Дж. Редмирски - По дороге к любви
— Тащило по дороге несколько метров, с десяток, может, больше. Голову разбил в кровь. — Он тычет в затылок с правой стороны. — Девять швов, и на руке шестнадцать. Не-ет, больше таким дураком не буду.
— Хотелось бы надеяться, — сурово говорю я, пытаясь разглядеть под волосами шрамы.
Он берет меня за запястье, указательным пальцем направляет мой палец туда, где должен быть шрам.
Подвигаюсь ближе, чтобы ему было удобнее.
— Где-то… вот здесь. Ага, вот он. Чувствуешь?
Убирает руку, но я уже вижу шрам.
Кончиками пальцем осторожно раздвигаю волосы и нащупываю неровную полоску кожи на голове. Шрам длиной около дюйма. Провожу пальцем еще раз и неохотно опускаю руку.
— Наверно, у тебя много шрамов, — замечаю я.
— Не очень, — улыбается он. — На спине есть один, это когда Эйдан огрел меня велосипедной цепью. — (Я стиснула зубы от ужаса.) — А когда мне было двенадцать, посадил Эшера на руль велика, мы поехали и в камень врезались. Велик перевернулся, а мы оба шмякнулись на бетонку. — Он трогает пальцем нос. — Я тогда нос сломал, а Эшер руку, ему зашивали локоть. Мама думала, что мы попали под машину, про велосипед ничего не сказали, чтобы не очень наказывали.
Гляжу на его изящный, чуть ли не идеальный формы нос. Что-то не похоже, что он был сломан.
— Потом есть еще интересный такой, Г-образный шрам на бедре, вот тут, с внутренней стороны. — Он показывает, где примерно. — Но его я тебе не покажу. — Усмехается и кладет на руль обе руки.
Я краснею, потому что уже представила, как он спускает штаны и хвастается своим шрамом.
— Ну и хорошо, — смеюсь я и сама наклоняюсь к приборной доске, поднимаю рубаху и оголяю живот. Вижу, смотрит, и сердце мое начинает отчаянно бухать, но стараюсь не обращать внимания. — Вот, однажды ходила в поход. Прыгнула с отвесного берега в воду и ударилась о камень… Чуть не утонула.
Эндрю протягивает руку, трогает пальцами маленький шрам. По спине у меня, до самой шеи, проходит дрожь, кровь леденеет в жилах.
И на это я не обращаю внимания, насколько получается, конечно.
Опускаю край рубахи, снова откидываюсь на спинку сиденья.
— Я рад, что ты не утонула.
Лицо теплеет, глаза тоже.
Улыбаюсь в ответ:
— Да, было бы хреново.
— Это уж точно.
Глава 15
Я просыпаюсь, когда уже темно, машина едет медленно. Не знаю, сколько я проспала, но мне кажется, всю ночь, несмотря на то что сидела, свернувшись калачиком в кресле и прислонившись головой к двери. Немного только затекли мышцы, как и тогда в автобусе, а в остальном чувствую себя прекрасно.
— Где мы едем? — спрашиваю я, прикрывая ладошкой зевоту.
— Где-то в районе Веллингтона, штат Канзас, — отвечает Эндрю. — Ты долго спала.
Выпрямляюсь совсем, протираю глаза, устраиваюсь поудобней и гляжу на дорогу. Эндрю куда-то сворачивает.
— Ну да, выспалась лучше, чем тогда в автобусе, когда продрыхла всю дорогу от Северной Каролины до Вайоминга. — Я бросаю взгляд на голубые циферки на проигрывателе: 22:14. Из динамиков доносится тихая музыка. Сразу вспоминаю, как мы познакомились, и улыбаюсь в душе: пока я спала, громко музыку он не включал. — А ты как? — спрашиваю я, глядя на Эндрю, половина его лица скрыта в тени. — Я, конечно, боюсь предлагать, ведь машина все-таки не твоя, а отцовская, но учти, я неплохо вожу, могу сменить, если что.
— А ты не бойся, — отвечает он. — Это же только машина. Драгоценный антиквариат, и мой старик подвесит тебя на люстре, если узнает, что ты садилась за руль. Хотя лично я ничего не имею против и ему не скажу.
Даже в темноте мне видно, как по губам его пробегает усмешка.
— Да? А вдруг сам догадается? Я уж теперь не знаю, хочу ли.
— Он же умирает, забыла? Что он тебе сделает?
— Это не смешно, Эндрю.
Да он и сам понимает, что не смешно. Конечно, это у него игра такая, играет в нее сам с собой, лишь бы забыть о том, что гложет его постоянно, лишь бы справиться с душевным страданием. Как долго еще он продержится? Неуместные шутки скоро иссякнут, и он не будет знать, что делать с собой и со своей болью.
— Остановимся у следующего мотеля, — говорит Эндрю, сворачивая на другую дорогу. — Мне надо немного поспать. — Искоса смотрит на меня. — Номера, естественно, разные.
Я рада, что он сразу оговорил этот пункт. Колесить с ним в одной машине по дорогам Америки — еще куда ни шло, но ночевать в одном номере я не готова.
— Отлично, — отвечаю я. — Мне нужно принять душ и не меньше часа драить зубы.
— Кто бы возражал… — пытается пошутить он.
— Ой-ой-ой, от тебя тоже не розами пахнет.
— Знаю, — отзывается он, прикладывает ко рту ладонь чашечкой, резко выдыхает. — Запашок, будто я ел чертову запеканку, которую моя тетушка готовит каждый год в День благодарения.
— Интересно, из чего черти делают запеканку? Из дохлых крыс? — громко смеюсь я и делаю вид, что меня выворачивает наизнанку.
Эндрю тоже смеется.
— Ну, в этом что-то есть, все может быть… Я обожаю свою тетю Дину, но не могу не признать, что Господь не благословил ее даром кулинарного искусства.
— Похоже, мою маму тоже.
— Наверное, очень противно с детства питаться лапшой быстрого приготовления и черствыми пирожками, разогретыми в микроволновке.
Я качаю головой:
— А я просто взяла и сама научилась готовить… Не забудь, я ведь ем только здоровую пищу!
Сероватый свет уличных фонарей освещает улыбающееся лицо Эндрю.
— Да-да, чуть не забыл, долой бургеры и жареную картошку, наша маленькая принцесса ест только рисовые хлебцы!
Протестовать против такого титула не очень хочется.
Через несколько минут притормаживаем возле двухэтажного здания мотеля, заезжаем на стоянку. В номера здесь можно входить прямо с улицы. Выбираемся из машины, разминаем ноги, а Эндрю еще и руки, и шею, и еще много чего, потом берем сумки. Гитару он оставляет в машине.
— Не забудь запереть дверь, — произносит он со значением.
Заходим в холл, где пахнет кофе и мешками от пылесоса.
— Два одноместных. Если можно, рядом, — говорит Эндрю, доставая из заднего кармана бумажник.
Я сдвигаю сумочку на живот, достаю кошелек на молнии.
— За себя я могу заплатить сама.
— Нет уж, платить буду я.
— Я серьезно, позволь мне заплатить.
— Я же сказал — нет, убери свои деньги.
Неохотно повинуюсь.
Женщина средних лет с седеющими светлыми волосами, собранными на затылке в неопрятный пучок, тупо нас разглядывает. Потом стучит по клавиатуре, чтобы узнать, какие номера свободны.
— Для курящих или для некурящих? — смотрит она на Эндрю.