Татьяна Лунина - Забытый плен, или Роман с тенью
Весна в Москве капризничала. То одарит теплом, то пожадничает, то обласкает солнцем, а то нахмурится тучами да еще прольется холодным дождем. Но сегодняшний день выдался на славу. Солнечно, тепло, даже жарко, пахнет молодой листвой и сиренью – красота! Только ветерок чуть ерошит волосы, но это не страшно – пышнее будут. «Рожу и сразу же – в парикмахерскую, – решила Татьяна, направляясь от своего „Рено“ к тихому переулку, где находилась женская консультация. – А то уже на черта стала похожа, неудивительно, что Лебедев шарахается. Некоторые мужики воротят носы от беременных баб, Андрей, к сожалению, оказался одним из таких». Она занялась привычным в последнее время делом: размышлять о себе и о человеке, в которого имела глупость влюбиться.
Мальчик, кому в юности было приятно морочить голову, вырос в мужчину – сильного, успешного, властного, умного, рядом с которым теперь кружилась собственная голова. В тот раз она позвонила просто так. От скуки, от нахлынувшей внезапно тоски по бесшабашной студенческой юности, с досады, что некому оценить прическу и новый имидж удачливой бизнес-леди, от желания покрутить хвостом перед носом влюбленного когда-то сокурсника – словом, по глупости. Увидев перед собой Лебедева, Татьяна поняла, что глупость вполне себя оправдала. Умной бежать бы от такого за тысячу верст да креститься, что избежала встречи. Дура добровольно полезла в петлю и тут же прикрыла глаза, вывалила язык – не от смерти, конечно, а от восторга. Хотя восторги влюбленной до беспамятства идиотки означают в данной ситуации кончину нормальной жизни. «Кабы знать, где упасть, подстелил бы соломку», – говаривала покойная мама. И почему ее дочка оказалась такой тугоухой? Тогда, в ресторане, с первой минуты стало понятно: помани Лебедев пальцем, и Лебедева пойдет. Тут же, не раздумывая, куда угодно и на сколько-нибудь. Час, день, месяц – как хватит, чтобы нарадоваться душе и телу. Они продержались чуть меньше года. Тело нарадовалось быстро, плод этой радости толкается сейчас в животе, а вот душа... Кто сказал, что душа обязана трудиться? Кажется, Заболоцкий. Естественно, подобную ахинею не могла нести женщина, потому что женской душе необходимы покой и гармония. Трудятся пусть руки, ноги, голова. Душа обязана быть легкой, светлой, созвучной счастью, а не сновать челноком от проблемы к проблеме, выбирая из всех зол наименьшее. Татьяна вздохнула. С одной стороны, счастье – иметь от такого человека ребенка, с другой – ясно, как божий день, что вместе им не оставаться. Стариться с Лебедевым невозможно, как невозможно постоянно находиться под дренажом: засуха сгубит. Поначалу все было великолепно, полная семейная идиллия. Совместные завтраки, поцелуйчики в щеку на удачу рабочего дня, ужины при свечах – долго так не продержаться. А держаться друг за друга хотелось, и обманываться было приятно. Когда под сорок, обмануться рад каждый, потому что этот обман – последний, другого не будет. И она бросилась в обманчивый омут, забыв, что гладкая поверхность не всегда обещает такое же дно. Иногда Лебедев раздражал так, что хотелось послать его к черту и напрочь забыть, а от собственного приторного «Андрюша» сводило скулы. Но она молчала. Не потому, что боялась остаться одной или оставить этого сухаря наедине с его мыслями, в которых сам черт ногу сломит, вовсе нет! Но потому, что в их встречу вмешалась сама судьба: сначала подсунула одну на двоих фамилию, потом – общий вуз и, наконец, случай, столкнувший с Женькой Егориным там, где занесенная в Москву петербурженка прежде никогда не бывала. Что толкнуло ее тогда попереться на скачки, до сих пор понять трудно. То ли кураж от удачной закупки, то ли желание нового, а может, просто не знала, куда себя деть, но она очутилась на ипподроме и неожиданно нос к носу столкнулась там с Женькой.
– Лебедева, да это ты ли, краса моя ненаглядная?! – радостно изумлялся Егорин, разглядывая сокурсницу с веселым цинизмом бабника. – А говорили, укатила в Штаты, правда, что ль?
– Правда, но, как видишь, сделала откат.
Евгений рассмеялся двусмысленной шутке и, обхватив рукой талию стоящей рядом блондинки, по-хозяйски притянул к себе.
– Знакомься, киса, это – головная боль нашей юности, Лебедева Татьяна... Как тебя по батюшке?
– Батюшку давно потеряла, в младых летах еще была.
– Не ступился язычок?
– Что обязано брить, гладить не может, – парировала она и сделала шаг в сторону, собираясь покинуть неинтересную парочку.
– Лебедева, а Лебедеву привет передать не хочешь?
– Передай, – безразлично бросила через плечо Татьяна.
– А может, сама передашь? У него и мобильный имеется, – веселился за спиной Женька, – номерок – проще не бывает. – И выдал, стервец, семь цифр. Действительно, такие в памяти оседают сами. Они и осели.
Татьяна невесело усмехнулась, но тут же себя одернула: нельзя гневить Бога, когда он обещает наградить тебя материнством. Даже если у них с Андреем не сложится, убиваться никто не будет. А вот за счастье быть матерью – уже сейчас не жалко и жизни.
– Простите, – вежливо извинилась неловкая прохожая, задев нечаянно боком проходившую мимо женщину. – Ой, Надюха, привет! Ты куда пропала? Суханова, да ты, никак, тоже брюхатая? – весело удивилась «компаньонка» и осеклась, наткнувшись на злобный взгляд прищуренных глаз. – Случилось что, Надя?
Рядом стояла высокая худая брюнетка лет сорока. Хорошо одетая, умело подкрашенная, с гладкой прической и выпирающим животом.
– Это ты меня спрашиваешь? – презрительно ударила «ты» бывшая помощница по хозяйству.
– Не поняла?
– Неужели?
– Послушай, – разозлилась Татьяна, – может, объяснишь толком, что происходит?
Надежда приблизилась вплотную и зашипела в лицо, обдавая парфюмом и злобой:
– Жаждешь объяснений? Изволь. Я проклинаю тот час, когда тебя встретила, Лебедева! Тебя и твоего вшивого олигарха.
– А Лебедев здесь при чем?
– Не строй из себя целку.
– Послушай, Суханова, перестань брызгать ядом и объясни, наконец, внятно, что происходит?
– Да то, дорогуша, что твой миллионщик приказал убить отца моего ребенка. – Надька ткнула себя пальцем в живот, ее глаза наполнились слезами.
– Лебедев приказал убить твоего мужа?! Ты соображаешь, что несешь?
– При чем тут мой муж? – презрительно фыркнула Надежда. – Речь идет совсем о другом человеке.
– Ничего не понимаю, – растерялась Татьяна, – бред какой-то! Зачем Андрею понадобилось кого-то убивать? Он – бизнесмен, а не гангстер.
– В нашей стране это одно и то же, – отрезала бывшая однокурсница.
Суханова поубавила пыл, но от нее по-прежнему несло злобой, от этого негатива начинала болеть голова. Однако обвинение было слишком серьезным, чтобы от него просто так отмахнуться. Татьяна посмотрела на часы: до приема оставалось пятнадцать минут. Она решительно взяла разъяренную фурию за руку и потянула во двор.
