Люси Монтгомери - Энн в Инглсайде
— Прокаженных, а не леопардов,[4] детка.
— Дженни сказала, что леопардов, а ей лучше знать, кого обращает ее собственная тетка. И мне хочется посмотреть ее дом… ее комната оклеена обоями с попугаями… а в гостиной у них стоят чучела сов… на ковре в передней нарисован дом, а жалюзи на окнах все в розах… и у них есть настоящий домик для игр… его построил им ее дядя… и с ними живет бабушка, которая старее всех на свете. Дженни говорит, что она жила еще до всемирного потопа. Когда еще мне удастся увидеть человека, который жил до всемирного потопа?
— Я слышала, что бабушке почти сто лет, — вставила Сьюзен, — но если твоя Дженни говорит, что она жила до потопа, то она врет без зазрения совести. И в этом доме ты можешь подхватить Бог знает что.
— Дженни говорит, что они уже давно переболели всеми болезнями, — возразила Ди. — Дженни говорит, что у них была и корь, и свинка, и коклюш, и краснуха — и все в один год.
— Не удивлюсь, если у них и оспа была, — пробурчала мисс Бейкер. — Полоумная семейка.
— У Дженни скоро будут вырезать гланды, — рыдала Диана. — Но ведь это не заразно! Одна кузина Дженни умерла после того, как у нее вырезали гланды… истекла кровью, не приходя в сознание. Вдруг Дженни тоже умрет? У нее слабое здоровье — на прошлой неделе ей три раза было плохо. Но она приготовилась к худшему. Поэтому она и хочет, чтобы я провела у нее в доме ночь… чтобы я помнила ее, если она умрет. Пожалуйста, мамочка, позволь! Можешь не покупать мне новую шляпку с ленточками, которую обещала.
Но Энн была непреклонна, и в тот день Диана заснула в слезах. Нэнни ей нисколько не сочувствовала. Ей Дженни совсем не нравилась.
— Прямо не узнаю свою девочку, — озабоченно сказала миссис Блайт. — Она раньше никогда так себя не вела. Эта Дженни словно околдовала ее.
— Вы поступили совершенно правильно, миссис доктор, голубушка. Не к чему ей идти в дом к неподходящим для нее людям.
— Сьюзен, я не хочу внушать дочке, что есть «подходящие» и «неподходящие» для нее люди. Но всему есть предел. Дело даже не в самой Дженни… она просто слишком все преувеличивает в рассказах… но мне говорили, что мальчики у них просто ужасные. Учительница не может найти на них управы…
— Значит, они тиранствуют над тобой, как хотят? — высокомерно хмыкнула Дженни, когда Диана сказала ей, что родители не разрешили ей провести ночь в доме Пентов. — Я бы такого не потерпела. У меня независимый характер. Я вообще сплю под открытым небом, когда мне приходит такая фантазия. Ты небось никогда не спала на открытом воздухе?
Ди завистливо смотрела на девочку, которая «спит под открытым небом, когда ей приходит такая фантазия». Как это интересно!
— Не сердись на меня, Дженни. Ты же знаешь, что мне очень хочется.
— Да нет, я на тебя не сержусь. Конечно, некоторые не позволили бы так себя притеснять, но ты, видно, уродилась послушной. А как нам было бы весело! Я хотела пойти с тобой ловить рыбу в ручье при лунном свете. Мы часто там ловим рыбу. Мне на крючок сколько раз попадалась вот такая форель. И у нас замечательные поросятки, чудный жеребенок и только что родились щенята. Что ж, придется, видно, позвать Сэди Тейлор. Ее отец и мать не притесняют.
— Мои папа и мама очень добрые! — заступилась за родителей Диана. — И папа — самый лучший доктор на острове — все так говорят.
— Красиво это — хвастаться отцом с матерью, когда ты знаешь, что мои умерли? — уничтожающе прошипела Дженни. — Подумаешь! У моего папы сейчас крылья, а на голове золотой нимб. Но я же не задираю нос! Слушай, Ди, я не хочу с тобой ссориться, но я ненавижу, когда люди хвастаются своими родителями. По этикету этого нельзя делать. А я решила вести себя строго по этикету. Когда летом Перси Форд, о которой ты все время говоришь, приедет сюда на каникулы, я не собираюсь с ней дружить. Тетя Лина говорит, что ее мать вышла замуж за мертвого, а он ожил.
— Да что ты, Дженни, все было совсем не так! Я знаю… Мама мне рассказывала… Тетя Лесли…
— Не хочу про нее и слушать. Про такое лучше не говорить. А вот и звонок.
— Ты правда позовешь Сэди? — обиженно спросила Ди.
— Ну, не сегодня. Подожду немного. Может, дам тебе еще один шанс. Но это будет последний.
Через несколько дней на перемене Дженни подошла к Диане.
— Джим говорит, что ваши родители вчера уехали и вернутся только завтра.
— Да, они поехали в Эвонли, повидать тетю Ма-риллу.
— Вот это и есть твой шанс.
— Мой шанс?
— Провести у нас ночь.
— Но, Дженни, мне же запретили!
— Ну и что? Они же не узнают. Не трусь!
— Сьюзен меня не отпустит.
— А ты у нее не спрашивайся. Просто после школы пойдем ко мне. Нэнни скажет ей, где ты, и она не будет беспокоиться. А твоим родителям она не посмеет рассказать, что не уследила за тобой.
Диану раздирали сомнения. Она отлично знала, что не должна идти наперекор запрету, но ей так хотелось! А Дженни впилась в нее своим гипнотизирующим взглядом.
— Это твой последний шанс, — театрально произнесла она. — Я не могу дружить с девочкой, которая считает, что моя семья ее недостойна. Если ты откажешься, мы сейчас расстанемся с тобой навсегда.
Тут Диана сдалась. Она все еще была околдована Дженни и не могла расстаться с ней навсегда. В этот день Нэнни вернулась из школы одна и сообщила Сьюзен, что Ди будет ночевать у Пентов.
Если бы мисс Бейкер была здорова, она тут же отправилась бы за Дианой. Но Сьюзен утром подвернула ногу и, хотя она и могла кое-как ковылять по дому и готовить детям еду, пройти милю до фермы Пентов ей было не по силам. Телефона у Пентов не было, а Джим с Уолтером категорически отказались туда идти. Ребята позвали их печь мидий у маяка, а Ди ничего в доме Пентов не сделается. Сьюзен пришлось смириться с неизбежным.
Диана с Дженни отправились к ней домой по тропинке, идущей прямиком через поля и сокращавшей дорогу до четверти мили. Диана была счастлива, хотя время от времени и чувствовала уколы совести. Кругом было так красиво: заросли папоротников на опушке темно-зеленых рощиц, низина, где лютики доставали им до колен, извилистая дорожка, вдоль которой росли молодые клены, ручеек, окаймленный цветущими кустами, луг, розовый от земляники. Диана, которая начинала осознавать красоту природы, была в восторге и почти пожалела, что Дженни говорит без умолку. В школе — другое дело, а сейчас Диане совсем не хотелось слушать про то, как Дженни однажды чуть не отравилась — разумеется, «по нечайнос-ти», — приняв не то лекарство. Дженни красочно описывала свои предсмертные муки, но так и не объяснила, почему она все-таки не умерла. Она «потеряла сознательность», и доктор сумел вытащить ее чуть ли не из могилы.
