило так, что пошевелиться не мог.

Сидел.

Слушал.

Дышал или нет - не знаю. Только за грудной ломило. Невыносимо.

И стрелки часов так громко... тик... тик... тик.

Какие часы? Откуда? Да хрен знает. Вроде те, что на стене висят, почти бесшумные, но в тот момент я их слышал. Отчетливо, как и дыхание Арины.

Каждый шажок секундной стрелки, как игра в русскую рулетку.

Тик... её вдох.

Тик... её выдох.