Вне пределов (ЛП) - Энн Джуэл Э.
Она кивает, но выражение её лица остаётся напряжённым.
— Это просто… Я не хочу, чтобы ты думал, что я…
Она хмурится ещё сильнее, словно подыскивая нужное слово.
— Я думаю, ты отлично ладишь с Морган. Конечно, я заинтригован твоей осведомленностью о моём прошлом. Мне нравится твоё общество, когда мы находим время поговорить. Но то, чем ты занимаешься в свободное время, меня не касается.
— Спасибо.
Она моргает и опускает глаза в пол.
Я не давлю на неё больше. Если бы она спросила меня, что я подумал, когда она прислала сообщение, я бы тоже сосредоточился на чём угодно в комнате, только не на ней.
— Пожалуйста. Будь осторожна за рулём. Увидимся завтра.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ЭМОЦИОНАЛЬНО ОПУСТОШЕННАЯ прошедшей неделей, я тащу усталую задницу к двери своего многоквартирного дома, когда вдалеке раздается эхо грома.
— После тебя, милая.
Я съёживаюсь от жуткого, сиплого голоса Дага «Дагли» Манна, странного соседа Эрики, который принимает кучу женщин. Должно быть, он им платит. Это единственное объяснение.
— Спасибо.
Я бросаю на него быстрый взгляд, когда захожу в здание, а он придерживает для меня дверь. Я впервые вижу его так близко, но даже сейчас солнечные очки закрывают часть его лица, а серая фетровая шляпа скрывает его оранжевые, словно у клоуна, волосы.
— Всё в порядке? — спрашивает он, когда я на мгновение замираю, чтобы рассмотреть его лицо.
Я никогда не замечала выпуклого жемчужного шрама, тянущегося от правого уголка его рта к верхней части скулы. Это явно старый шрам, но в то же время знакомый. Я не хочу проявлять фамильярность по отношению к этому скромному мужчине, но у меня возникает чувство узнавания.
— Замёрзла? — ухмыляюсь спрашивает он.
— Что?
Я опускаю голову и продолжаю свой путь внутрь здания.
— Твоё тело сотрясалось, как будто ты замёрзла.
— О, неужели?
Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, надеясь, что если физически отдалюсь от него, то и чувство узнавания исчезнет.
— Не хочешь зайти ко мне выпить? Может, что-нибудь согревающее.
Мурашки по коже.
Рвотный рефлекс.
Сигнал тревоги рядом с этим незнакомцев.
— Не могу.
Я перебираю ключи, чтобы найти нужный.
— Не можешь?
Он возвышается у меня за спиной.
Я роняю ключи. Прежде чем успеваю их подхватить, они оказываются в его руке, болтающейся передо мной.
— Или не хочешь?
Мне хочется закричать. Но почему? Из-за страха. Ещё раз, почему?
Мои глаза не отрываются от шрама, даже когда я смотрю краем глаза. Мне знаком этот шрам.
— Откуда у тебя этот шрам? — спрашиваю я, выдыхая последние остатки воздуха из лёгких.
Даг медленно проводит по нему пальцем.
— Недоразумение. А что? Тебе нравится? У меня есть и другие шрамы, если хочешь их увидеть.
Я качаю головой, всё ещё завороженная тем фактом, что мне знаком этот шрам.
Прищурившись, я пытаюсь разглядеть его глаза сквозь темные очки, но не могу.
— Милая? Всё в порядке?
Я резко поворачиваю голову в сторону лестницы.
— Мама.
Даг отступает на шаг.
— Вы уронили ключи, мисс.
Я хватаю их, и он разворачивается, поднимаясь на следующий лестничный пролет.
— Выпьем в другой раз, — говорит он.
Я смотрю ему вслед, чувствуя, что застыла на месте и задрожав ещё больше, чем когда он открыл мне дверь.
— Кто это? — спрашивает мама.
— Э-э… — Я качаю головой и пытаюсь отпереть дверь, не уронив ключи снова. — Парень, который живет этажом выше.
— Ты хорошо с ним знакома?
Дверь открывается, и меня охватывает чувство облегчения, когда я вхожу внутрь и запираю её за нами.
— Нет. — Я бросаю сумку на стойку и мою руки. После близости Дага чувствую, что мне нужно принять душ, чтобы смыть с себя всю его мерзость. — За исключением Эрики, я никого не знаю в доме. Так что же привело тебя сюда?
Она отодвигает стул от маленького круглого кухонного стола и садится, испуская долгий вздох.
— Шерри позвонила мне.
— Шерри? Мама Гриффина?
Я прислоняюсь к кухонному столу и скрещиваю руки на груди.
— Да. Она беспокоится о тебе. И я теперь тоже. Почему ты не пришла ко мне на прошлой неделе, когда у вас с Гриффином возникли проблемы?
В её голосе столько же боли, сколько и на лице.
— Я хотела. Просто…
Я люблю свою маму. И после того, как окончила среднюю школу и поступила в колледж, мы стали подругами. Отпала необходимость в выявление моей особенности, и мы стали просто матерью и дочерью. Но потом умер мой отец.
— Это связано с твоим отцом?
Я киваю.
— Я всё ещё твоя мать. Я всегда рядом. Знаешь, что я почувствовала, когда Шерри рассказала мне о том, что произошло?
— Извини, — я чувствую себя неловко. — Я понимаю, что тебе всё ещё тяжело после смерти отца. Я не хочу быть для тебя ещё одним источником беспокойства.
— Со мной всё в порядке, Суэйзи.
— Ты не в порядке. Прошло уже больше года, а ты так и не взяла в руки фотоаппарат. Ты не работала. Ты не навела порядок в его половине шкафа. И когда мы ужинаем вместе, мы только и делаем, что говорим об отце.
— Он мой муж и твой отец. Что плохого в том, чтобы хранить память о нём?
— Он был твоим мужем.
— Суэйзи…
Она поджимает губы.
— Я тоже любила его. Я тоже скучаю по нему. Но, похоже, наши отношения — это не что иное, как воспоминания о прошлом. Если бы ты проявила хоть какой-то интерес к моей жизни, работе, к моим отношениям с Гриффином, в общем, к чему угодно, тогда, возможно, я бы почувствовала, что мне нужно было выплакаться на твоём плече на прошлой неделе.
Женщина, стоящая передо мной, разбивает мне сердце. Ей нет и пятидесяти, а она ведет себя как восьмидесятилетняя вдова, ожидающая конца своих дней. Моя мама красивая. Мужчины всегда заглядывались на неё. Возможно, я не видела, как мои родители открыто проявляли свою любовь друг к другу, но я замечала, как мой отец неодобрительно смотрел на тех, кто слишком долго засматривался на мою маму.
— Ты не понимаешь.
Она опускает голову и смотрит в пол.
— Тогда заставь меня понять. Позволь мне помочь тебе.
— У меня есть психотерапевт.
Я смеюсь.
— Знаю. И совершенно очевидно, что он отлично справляется со своей работой.
— Суэйзи…
Её взгляд встречается с моим.
— Прости, что не позвонила тебе на прошлой неделе. Мы с Гриффином помирились. Но в моей жизни сейчас столько всего происходит, что я хочу поделиться этим со своей мамой. Не с убитой горем женщиной, с которой мы встречаемся за ужином раз в неделю, а с моей мамой. Той, которая закатывала глаза, когда я выбирала сексуальные лифчики и трусики, когда у меня появился первый парень в колледже. Ты купила мне коробку презервативов и тюбик смазки на девятнадцатилетие. В течение двух лет, между вторым курсом в колледже и смертью отца… ты была самой классной мамой и подругой на свете.
— Я не стремлюсь быть такой. Я просто не знаю, куда мне двигаться.
Я киваю.
— Знаю. Но ты так и будешь топтаться на месте, если будешь всё время оглядываться назад. Тебе не обязательно забывать его. Ты просто… — Я качаю головой. — Не знаю. Думаю, тебе нужно найти способ немного больше приобщиться к жизни.
На её лице появляется печальная улыбка.
— Извини. Я постараюсь стать лучше.
— Хорошо, — говорю я, отвечая на её печальную улыбку.
— Я была бы классной. — Её лицо сияет. — Разве не так?
Я улыбаюсь.
— Самой классной. Такой классной, что приняла бы Гриффина таким, какой он есть, вместо того чтобы сходить с ума из-за его татуировок и «стероидных» мышц, когда мы только начали встречаться. Ты бы сразу достала свой фотоаппарат и сделала бы миллион снимков его тела, чтобы окончательно меня смутить.
Она тихонько смеётся.
— Я тоже скучаю по той маме.
Когда я подхожу к ней, она встает, и мы обнимаемся.