Эрика Орлофф - Тайна древней рукописи
Этьен представил нас ему, и аббат движением руки пригласил нас присесть на стулья и банкетки, стоящие полукругом у большого каменного камина.
Он встал из-за стола и, неуклюже покачиваясь и пыхтя, дошел до стула.
— Что ж… я не очень хорошо говорю по-английски, но попытаюсь ответить на ваши вопросы. Вы пришли насчет Элоизы и Абеляра, non?
Дядя кивнул. Он рассказал про книгу, аукцион, свою работу и крепнувшую с каждым днем надежду, что А. может быть Астролябом.
Аббат Бруно внимательно выслушал его, опершись подбородком об указательный палец и периодически покачивая головой. Когда дядя окончил свой рассказ, аббат некоторое время молчал.
Наконец он тихо проговорил:
— Я могу вам кое-что рассказать об Элоизе.
Я придвинулась поближе, жадно ловя каждое слово аббата. И почувствовала, как от его слов у меня побежали мурашки по коже.
— До того как стать настоятельницей монастыря Параклита, она возглавляла Аржантей. Но монахинь выгнали, а орден распустили.
— Почему? — не удержалась я.
— Ну… — рассмеялся он. — Если не углубляться в детали, сами монахи претендовали на ту территорию. Монахи Абеляра хотели забрать ее под свой монастырь. Так что Пьер устроил так, чтобы Элоиза перешла в Параклит, настоятельницей которого и стала. А помог ему один из монахов, чья сестра служила в Параклите.
Дядя покачал головой:
— Меня всегда завораживает древность событий. Ведь нашей истории всего двести двадцать пять лет, ну, плюс-минус.
Аббат Бруно рассмеялся, похлопывая себя по животу.
— Да. Некоторым камням в этом здании больше тысячи лет. И так сложилось, что у нас в руках оказался манускрипт, который, как многие полагали, был вывезен из Параклита. Веками он передавался от монахини к монахине, от монаха к монаху.
— Эта рукопись принадлежала Элоизе? — спросил дядя. — Часослов? Это ее книга?
Он поднял палец.
— Мы можем только предполагать. Но тут-то и кроется тайна. Во время Второй мировой войны монастырь заняли нацисты. И Часослов пропал.
Этьен сделал глубокий вдох.
— Вы считаете..?
— Именно, — резко оборвал его аббат Бруно. — Если в те времена у вас был манускрипт, скорее всего, его вывезли бы нацисты. — Он фыркнул. — И знаете, всякое могло случиться с книгой.
Дядя Гарри облокотился на стул и стал пристально вглядываться в аббата.
— Я понимаю, о чем вы думаете, мой умный друг, — сказал аббат, указав толстым, как сосиска, указательным пальцем на дядю. — Когда я увидел книгу, я был очень молод. Авиньон освободили от нацистов в августе тысяча девятьсот сорок четвертого года. Я был ребенком, мне было всего три года. И я еще не услышал в сердце тихий призыв Небесного Отца посвятить свою жизнь служению ему.
— Вы знаете еще кого-нибудь, кто мог видеть рукопись? И кто до сих пор живет здесь?
— Брат Пьетро, ему восемьдесят пять лет. Он видел книгу. И он до сих пор в памяти.
Я взглянула на Августа. Вот и настал этот момент. Итог всего того, что мы совершили этим летом: полет через океан, поездка к Мириам, исследования и перелопачивание истории, вся работа дяди Гарри и профессора Соколова.
— Мы можем с ним поговорить? — спросил Август.
— Я все устрою. Он до сих пор работает в пекарне. Я попрошу, чтобы его прислали сюда. Тем временем мы успеем перекусить. Как насчет теплого хлеба, домашнего сыра и бутылки вина?
— Oui! — воскликнул Гарри.
Отец Пьетро был настолько же сутулым и худым, насколько аббат Бруно был упитанным и статным. Он вошел в кабинет шаркающей походкой, когда мы уже почти покончили с трапезой.
Аббат Бруно помог ему усесться в кресло, и он робко начал говорить на французском. Аббат последовательно переводил для нас.
— Я понял… что вы хотите узнать о книге.
— Да, — тихо ответил дядя. — Очень хотим. Мы прилетели из Нью-Йорка, чтобы выяснить о ней побольше.
— Я видел ее. Однажды.
Мое сердце екнуло. Однажды. Шестьдесят лет назад. Как он вообще сможет вспомнить ее?
— Во время войны всем жилось нелегко. Я нигде не бывал, кроме небольшой фермы моего отца. Когда отец умер, вместо него начал работать я. А потом пришли нацисты. Моя мать и сестра погибли в бомбежке. Я был один, умирал от голода. Мне было очень страшно. Но братья приютили меня.
Он остановился и прикрыл глаза. Я подумала, что он засыпает, но, когда он снова открыл глаза, они были влажными от слез. Брат Пьетро продолжил:
— Я брался за любую работу. Подметал полы, готовил суп на кухне. Шла война. У нас не было яиц и муки. Мы питались в основном водянистым супом. И немного хлеба. Всю хорошую еду — мясо или свежие овощи — нацисты забирали себе.
Я внимательно слушала обрывки истории, разворачивающейся передо мной.
— Нацисты… у них не было никакого почтения к церквям. Они не уважали женщин и детей. Не уважали стариков. Им не было дела до того, что люди умирали от голода. Мы боялись, что они захватят этот монастырь и нам придется оборонять его от них. И однажды ко мне пришел брат Симеон.
Пожилой монах почти перешел на шепот, как будто шестьдесят лет спустя он открывал нам страшную тайну.
— Он сказал, что в монастыре спрятана очень ценная книга — Часослов. Он объяснил, что одна из сестер Параклитского монастыря передала ее брату, монаху из доминиканского ордена. И так ее передавали от брата к брату, от сестры к сестре.
— Он сказал вам, что книга принадлежала Элоизе? — спросила я. Аббат Бруно перевел, и старый монах кивнул в ответ.
— Он сказал, что эта книга принадлежала жене Пьера Абеляра. И что она была монахиней. Я не знал всей истории. Мне была знакома только фамилия Абеляра. Я не был ученым. Я был просто мальчиком. Но я знал, что эта книга особенная.
Август спросил:
— Вы видели ее?
— Да. Он показал мне ее. Я был маленьким мальчиком с фермы, и я никогда не видел ничего столь же прекрасного, как эта книга. Она была завернута в пять платков. Брат Симеон неспешно развязывал узел за узлом. В конце концов показалась книга. Обрез был покрыт золотом. Я думаю, это было настоящее золото. Буквы были аккуратно выписаны. К тому времени я мог только написать свое имя. И хотя я не мог прочитать ни строчки, я готов был поспорить, что они были выписаны с большой любовью и заботой. Каждая буква была произведением искусства.
Гарри очень близко наклонился к пожилому монаху:
— Поймите, для нас это очень важно. Вы помните, какая миниатюра была изображена на первой странице? Вы помните что-нибудь?
— Я хорошо помню две картинки. На одной был изображен прекрасный фазан. Я никогда не видел ничего подобного, каждое перо было аккуратно прорисовано. На минуту мне показалось, что он живой.
