Саджад Захир - Дочь куртизанки
— Видно, он не только хромой, но еще и ослеп вдобавок! — вскричал Гирдхарилал. — Если видел, то тащи его сюда! Видел он… Тоже нашелся тут доглядчик!
— Я уважаю ваш преклонный возраст, но вы переступаете пределы дозволенного, — сказал Юсуф. — Если в течение часа сахар не будет возвращен, я сяду писать рапорт.
Гирдхарилал сник. Но только на секунду. В следующий миг он стал причитать так, чтобы его было слышно на улице.
— Люди добрые, спасите ради бога Рамы. Этот мусульманин убивает меня наповал, он оклеветал меня! Ради махатмы[30] Ганди — спасите!
К магазину потянулись любопытные.
— Что здесь происходит? Что случилось?
— Суман, — сказал Юсуф, — тебе здесь нечего делать.
Но Суман еще раньше решила не оставлять его одного.
На веранду поднялось сразу несколько человек.
— В чем дело? Что здесь случилось?
Гирдхарилал, отступая перед Юсуфом, наткнулся на мешок с рисом и сел на него. Теперь он всхлипывал сидя:
— О боже мой, спасите, добрые люди…
Юсуф выпроводил любопытных и пошел закрыть за ними дверь.
Джоши потянул Суман за подол сари, подмигнул ей и передал бумагу, смятую в комок, показав глазами на Юсуфа.
Гирдхарилал, вытирая слезы, поплелся на склад. Он что-то перекладывал там с места на место.
Юсуф сел за свой стол, взял чистый лист бумаги и принялся писать.
— Что вы пишете? — спросила Суман. — Не пишите рапорт, сперва выслушайте меня.
Но Юсуф продолжал писать. Суман разгладила переданную ей Джоши записку, протянула руку и положила записку на лист бумаги перед Юсуфом.
— Сперва прочтите.
«Господин Джавид, приезжайте сюда сразу, как только получите эту бумагу. Попытайтесь рассказать ему об этом товаре. Ведь для вас он свой человек», — прочел Юсуф и удивленно посмотрел на Суман.
Вместо объяснения Суман перевернула записку обратной стороной.
— Он устраивал на работу сына, — сказала она. — Вот, прочтите.
Юсуф взглянул в открытую дверь склада. Гирдхарилал сидел на полу, прислонившись спиною к стене. Его седые волосы в эту минуту казались совсем белыми, спина согнулась крючком. Он неподвижно смотрел в угол, и Юсуф видел, как старика трясло, точно в ознобе.
— Я не позволю писать на него рапорт, — заявила Суман, и Юсуф не узнал ее голоса.
Она взяла со стола записку, сложила ее и завязала в уголок сари.
— Вам нужно бороться не с ним, а вот с этой бумажкой, — заметила она и добавила, задумчиво глядя в сторону: — Но для этого еще не настало время.
Юсуф молчал. Он не знал, как теперь поступить и что ответить Суман. Она положила руку ему на плечо. Юсуф был так похож сейчас на маленького ребенка, который чем-то раздражен, и упрямится, и все пытается настоять на своем. Она сказала, будто уговаривала маленького:
— Я понимаю, у вас нет другой работы. Но придется вам уйти и с этой, она не для вас.
Она взяла лист бумаги, на котором он начал было писать рапорт, разорвала его и бросила в корзину для мусора, а перед ним положила чистый лист.
— Пишите. Пишите. Что вы не можете здесь работать, — сказала она.
— Но, Суман! — Юсуф не мог скрыть растерянности. — И потом, неужели ты не понимаешь, что я не могу без работы, мне не на что будет жить…
Суман прервала его.
— А что было у меня, когда я бежала из приюта? Лишь вера в то, что я поступаю правильно. Да, именно вера в таких людей, как ваша мама, надежда на таких честных людей, как вы…
Она, как хозяйка, прошла на склад и наклонилась над Гирдхарилалом.
— Гирдхарилал-джи, поздравляю вас, ведь ваш сын нашел наконец работу?
Тот вздрогнул и пристально посмотрел ей в лицо.
Суман сжала губы и, уже уходя, добавила:
— Но… эта сделка очень дорога, очень невыгодна для вас. Вы заплатили слишком много, Гирдхарилал-джи. Это принесет прибыль другим, а вам — одни укоры совести, даже если господин Юсуф и не напишет этот рапорт…
Гирдхарилал уронил голову на грудь.
16
Нафис сидела в своей комнате на диване и пилочкой обтачивала ногти. Она была в зеленых шелковых брюках в обтяжку и белой кофточке, расшитой золотым узором. Дымчато-сизый шарфик, вышитый мелкими серебряными цветками, закрывал шею. Напротив нее, на маленьком столике, стояла открытая коробка с конфетами. Нафис протягивала руку, брала конфету, отправляла ее в рот и снова принималась за пилочку. Рядом с коробкой конфет лежал свежий номер журнала «Женщина и дом».
Напротив сидел Салман и покачивал ногой. Нафис пододвинула к нему коробку:
— Бери!
— Я сказал, в рот их не возьму. Сперва ответь на мои вопросы.
— Это же твои любимые конфеты. Бери, пока я не съела.
— Будь же серьезнее, Нафис! Неужели ты и жизнь принимаешь вот за такую конфетку?
— Тебе идет быть серьезным, — сказала Нафис, довольно причмокивая.
— Дело такое.
— Ничего серьезного, — беспечно откликнулась Нафис. — Просто ты умеешь беспокоиться по пустякам. И потом, если, как ты говоришь, надо считаться с его самолюбием, пусть и он считается с моим…
— Выходит, ты готова бросить Юсуфа из одного ложного самолюбия? Готова пожертвовать вашей любовью с детских лет и годами дружбы?
— А что мне остается делать — упасть ему в ноги и умолять, чтобы он женился на мне? Его самолюбие — оправданное, а мое — ложное. Ловко у вас получается! — Нафис начинала сердиться.
— Но ведь он же сделал тебе предложение. Его мать приходила сама, и не один раз. И он тоже бывал здесь, и ты давала понять, что любишь его, что он нравится тебе… Признайся — ведь любишь? — другим, теплым голосом спросил он.
Нафис протянула руку, взяла еще конфету, отправила ее в рот и промолчала.
— И разве ты не замечаешь, что каждый раз как он приходит, здесь обязательно заводят разговор, который заставляет его страдать, обижает его. Ему всегда дают понять, что до тех пор, пока у него не будет состояния, все его достоинства, все добродетели, способности не будут приниматься в расчет. Только поэтому он почти перестал здесь бывать.
— Но ведь все это мама. В чем тут моя вина? Пусть не обращает на нее внимания…
— Хорошо придумано! — возмутился Салман. — Ты живешь в джунглях? Если он придет к тебе, он придет в твой дом. А ты до такой степени подавлена родительской волей, что ни жестом, ни словом не дашь понять, что, оскорбляя Юсуфа, оскорбляют и тебя. И вот теперь я спрашиваю: где же твое самолюбие, о котором ты так заботишься? Понимаешь ли ты хоть значение этого слова или повторяешь понаслышке.
— Где мне понять, — обиделась Нафис. Она взяла еще одну конфету и принялась ее ожесточенно грызть. Салман встал, закрыл дверь и присел около Нафис на подлокотник дивана.
