Дж. Редмирски - По дороге к любви
— Для курящих или для некурящих? — смотрит она на Эндрю.
Замечаю, как она скользит взглядом по его мускулистой руке, когда он ищет в кармане кредитную карту.
— Для некурящих.
Щелк, щелк, щелк. Щелк, щелк, щелк. То по клавишам, то мышкой.
— Рядом есть только одиночный для курящих и одиночный для некурящих.
— Берем. — Он вручает ей карту.
Двумя пальцами женщина берет карту, а сама не отрывает глаз от его руки, подмечая малейшее шевеление мышц, а затем исчезает за стойкой.
«Вот шлюха!»
Заплатив, выходим обратно к машине, и Эндрю забирает гитару.
— Надо было раньше подумать, конечно, — говорит он, когда мы идем к нашим номерам, — но если хочешь есть, могу пробежаться по улице, принести что-нибудь.
— Нет, все в порядке. Спасибо.
— Точно?
— Да, что-то совсем не хочется… Если проголодаюсь, возьму что-нибудь в автомате.
Он сует карточку-ключ в щель, загорается зеленая лампочка. Берется за ручку, щелчок, дверь открывается.
— Но там же все только вредное. Сахар, жир, — намекает Эндрю на мое пристрастие к здоровой еде.
Входим в номер, довольно унылый, с узенькой односпальной кроватью, притиснутой к стене. Покрывало отвратительного коричневого цвета, даже жутко становится. Впрочем, запах в номере приятный, чувствуется, что здесь чистенько и в целом довольно прилично, но я, когда сплю в мотеле, всегда снимаю с кровати покрывало: бог знает, когда его стирали в последний раз и какая там может быть зараза.
Эндрю шумно вдыхает воздух, принюхиваясь.
— Этот для некурящих. — Он оглядывает строгим взглядом стены. — Значит, располагайся.
Прислоняет гитару к стене, проходит в маленькую ванную, включает свет, проверяет вентилятор, возвращается, подходит к окну напротив кровати, проверяет кондиционер: сейчас как-никак середина июля. Потом подходит к кровати, осторожно откидывает одеяло и придирчиво изучает простыни и подушку.
— Что ты ищешь?
— Хочу убедиться, что белье чистое, не хватало, чтобы ты спала на вонючих простынях.
Краснею и отворачиваюсь, чтобы он не заметил.
— Спать, конечно, еще рановато, — говорит он, отходя от кровати, и берет гитару, — но я что-то подустал за баранкой, хочется прилечь.
— Да ты не спал практически с самого Шайенна. — Я кладу свои вещи в изножье кровати.
— И то правда, — соглашается он. — Значит, я на ногах уже часов восемнадцать. Вот черт, а я и не думал.
— Зато усталость за тебя подумала.
Он идет к двери, кладет пальцы на серебристую ручку, и дверь со щелчком открывается. Я стою, где стояла: возле кровати. Ситуация неловкая, но длится она недолго.
— Ну давай, до утра, — говорит он. — В случае чего я рядом, в сто десятом, зови, стучи, колоти в стенку, если понадобится.
В лице доброта и искренность, больше ничего.
Киваю и улыбаюсь в ответ:
— Ну, доброй ночи.
— Доброй ночи. — Он выходит, тихо прикрыв за собой дверь.
Я остаюсь одна, стою как столб, думаю о нем, но как-то рассеянно и всего пару секунд, потом решительно трясу головой и начинаю рыться в сумке. Да-а, в первый раз за двое суток я наконец приму душ. Какой кайф! Достаю чистые трусики, любимые белые шорты из хлопка и футболку с розовыми и голубыми полосками по коротким рукавам. Нахожу зубную щетку, пасту, жидкость для полоскания рта и иду в ванную. Раздеваюсь догола. Ох, как приятно скинуть на пол грязное белье (целых двое суток не меняла!). Гляжусь в зеркало. Боже мой, ну и рожа! Макияж стерся, туши на ресницах почти совсем не осталось. Из косы выбилось еще больше прядей, а с одной стороны прическа вообще похожа на осиное гнездо.
Неужели в таком виде я ехала в машине рядом с Эндрю?!
Стаскиваю резинку, закрепляющую косу, пальцами распускаю волосы. Сначала чищу зубы, потом держу во рту порцию мятной жидкости для полоскания, пока не перестает жечь.
Пустив горячую воду в душе, чувствую, что я в раю. Стою под душем бесконечно долго, не хочется выходить, с наслаждением ощущаю, как горячие струи омывают меня, пока не ловлю себя на том, что сейчас вот так и усну стоя. Намыливаюсь с головы до ног, все закоулки, дважды. Господи, как же давно я не мылась! И в заключение брею ноги — счастлива наконец избавиться от этой шерсти, лезущей непонятно откуда. Заворачиваю краны, тянусь за мотельным полотенцем, висящим на вешалке над сливным бачком.
Слышу за стенкой в номере Эндрю шум воды. Воображаю, как он стоит под душем, в этой картине нет никакой эротики, ничего извращенного, хотя представить такое очень даже легко. Я думаю о нем вообще, о том, куда мы с ним едем и зачем все это. Потом думаю о его отце, и сердце мое сжимается. Я понимаю, как Эндрю страдает, и чувствую себя беспомощной. Мне очень хочется ему помочь, но я не знаю как. В конце концов чуть не усилием воли гоню эти мысли и начинаю размышлять о себе, о собственной жизни и ее проблемах, никак не связанных с Эндрю и его проблемами.
Надеюсь, о своих проблемах мне никогда не придется ему рассказывать, о том, что заставило меня предпринять эту безумную автобусную экскурсию в никуда, потому что тогда я начну мучиться угрызениями совести и считать себя себялюбивой дурой. Разве можно сравнивать мои проблемы и его? Это же небо и земля.
Ложусь в постель с мокрыми волосами, для начала расчесав их пятерней. Включаю телевизор. Я не чувствую никакой усталости, потому что почти всю дорогу от Денвера спала. Переключаю каналы, пока не натыкаюсь на какой-то фильм, где играет Джет Ли. Но смотрю вполглаза, лишь бы был какой-то шум в комнате.
Четыре раза звонила мама, оставила четыре сообщения.
От Натали по-прежнему ничего.
— Как там в Виргинии, чем занимаешься? — слышу я мамин голос в ухе. — Надеюсь, не скучаешь.
— Да, оттягиваюсь по полной. А у тебя как дела?
Мама хихикает на другом конце страны, и мне инстинктивно становится противно. Значит, рядом с ней мужчина. Тьфу, надеюсь, она говорит со мной не в постели и голая, а какой-то козел не лижет ей спину.
— У меня все хорошо, деточка, — отвечает она. — С Роджером продолжаем встречаться, на выходные едем в круиз.
— Рада за тебя, мама.
Снова хихикает.
Я морщу нос.
— Ну, хорошо, деточка. Мне надо идти. Ну, перестань же, Роджер! — Снова хихикает.
Господи, меня сейчас стошнит!
— Я просто хотела узнать, как у тебя дела. Позвони завтра, расскажешь, что нового, хорошо?
— Хорошо, мама. Позвоню. Я люблю тебя.
Отключаемся, я кладу телефон на кровать. Откидываюсь на подушки и невольно думаю о том, что за стенкой сейчас Эндрю. Может быть, тоже сидит на кровати головой к этой же стенке. Начинаю снова щелкать каналы, пока не вижу, что пошла уже по второму кругу, а может, и по третьему, не знаю.