После развода. Хочу тебя вернуть (СИ) - Мэра Панна

Максим всё ещё рядом, я чувствую его взгляд, но не поднимаю глаз. Я не могу поверить в то, что он рассказал о проекте музея. У Драгунского должно быть объяснение. Он не похож на того, кто ворочает миллионами ради грязных схем. Он не такой… Или… Я просто хочу в это верить?

– Надь, – тихо продолжает Максим. – Я подумал, тебе нужно это знать. Ты слишком вовлечена.

Я сжимаю пальцы, пытаясь успокоиться.

В груди снова вспыхивает больное чувство предательства, но я не хочу признавать его.

– Спасибо, – говорю еле слышно. – Оставь это у меня, пожалуйста.

Максим молча кивает, поворачивается к выходу, собираясь покинуть кабинет, как вдруг ручка двери поворачивается.

Я вздрагиваю всем телом, словно меня застали за чем-то запретным, а через секунду в кабинет входит Драгунский.

Движения его неторопливые, уверенные, как всегда. Он плотно закрывает за собой дверь, и щелчок замка звучит в ушах оглушительно.

Максим коротко кивает ему в знак приветствия, а затем вновь оборачивается ко мне.

– Я пойду, – сухо бросает он, кивая мне. – Заходи, если захочешь об этом поговорить.

Он выходит, и мы остаёмся вдвоём с Геннадием. Воздух будто густеет.

Драгунский делает шаг. Ещё один. Его взгляд цепкий, сосредоточенный, почти хищный. В нём нет усталости или сомнения, только уверенность и сила. Я чувствую, как сердце начинает биться быстрее.

Он подходит слишком близко. Я слышу его дыхание, улавливаю аромат дорогого парфюма. Его рука тянется ко мне, словно он собирается коснуться моего лица. Его намерение читается без слов: он хочет поцеловать меня.

– Геннадий… – вырывается у меня, но голос предательски дрожит.

И в тот миг, когда его губы почти касаются моих, я резко отстраняюсь.

– Не надо, – выдыхаю почти шёпотом, но даже в этом шёпоте ощущается уверенность.

Он замирает, отступает на полшага, но его глаза всё так же цепко держат меня. В них проносится недоумение, почти настоящее, будто он и вправду не понимает, что происходит.

– В чём дело, Надя? – голос у Драгунского мягкий, без давления, но я всё равно слышу напряжение в каждой ноте. – Ты отстраняешься от меня, как будто я сделал что-то ужасное.

Я сжимаю пальцы на папке под столом так сильно, что костяшки белеют.

Сказать всё в лоб? «Я знаю, что ты обманул Ильдара. Я знаю, что ты подставил его». Но слова застревают. Внутри у меня клубок сомнений и страха.

– Это… – я делаю паузу, чтобы голос не сорвался. – Это всё проект музея. Он не выходит у меня из головы.

Брови Геннадия чуть приподнимаются, уголки губ едва трогает улыбка. Он словно выжидает.

– Мне не даёт покоя одна вещь, – продолжаю я, делая вид, что говорю спокойно, хотя внутри дрожь. – Не кажется ли тебе странным, что история с грунтами всплыла только сейчас? Уже после того, как всё было решено и началось строительство?

Он смотрит на меня внимательно, слишком внимательно, и я пытаюсь уловить в его лице хоть малейший знак лжи.

– Странно, конечно, – спокойно отвечает он. – Но у меня нет объяснения. Понимаешь, Надя, моя проектная организация вообще не касалась этого объекта, пока к нам не обратился Ильдар. Да, я слышал, что этот проект в разработке у города, но кто его утверждал и почему, я без понятия. Мы погрузились в процесс уже на его стадии. Всё, что было до того – это не наша зона ответственности.

Его голос звучит уверенно, ровно, без запинок. Он смотрит прямо в глаза. Ни тени сомнения, ни признака нервозности. Если он врёт, то делает это мастерски.

– И ты правда ничего не слышал о предварительных исследованиях? – спрашиваю я, стараясь вложить в голос лёгкое недоумение, а не обвинение.

Он не спешит отвечать. Откидывается в кресле, переплетает пальцы на груди и смотрит на меня спокойно, почти с ленивой уверенностью хищника, которому нечего доказывать.

– Разумеется, нет. Да и кто бы меня к этому проекту допустил, если за ним была такая охота среди архитекторов. До того момента, пока твой бывший не пришёл с этим проектом, у меня даже не было доступа к материалам.

Я чуть прикусываю губу.

– А тебе не кажется странным, что мэр так рьяно поддерживал именно Ильдара?

Геннадий улыбается краешком губ, будто ждал этого вопроса.

– Политика, Наденька. У каждого свои договорённости, свои игры. Но это не значит, что я был их частью. Я ведь только подстраховал его, когда понял, что он тонет. Ну и мэр, разумеется, просил меня помочь по возможности, чтобы деньги инвесторов не пропали даром.

Я слушаю и ловлю себя на мысли, что он говорит с такой выдержкой, что разобрать в ней ложь практически невозможно. Ни одной тени раздражения, ни намёка на нервозность. Только спокойный, уверенный тон.

– И всё-таки, – я заставляю себя продолжить, – тебе не обидно было взять работу конкурента?

Его взгляд задерживается на мне дольше обычного, и от этой паузы мне становится жарко.

‍– Обидно? – он тихо усмехается. – Я не привык жалеть о том, чего не получил. Я привык забирать то, что хочу.

Он делает шаг ко мне, и я ощущаю, как воздух будто сгущается. Сердце начинает стучать быстрее, хотя я старательно делаю вид, что занята папкой на столе. Но Геннадий не оставляет мне пространства: его тень ложится на мои руки, а взгляд становится слишком близким, слишком настойчивым.

– Наденька… – его голос звучит низко, мягко, почти интимно. – Не берите в голову эти бесполезные домыслы. Наше с вами дело нехитрое. Выполнять работу и не задавать вопросов…

Он снова улыбается. На этот раз окинув меня взглядом настоящего хищника, а затем резко наклоняется ко мне, обжигая горячим дыханием:

–Кстати, как на счёт того, чтобы сегодня вечером продолжить то, что мы не закончили?

Я резко поднимаю голову.

– Что именно мы не закончили? – мой голос предательски дрожит, но я стараюсь скрыть это лёгкой усмешкой.

– Ну как же? – изумлённо переспрашивает Драгунский, – Ты разве не помнишь, как уснула у меня на руках?

Я моргаю, пытаясь осмыслить сказанное. У меня в голове вспыхивает память: вино, его рука на моей ладони, прогулка под августовским небом… поцелуй у двери… А дальше провал. Я проснулась, и он был рядом. Я была уверена, что мы… Что мы перешли черту.

–Так значит, ничего не было?! – хлопая глазами и с недоумением в голосе спрашивая я.

Геннадий чуть отстраняется, и я вижу в его глазах спокойную уверенность и лёгкую иронию, будто он наслаждается моим замешательством.

– Ты думала иначе? – тихо спрашивает он.

Мне хочется отвести взгляд, но я не могу. Слишком многое смешалось внутри: стыд, облегчение, непонимание и… Странное тревожное ощущение, которое велит мне не соглашаться на его предложения.

Глава 56

– Сегодня… Я не могу, – говорю тихо, стараясь скрыть, как сильно дрожит голос. – У меня слишком много работы.

Драгунский медленно наклоняется, и я чувствую, как его губы касаются моего лба.

Тёплый, лёгкий поцелуй оставляет на моей коже дорожку из мурашек.

– Так ты и будешь всё время засиживаться за делами, – тихо шепчет он. – Ну ничего, я намерен украсть тебя на выходных.

Он отстраняется, и в кабинете остаётся лёгкое эхо его присутствия.

Он уходит, а я остаюсь сидеть на месте. Пальцы ещё трясутся от прикосновения. В голове роится вихрь мыслей: зачем он всё это делает? Почему не сказал мне правду о проекте музея?

И тут приходит понимание: надо во всём разобраться. Разобраться, кто и что на самом деле хочет получить? Не врёт ли мне Драгунский? И если всё же врёт, но зачем? И почему его обман так гармонично сочетается с его вниманием, мягким голосом и его дерзкой, притягательной уверенностью?

Я беру блокнот и пытаюсь сосредоточиться на проекте, но мысли ускользают, возвращаются к нему, к его губам на моём лбу, к лёгкой улыбке и тому спокойствию, которое он тщательно старался изобразить, когда я говорила с ним о проекте музея.

Время летит быстро, и я постепенно втягиваюсь в дела. Когда я в следующий раз отрываю голову от чертежей, то стрелка на часах уже приближается к семи.