Изабель Вульф - Тревоги Тиффани Тротт
Вообще-то Кит очень веселый парень. Он всегда – как бы это сказать? – в тонусе. Он всегда оживленный, приветливый, разговорчивый и веселый. Но в настоящее время Порция отравила ему жизнь – вот уже несколько недель я не вижу улыбки на его лице.
– Просто не знаю, что делать, – простонал он снова. – Она даже не отвечает на мои звонки. – Он воздел руки к потолку. – Не понимаю, чем я ее обидел.
– Ну, я говорила это раньше и повторяю сейчас: ей здорово повезло, что у нее есть такой преданный и внимательный друг, как ты.
Я и сама вышла бы за тебя замуж, если бы представился случай.
– Спасибо, – сказал он тихо. – А я думаю, это мне с ней повезло.
– Но почему? Она пустое, безмозглое существо, которое мизинца твоего не стоит! – возмутилась я.
На самом деле я ничего такого не сказала, потому что нужно быть очень, очень деликатной, когда даешь советы страдающим от несчастной любви друзьям. Я просто посмотрела на него. Он был такой хороший, такой симпатичный, такой талантливый, внимательный и добрый. О господи, мама была права, размышляла я. Она была права. Лиззи была права. Все были правы. Мне нужно было выйти замуж за Кита. Если бы я вышла за него, я не была бы сейчас незамужней одиночкой преклонного возраста, не бегала бы по свиданиям с незнакомыми людьми, не встречалась бы по объявлениям с женатиками и неудачниками, не была бы соискателем Нобелевской премии в номинации «Старая Дева года». Нет. Если бы я тогда вышла замуж за Кита, у меня за плечами было бы восемь или девять лет семейного счастья с четырьмя, а может, и пятью чудесными детьми, если допустить наличие близнецов.
– Я стараюсь не давить на Порцию, – пояснил Кит. – Я знаю, женщинам сложно решиться на брак, если они не уверены в своем парне. Но ведь мы встречались восемнадцать месяцев, и я хочу жениться, вот я и решил, что время пришло. Но она не желает говорить об этом. Может, мне не нужно было покупать «дискавери»?[48] – добавил он.
– Ну, может, лучше было бы подождать, – сказала я, – пока ты не будешь уверен. И мне кажется, что не следует тащить ее в «Хамлиз»[49] – она и так знает, что ты любишь детей. – Он молча кивнул, соглашаясь. – Думаю, что возить ее в Диснейленд тоже, возможно, было ошибкой. Она говорила, почему все-таки не готова остепениться? – спросила я. – Я имею в виду, ведь она уже не молоденькая – тридцать два года. Подумай, в тридцать два года пора хотеть выйти замуж.
– Может, она и хочет выйти – но не за меня, – сказал он с горечью.
О, надеюсь, что это так, и тогда я сама за тебя выйду.
– Ну, а мне кажется, что, если бы ей представился случай, она бы не стала слишком раздумывать, – сказала я. – Женщины очень прагматичны. Она тебя любит?
– Полагаю, да, – задумчиво произнес он, бросая в рот «любовное сердечко». – Думаю, так и есть. Она говорит, что любит, но потом я перестаю ей верить, потому что, если бы она на самом деле меня любила, она бы согласилась, ведь так?
– Ну, очевидно, здесь все сложнее, – сказала я.
– Тиффани, я не знаю, что делать, – простонал он снова, и в глазах его заблестели слезы.
Я была потрясена. Никогда не видела его таким несчастным. Сердце у меня сжалось. Я отодвинула в сторону собственные интересы.
– Не будь с ней таким хорошим, – заявила я вдруг. Его это, кажется, ужаснуло. – Не ищи ее и не бегай за ней, как ты бегаешь.
– Но она так ранима, – сказал он, отправляя в рот еще одно «сердечко». – Она нуждается во мне.
– Попробуй отступиться – и тогда увидишь, что произойдет, – добавила я. – Ты убедил ее в том, что ты всегда к ее услугам, и она знает, что ты никогда не доставишь ей неприятностей. Возможно, ей как раз нужно испытать неприятные эмоции, – продолжала я. Он, казалось, был потрясен. – Я имею в виду, ты не должен всегда выражать готовность заботиться о ней и не должен возражать против того, чтобы она работала.
– Но мне не нравится, что ей приходится ездить в автобусе, – сказал он, съев еще одно печенье.
– И может, тебе не следует предлагать свои услуги, когда барахлит ее стиральная машина…
– Но она такая непрактичная – не думаю, что она знает, куда надо звонить.
– Будь я на твоем месте, я предложила бы ей нанять кого-нибудь для работы в саду – ты не обязан это делать.
– Да, но я трачу на это не так уж много времени.
– Лучше все же пусть сама там работает. Он выглядел потрясенным.
– Ты не маляр и не декоратор, так что в следующий раз пусть нанимает профессионала для оформления своей кухни. И пусть платит за это.
– Это не имеет значения, – сказал он. – Если любишь кого-то, то все готов для него сделать, разве не так?
– Да, но, Кит, – не до такой же степени!
– А ты сама?! – сказал он. – Сама-то ты как ведешь себя с мужчинами!
Что ж, это правда. Вот почему мы с Китом друзья. Мы совершенно одинаковые. И мы, похоже, не меняемся.
– Мы оба попадаем впросак из-за любви, – сказала я. – Я читала об этом…
– Да. Я точно попал впросак, – перебил он меня с громким смехом. – И из-за любви к детям тоже.
– Французы говорят, что в любовных отношениях один целует, другой подставляет губы, – сказала я. Кит тем временем ссыпал остатки печенья в ладонь и отправил в рот. – Ну так вот, мы с тобой, Кит, целуем. А кто так делает – тот теряет, потому что мы стараемся отдать, а не получить. Я хочу тебя спросить: чего ты все-таки хочешь от Порции?
Наступило молчание, которое я назвала бы многозначительной паузой.
– Не так уж много, – ответил он невесело.
– Точно. Знаешь, Кит, ты не безответственный человек, – сказала я. – Вовсе нет. Ты приличный парень. Но, когда дело касается женщин, ты патологически скромен. Кит, пожалуйста, не съедай все «любовные сердечки» – они нам понадобятся. Ты слишком хороший, слишком добрый, – продолжала я. – Именно поэтому тебя используют. Ты встречаешь женщину и превращаешься в коврик под дверью.
– Я не коврик! – сказал он возмущенно.
– Нет, коврик.
– Ну, тогда и ты коврик! – парировал он.
– Нет, я – нет.
– Ты, черт возьми, как раз коврик, – сказал он, съев еще одно «любовное сердечко». – Позволь напомнить тебе, что, когда мы были вместе, ты гладила мои рубашки. Я никогда не просил тебя об этом.
– Ну а ты чистил мою обувь.
– А ты мыла за мной посуду! – Он наклонился ко мне. – Включая сковородки с отвратительными пригоревшими остатками.
– А ты подрезал сирень у меня в саду, – ответила я ядовито. – И глицинию.
– Ну, а ты носила Пушка к ветеринару, чтобы сделать ему прививку от гриппа.
– А ты оклеил заново мою спальню!
– А ты покупала мне лекарства в аптеке! – прошипел он.
– А ты… ты… отдавал мои вещи в химчистку, хотя она тебе не по пути.
