Жанна Корсунская - У кого как...
— Я вас слушаю.
— Не знаю, с чего начать...
— Начните с главного, потому что минут через пятнадцать я должна ехать.
— Понятно. Спасибо, что предупредили. Тогда так: я являюсь крупным специалистом в области космической техники. Проработал на Байконуре двадцать пять лет.
У него отвратительно пахнет изо рта. К тому же Вячеслав Семенович говорит тихо и наклоняется ко мне слишком близко. Беседа превращается в пытку.
— Понятно, — ободряюще улыбаюсь ему в ответ, — и все же переходите к главному.
— Это и есть главное, потому что я вам заявляю как профессионал и специалист: спутник не взлетит!
«Бомба! Сенсация!»
Мгновенно представляю себе зачисление в штат редакции со всеми вытекающими отсюда приятными последствиями. Меня берут на место пенсионера Барлева!
Мерзкий запах Швыдко становится почти неосязаемым.
— Как это — не взлетит?
— Так. Я читал договор, который подписан с русскими. Спутник будет выводить на орбиту списанная ракета-носитель семидесятого года выпуска. Максимум, заметьте, максимум, отойдет одна ступень из трех. А все остальное, в том числе наш восхитительный спутник, разлетится на части в верхних слоях атмосферы.
— Вы уверены, Вячеслав Семенович?
— — Абсолютно. Заявляю вам как профессионал с двадцатипятилетним стажем работы.
— Зачем же израильтяне подписали этот договор?
— Их просто облапошили. Н-да!
— Вы говорили об этом кому-нибудь из начальства?
— Говорил. Неоднократно. Мне сказали: не вмешивайтесь не в свое дело и занимайтесь исключительно разработкой спутника, и исключительно той областью, которую вам поручили.
— Сколько времени вы в Израиле?
— Полгода.
— Понятно. Ивритом не владеете.
— Абсолютно. Я говорил с русскоязычным директором проекта, который живет здесь тридцать лет. Этот директор принимал активное участие в поисках российских партнеров и подписании договора о запуске... Он очень самоуверенный молодой человек. В общем, Дов сказал мне, что, если я не перестану говорить глупости, он меня уволит.
— Жаль. Полгода в стране — и уже имеете работу по специальности. Это большое везение, Вячеслав Семенович.
— Да, но меня ничто не остановит. Я специалист и прекрасно понимаю, что деньги, выделенные на спутник, заметьте, огромные деньги, будут пущены на ветер в прямом смысле этого слова... На ветер в верхних слоях атмосферы.
— Но, может быть, есть хоть какой-то шанс?
— Никакого. Ноль.
— Зачем же они подписали этот договор с русскими?
— Я же вам объяснил — их облапошили.
Звонит Ури.
— Извините. Да, Ури, записываю адрес. Все ясно. Буду там через полчаса.
Беру номер телефона у Вячеслава Семеновича, Выхожу из кухни, чтобы попрощаться с Витей. Он сам идет мне навстречу.
— К кому тебе нужно ехать? Редактор сообщил уже? — Витя сосредоточенно смотрит на меня, какая-то мысль, кажется, не дает ему покоя.
— Да. Погиб молодой парень. Иностранный рабочий. Украинский. Нужно поехать по адресу, где он жил.
— Так я и думал. Я знаю этот маршрут. В этом автобусе обычно едут иностранные рабочие утром. Только, как правило, в семь утра. А этот задержался. Я поеду с тобой. Разреши мне...
— Зачем?
— Тебе нежелательно появляться в этом квартале одной. Там трущобы... Много грубых мужчин. Ну, работяги, без жен... Возьми меня. Я не буду тебе мешать.
— Хорошо. Спасибо, Витя.
Сообщение Швыдко о спутнике не дает мне покоя. Если подписали договор, не разобравшись, то почему не могут расторгнуть его и уличить Россию в обмане? Может, уже нельзя расторгнуть? И разве русские не должны будут платить компенсацию за нанесенный ущерб? Интересно, Витя знает что-то об этом? Наверняка. Надо поговорить с ним, прежде чем идти к руководителю проекта.
— Я знаю, что рассказал тебе Швыдко, — говорит Витя, как только мы выезжаем из здания Техниона.
— Да? И что ты про это думаешь?
— Если бы мы не учились с тобой в одном классе...
— Знаешь, Витя, давай поговорим на эту тему после встречи с украинскими рабочими. Я не очень хорошо вожу машину. Дорога петляет. А разговор серьезный.
— Да. Ты права. Разговор действительно серьезный. Через двадцать минут живописный склон горы неожиданно превращается в захламленные дворы и странные строения непонятной формы. Трущобы...
Странно, но Витя ориентируется здесь довольно легко.
Оставляем машину. Идем к трехэтажному дому, облепленному по бокам пристройками. В подъезде пахнет мочой. Дыры в стенах залеплены обрывками бумаги, газет и полиэтиленовых пакетов. Уцелевшая половина обнаженной улыбающейся девушки с плаката на стене исписана русскими матерными словами.
— Мы на правильном пути, — усмехаюсь я.
— Да.
На втором этаже каменная лестница неожиданно кончается, но сбоку есть узкая железная. Обе лестницы соединяет деревянная доска.
— Каскадерская работа у тебя, Фира.
Витя первым проходит по доске. Подает мне руку. Железная лестница ведет к нужной двери. Стучим. Ни кто не открывает.
Стою за Витей. Смотрю на его огромную спину. Слава Богу, что он поехал со мной. Наконец на пороге появляется пьяный мужик в тельняшке, обрезанной под майку. У него красные глаза, то ли от водки, то ли от слез. Шорты перепачканы белой краской.
— Вам чего? — Смотрит на Витю. — Мы на иврите не понимаем.
— Мы говорим по-русски. Войти можно?
Мужик некоторое время молчит. Рассматривает.
— Входите...
Жилье состоит из одной комнаты. Четыре кровати. Посередине пластиковый круглый стол и стулья. На столе бутылки пива, водка, половина арбуза, хлеб, селедка, картошка с зеленым луком, сосиски в пластмассовом тазу.
За столом сидит детина, голый по пояс, с якорем на руке, и женщина лет пятидесяти. Глаза у женщины злые. Сверлят нас, будто насквозь.
— Чего надо вам? — говорит она наконец.
— Мы из газеты. Ищем родственников или знакомых Александра Степаненко, который погиб сегодня во время террористического акта.
— Из газеты? Какой газеты?
— Центральной, израильской.
— Израильской? Падлы! Пришли! А я мать его! Мать Сашко! Сыночка повидать приехала третьего дня. Повидала!..
— Шо приперлись сюда, жиды пархатые? — вдруг поднимается из-за стола детина, хватает арбуз, швыряет в Витю, но тот успевает отстраниться, и арбуз попадает мне в грудь.
Детина подскакивает к Вите, хватает его за рубаху, но тот с размаху ударяет его в скулу. Женщина закрывает лицо руками, начинает выть:
— Жиды недорезанные, мало вас били на Украине, не добили гадов! Сейчас бы сыночек мой живой был. Сашко мой...
Детина снова бросается на Витю. Мужчина, что открыл нам дверь, хватает детину:
— Петро, хватит! Очумел! Идите, жидки, отседова, пока он вас не прикончил. Идите по добру...
