Татьяна Королева - Все могут короли
Мрамор стен встречал Марию скукой и холодом.
Принцесса толкнула двери, поднялась по ковровой дорожке парадной лестницы и зашагала по анфиладе комнат, словно во сне, не замечая ни вскочивших и вытянувшихся во фронт охранников, ни отвешивающего поклоны мажордома, ни испуганных улыбок прислуги.
Она скинула туфли и шла по коврам и паркету с безупречно прямой спиной, а короткие пряди лежали на ее висках словно царский венец.
Царедворцы выстроились вдоль стен в беззвучном поклоне, старательно не замечая ни того, что наряд ее высочества не соответствует времени суток и предписаниям протокола, ни того, что ее лицо перепачкано.
Прошел всего один день.
И беспечная, наивная девчушка, способная на безрассудные поступки и озорные розыгрыши, полностью растворилась в этом бесшабашном солнечном дне.
Она приняла решение — самое важное и ответственное в своей жизни. И теперь, верная монаршему долгу, шагала так твердо, выглядела такой властной и повзрослевшей, что никто не осмеливался задать ее высочеству ни единого вопроса.
Генерал почтительно склонил голову, признавая ее победу, мажордом сделал шаг в сторону, уступая дорогу, многочисленные фрейлины перестали шептаться, виновато опустили глаза и приветствовали ее реверансами, доктор Барашкевич недоуменно покачивал головой и подкручивал ус…
Только старшая фрейлина, в уголках глаз которой вместо обычно холодка притаились счастливые слезы, бросилась к беглянке, раскинув руки, словно хотела обнять, но замерла в нерешительности. Затем статс-дама глубоко вздохнула, одернула тесный, застегнутый на все пуговицы пиджак и привычно начала:
— Ваше высочество… — Она перевела дух, словно боялась захлебнуться в водовороте собственных эмоций, нервно провела рукой по безупречной прическе, откашлялась и снова начала давно подготовленную речь: — Ваше высочество! Нам необходимо многое обсудить… Запланировать к завтрашней пресс…
Мария поравнялась с фрейлиной и устало коснулась ее плеча:
— Не надо… Сегодня ничего уже больше не надо… — Она остановилась на пороге спальни, обвела взглядом смущенных царедворцев и улыбнулась новой, взрослой и мудрой улыбкой. — До завтра, господа! Утром я приглашу вас!
Затем ее высочество легко поклонилась и скрылась в глубине спальни.
Мэтр Ромболь закрыл за ней массивные двери.
На голове детектива красовалась повязка, кости глухо болели, любимый черный костюм пришлось отправить в чистку. Но он все равно чувствовал себя настоящим героем и с высоты собственного превосходства наблюдал, как потрясенные придворные застыли в молчаливом недоумении…
Санкт-Петербург. Холостяцкая квартира Макса. РассветМакс прошел через комнату не зажигая света, открыл окно, сел на подоконник и закурил.
Там, далеко внизу, еще только просыпался город. Привычный шум становился громче, но среди механического гула и гомона все еще можно было разобрать отголоски музыки, доносившиеся с затухающей клубной вечеринки.
Утренний ветерок уносил в даль дым сигареты, Макс наблюдал за тем, как белый след исчезает в воздухе, вспоминал хрупкую фигурку принцессы, тающую в утреннем тумане…
Санкт-Петербург. Апартаменты принцессы Марии. РассветПринцесса лежала в огромной холодной кровати.
Ей не спалось, но стоило открыть глаза, как взгляд тут же упирался в безжизненно повисшую драпировку балдахина. За ней начиналась плотная, душная тишина…
Мария поднялась и, придерживая длинный подол ночной сорочки, приблизилась к окну. Ей казалось, что знакомый нервный ритм мелодии с клубной вечеринки стучится в окно спальной комнаты.
Она решительно раздвинула портьеры, повернула задвижку и распахнула окно. Утренний ветер презрительно коснулся тяжелого штофа, подхватил занавес из легкого тюля, наполнил его движением, как парус странствующего корабля…
Весь удивительный сказочный день проплыл перед глазами Марии, она медленно подошла к окну, выглянула на пустынную улицу.
По набережной торопился одинокий пешеход.
Светало…
Из утренней дымки вынырнул старинный экипаж, запряженный парой гнедых, и остановился у высоких мраморных колонн. Из экипажа выскользнула стройная тень в темном сюртуке и цилиндре. Молодой человек замер на набережной, пытаясь угадать, за которым окном находятся апартаменты, ее высочества, принцессы Агнесс.
Он вздрогнул, когда одно из окон в нижнем этаже с тихим звуком приотворилось, и в узком проеме показалась девушка, бледная и прекрасная как видение. Молодой человек почтительно приблизился к окну и, приподнявшись на цыпочки, тихо сказал:
— Ваше высочество, граф Соболев приносит вам свои извинения… — Он галантно приподнял цилиндр, а девушка заметила, что на белоснежной перчатке темнеет капелька крови. Молодой человек поспешил удалиться, не оставив взволнованной принцессе времени на ответ.
Агнесс захлопнула окно и, кутаясь в шаль, наброшенную поверх утреннего платья, вернулась к себе наверх. Она ступала очень тихо, опасаясь разбудить многочисленную челядь…
Принцесса Мария вздохнула, достала из секретера заветную перламутровую шкатулку, отперла замок витым серебряным ключиком, распустила ленту на связке писем и стала читать…
18
Макс лежал на кровати. Стоило ему закрыть глаза, как события дня снова и снова проплывали перед его мысленным взором. То медленно и плавно как летние облака, то ускоряли ход, они мелькали, как герои в компьютерной игре, пока резкий, пронзительный звук не вернул репортера из страны воспоминаний в реальность.
Еще несколько секунд ушло на то, чтобы определить источник звука. Звонок входной двери! Макс вскочил, торопливо на ходу натянул джинсы и припал к глазку.
В коридоре жизнерадостно улыбался Антон Павлович! Главный редактор…
— Макс! Хватит дрыхнуть, открывай! — подбодрил его главный, и репортер нехотя звякнул цепочкой.
— Ну ты даешь… Я его жду в редакции, а он подушку давит! — Возбужденный и радостный Антон ввалился в квартиру, не стал тратить времени на приветствия и окинул комнату взглядом. Телевизор стоял на тумбе из прозрачного темного пластика. А пульт…
Отыскать пульт среди царившего кругом беспорядка показалось главному непосильной задачей, и он предпочел прямо спросить у Макса:
— Ты сегодня телевизор смотрел?
