Эрика Орлофф - Тайна древней рукописи
И Этьен с невозмутимым видом подал нам знак следовать за ним и вышел на улицу.
Мы сели обратно в машину и поехали в порт.
— Пойдемте, поговорим на ходу, — сказал он, припарковавшись.
Уже в который за сегодняшний день раз выйдя из машины, мы подошли к кромке воды, прислушиваясь к шуму волн, бьющихся о стену дока.
— Voilà! — воскликнул Этьен и развернул записку.
— Аббат Бруно? — прочитала я вслух написанное.
— Oui!
— И кто такой аббат Бруно? — спросил Август.
— Он приведет нас к правде. Завтра утром мы выезжаем.
— Расскажите нам больше! — попросили мы его.
Этьен неспешно шел, греясь в лучах яркого солнца, после стычки с тем французом его лицо светилось от радости.
— Все как я и предполагал. В какой-то момент книга была похищена. Этот человек — дилер — скорее всего, нашел манускрипт где-то здесь и выкупил его. Мы с Мириам хотели проверить происхождение книги, но ее муж, месье Роуз, сильно спешил с покупкой, его не волновало, что там могло быть что-то не так. Он просто хотел обладать рукописью.
— И его никогда не заботила судьба Элоизы, — сказала я. — В отличие от Мириам.
Август поднял указательный палец.
— Да, конечно, но коллекционером выступал Роуз. Он хотел иметь книгу просто для того, чтобы иметь ее. Таков принцип его жизни.
— Совершенно верно, мой американский друг. Так вот, думаю, аббат знает об Элоизе и Абеляре больше, чем кто-либо еще. И он может нам что-то рассказать. И завтра… мы поедем к нему. Встретимся с ним лично. С'est bon.
— Завтра утром в Париж прилетит дядя Гарри. Это мой дядя. Он поедет с нами.
Я крепко сжала руку Августа. Мы были так близки к разгадке. К Элоизе, Абеляру и Астролябу Они были рядом с нами. Я чувствовала это. Я грезила об этом.
И Август тоже об этом грезил.
Мы были им нужны.
В тот вечер мы устроили романтический ужин в одном ресторанчике на берегу Сены.
Я надела черную мини-юбку, черную водолазку без рукавов, поверх которой накинула свою самую любимую шаль, подаренную мне Гейбом на Рождество. Это была зеленая пашмина с бахромой.
— Ты выглядишь потрясающе, — сказал Август, вернувшись в отель с розой для меня и увидев меня в холле.
— Ты сам прекрасно выглядишь, — сказала я в ответ, подходя к нему поближе и целуя.
Взявшись за руки, мы вышли в ночной Париж.
После ужина мы гуляли вдоль Сены, и мне казалось, что я попала в кино.
Вернувшись в отель, мы вместе поехали на лифте. Войдя в номер, я сняла туфли с каблуками.
— Каллиопа, знаешь, я тут выяснил кое-что интересное.
— Что?
— Я узнал, что если у человека нет любимого человека, нужно написать письмо Абеляру и Элоизе с просьбой найти твою вторую половинку и оставить его у их могилы. А если влюбленные приезжают вместе, каждый из них оставляет записку с клятвой любви. Давай съездим туда в субботу перед закрытием с нашими записками и оставим их там у Элоизы и Абеляра?
Я взглянула на него.
— Мои родители так сделали. И посмотри, к чему это привело. — При мысли об отце у меня слегка сжался желудок.
— Ну, давай же. Мы не они. Мы другие.
— Ладно. Но… что мы напишем?
— То, что у нас на сердце. — Он поцеловал меня.
Я взглянула ему в глаза. Я не знала, как выразить все, что происходило у меня в душе. Как можно объяснить чувство, что вы предназначены друг для друга? Как если бы книги, привидения, да и сама история всеми способами соединяли вас?
17
Кому мы приносим наши клятвы?
А.Утром наконец прилетел дядя Гарри. После чего он отправил меня с моим чемоданом в свой номер и сказал, что сам остановится в номере с Августом. Он произнес это так, что я не осмелилась протестовать. Однако он лишь перенес свой чемодан в наш номер и тут же поехал с нами на вокзал. Мы сели на поезд, направлявшийся в Авиньон, где должны были встретиться с аббатом Бруно. Они жил и работал в монастыре. Мы решили там переночевать, поэтому все мы — Гарри, Этьен, Август и я — прихватили с собой спальные мешки.
Дядя пятнадцать минут притворялся, что очень зол на меня, но когда мы рассказали ему о наших снах, ответил:
— Ладно, может, в этом действительно участвуют какие-то высшие силы.
Поезд покинул суматошный Париж. Два часа мы пересекали Францию, пока не доехали до пасторальных пейзажей Авиньона. Через стеклянную гладь реки был перекинут трехарочный мост.
Мы вышли на станции, где нас уже ожидал водитель с заказанной Этьеном машиной. Он повез нас к монастырю, высящемуся на склоне холма посередине полей.
— Этот мужской монастырь, — сказал Этьен, — известен своими хлебопекарнями. И вином. Они даже получают заказы из Америки.
Я разглядывала горы, пока мы ехали вверх.
— Здесь могут уединиться миряне. Кажется, в монастыре под эти цели отведено тридцать комнат.
Водитель выехал на широкую проселочную дорогу, и, проехав между двумя каменными колоннами, машина въехала во двор готического монастыря. Небо разрезали две башни с острыми шпилями. Окна, словно каменные стражи, смотрели на сады, окруженные зеленой изгородью из тисовых деревьев.
Выйдя из машины, мы с Августом взялись за руки, в то время как взрослые пошли вперед в сторону тяжелой двери высотой в шесть метров.
Этьен нажал на кнопку домофона, и мы услышали звук, похожий на гул старинного колокола. Из динамика послышался голос, и Этьен ответил что-то на французском.
Повернувшись к нам, он сказал:
— Сейчас за нами придут и проведут внутрь.
Через несколько минут дверь открылась, и перед нами оказалась полная пожилая женщина в простом домашнем платье и в переднике. Представившись экономкой, она провела нас в огромную мраморную комнату, по ширине похожую на бальную залу. Потолки здесь были такими высокими, как в кафедральном соборе.
Пока мы пересекали ее, стук моих каблуков эхом разносился по помещению. В лампадках, висевших на всех стенах, горели простые свечки из пчелиного воска, и хотя день близился к полудню, внутри было сумрачно, поскольку единственные окна были в конце коридора и их свет не достигал залы.
Экономка остановилась у одной из дверей, рядом с которой висела табличка. Аббат Бруно.
Она постучала, и из комнаты донеслось громкое «Entré!».
Экономка почтительно склонила голову, пока мы заходили в комнату аббата.
Человек, сидящий за огромным деревянным столом, был очень похож на Санта-Клауса: длинная белая борода, огромная копна седых волос, в которых уже кое-где проглядывала лысина. На нем была простая роба коричневого цвета с белым воротником. А когда он поднялся, чтобы пожать нам руку, я увидела на его ногах коричневые сандалии.
