Нора Робертс - Моя любимая ошибка
— Где же вы учились?
Эбигейл устремила на Брукса холодный невозмутимый взгляд:
— Видите ли, судя по вопросам, что вы задаете, получается не разговор, а скорее допрос.
— Справедливое замечание. Тогда спросите и меня о чем-нибудь.
— У меня нет вопросов, — нахмурилась Эбигейл, опуская глаза.
— Ну, если вы так умны, как говорите, то уж хотя бы один вопросик можно придумать. — Он снова встал из-за стола, подошел к внушительных размеров холодильнику и достал две банки колы, одну из которых протянул Эбигейл, а у второй открыл крышку. — Я сказал глупость? В чем дело? — поинтересовался Брукс, поймав пристальный взгляд Эбигейл, которая застыла с банкой колы в руках.
— Нет-нет, все нормально. Хорошо, вот мой вопрос: почему вы решили пойти работать в органы правопорядка?
— Вопрос хороший, — одобрительно усмехнулся Брукс, прислоняясь к столу. — Люблю решать разные проблемы. У меня есть принципы. Вопросы веры всегда неоднозначны, но я твердо знаю одно: на свете есть добро и зло. Не все понимают их одинаково, и субъективные мнения имеют право на существование. Хотя для полицейского эти понятия иногда выглядят как черное и белое, порой надо еще погрузиться внутрь проблемы и проанализировать: является ли это злом в данной ситуации и именно для этих людей или просто случилось недоразумение. Обязательно нужно как следует разобраться и помочь.
— Очень уж запутанно.
— Вовсе нет. Это как решать оперативные задачи. Нужна голова. А еще мужество.
— Ум — куда более точный прибор по сравнению с эмоциями, ведь он имеет дело с фактами. А эмоции — вещь переменчивая и ненадежная.
— А еще человечная. Что толку в законах, если они негуманны?
Брукс отставил в сторону свою банку с колой и, открыв вторую, протянул Эбигейл.
— Принести стакан?
— Нет, спасибо. — Она сделала маленький глоток. — Шеф Глисон…
— Просто Брукс. А не хотите узнать, каким образом мне досталось имечко Брукс?
— Полагаю, это семейное имя.
— Вот и ошиблись. Разве вам не любопытно узнать всю историю?
— Пожалуй… Немножко…
— Брукс Робинсон.
— Простите?
— Этого я и боялся. Все дело, Эбигейл, в бейсболе. Брукс был одним из лучших игроков, защищающих «горячие точки». Моя мать родом из Балтимора, где он играл. Мамочка страстная болельщица и, даже когда она переехала сюда в конце семидесятых, продолжала увлекаться бейсболом и обожала «Балтимор Ориоулз». Если верить ее словам, когда Брукс в 1970 году заслужил звание лучшего игрока на чемпионате страны по бейсболу в игре против «Цинциннати Редз», она поклялась назвать в честь него сына.
— Должно быть, она серьезно увлекалась бейсболом.
— И увлекается до сих пор. А почему вас назвали Эбигейл?
— Просто так. Обычное имя.
— Мне нравится. Звучит несколько старомодно.
— Благодарю. — Эбигейл поднялась с места. — Мне пора. Сегодня надо закончить срочную работу. Прошу прощения за грубое поведение сегодня утром и надеюсь, что недоразумение исчерпано.
— Хорошо, что пришли. Кстати, мои слова остаются в силе: если что-то понадобится — звоните.
— Не буду. А за колу и приятную беседу спасибо. — Она вернула Бруксу пустую банку. — До свидания.
После ухода Эбигейл Брукс занялся изучением банки. Что он за параноик такой, если всерьез думает отправить банку для снятия отпечатков пальцев и на анализ ДНК?
В конце концов Брукс пришел к выводу, что это выглядит некрасиво со всех точек зрения, и отнес банку в туалет. Вылив в раковину остатки содержимого, он вернулся в кабинет и поместил ее в пустой пакет для хранения вещественных доказательств, а потом положил в нижний ящик письменного стола.
Так, на всякий случай.
До конца дня Брукса не покидало чувство беспокойства, совершенно не свойственное его натуре. Проводить вечер в одиночестве не хотелось, а поскольку он, вместо того чтобы прямо сказать Силби «нет», соврал по поводу накопившейся срочной работы, возможность заглянуть в паб Макгрю, где можно выпить кружку пива, сыграть в пул и поболтать с приятелями, отпадала сама собой.
Вместо того чтобы отправиться домой, Брукс доехал до конца Шоп-стрит, повернул налево и остановился у разросшегося за счет пристроек, да так до конца и не достроенного дома, перед которым стояла «Тойота Приус» его матери.
К одной из стен прилепились строительные леса, за которыми виднелись наброски фрески — очередного шедевра матери. Соблазнительного вида феи с развевающимися кудрями и изящными крылышками. Спереди, под линией крыши, мужчины и женщины с лоснящимися, поджарыми мускулистыми телами разъезжали верхом на драконах с переливчатой чешуей из рубинов, изумрудов и сапфиров.
По мнению Брукса, зрелище производило сильное впечатление. Возможно, подобная картина смотрелась несколько странно на жилом доме, зато владения О’Хара-Глисонов никого не оставляли равнодушным.
Брукс поднялся на веранду цвета незрелой вишни и направился к двери, по обе стороны которой красовались эльфы с остроконечными ушками.
Потом он зашел внутрь и оказался в мире музыки, необычных ароматов и красок. В доме царил уютный сумбур, над которым господствовало искусство матери Брукса, неизменно подкрепляемое изобилием цветов, которые не реже двух раз в неделю приносил отец.
Тюльпаны всех цветов радуги ознаменовывали скорое наступление весны. Ими были заполнены вазы, миски и горшочки, расставленные по всей комнате. Черный кот, которого отец окрестил Чаком, свернулся калачиком на диване и едва соизволил приоткрыть глаза в знак приветствия.
— Нет, не вставай, — разрешил Брукс, но его голос утонул в оглушительных воплях Ферги, песни которой заполнили собой весь дом.
Он прошел мимо кабинета отца, маленькой, забитой книгами библиотеки и оказался в средоточии бурной деятельности — на кухне.
Кухня была самой большой комнатой в доме, где новейшее кухонное оборудование типа варочной панели, домашнего гриля и бара со стеклянной дверцей удачно сочеталось с прелестными горшочками для хранения трав и специй и буйно цветущим лимонным деревом Мейера. Окна подмигивали хрустальными капельками разной формы, ловя солнечные лучи. Свет также лился сквозь стеклянный потолок, озаряя изобилие цветов, виноградных листьев и фруктов, нарисованных матерью на нежном желтом фоне.
Брукс вдыхал запах свежеиспеченного хлеба и пленительный аромат неведомого блюда, которое мать помешивала в стоявшей на плите кастрюльке, подпевая Ферги. Брукс про себя отметил, что мать немногим уступает певице.
Он вообще считал, что мать умеет делать практически все, за что бы ни взялась.
