Юлия Туманова - Семь верст до небес
Эту партию он тоже выиграет, во что бы то ни стало! А недоумка, из-за которого дело пошло наперекосяк, он просто сотрет в порошок!
Еще не успокоившись окончательно, он вызвал секретаршу и с удовольствием поорал на нее некоторое время. Красавица тряслась от страха, прятала глазки, вытирала потные ладони о шикарный костюмчик, и это зрелище так забавляло его, что уже через пять минут он был в полном порядке.
— Ладно, иди, — разрешил он, — может, я тебя и пожалею, посмотрим.
Она попятилась и вскоре скрылась из кабинета.
С одной стороны, он пугал ее ради кайфа. Контролировать насмерть перепуганных людишек всегда проще. А с другой, проговаривая вслух угрозы, он думал. Может быть, действительно сменить козла отпущения и отправить девчонку прямиком в «стан врага»?!
Заслышав о такой возможности, его красотка аж спала с лица. Прекрасно знала, что никакой поддержки в случае провала она не дождется. А провал более чем реален. Одно дело купить сотрудника, которому уже более-менее доверяют. И совсем другое — засланный казачок. Что случись, первое подозрение на него.
Стало быть, как ни крути, нужен Балашов. Это чмо болотное, возомнившее себя Джеймсом Бондом! Непонятно, кто его прикрывает? У жены — старенькие родители, их проверили. Больше родственников нет. Он вообще сирота казанская. Друзей-приятелей кот наплакал, их ребята в первую очередь пошерстили. Из города он не уезжал, это известно точно. Ну, и где тогда прячется?!
* * *Они неплохо проводили время. Ташка валялась на пузе, Алена, пристроившись с боку, щекотала ее за пятки. Только это чрезвычайно увлекательное занятие пришлось прекратить, потому как Ташка, в очередной раз дрыгнув ногой, звезданула мать по уху.
— Ой! — испугалась она.
— Ай! — растерялась Алена, схватившись ладонями за голову.
И они посмотрели друг на друга влюбленными глазами.
— Мам, ты как?
— Устала! — честно призналась Алена, заваливаясь рядом.
— И я вся такая уставшая, уставшая! Мам, а ты меня как любишь?
— Очень!
— А я тебя крепко!
— А я тебя очень крепко!
Посопели с присвистом, восстанавливая дыхание. Алена вдруг хихикнула слабым голосом.
— Чего, мам?
— Спроси, как я тебя люблю?
Ташка заинтересованно подняла голову и послушно спросила: «Как?»
— Я тебя люблю по-мамски! — ответила Алена.
— Супер! А я тебя… а я тебя люблю, как дочка из пупочка!
Они хором прыснули и снова принялись обниматься, тискаться и ворочаться, словно мишки в берлоге, по всей кровати.
Вообще-то, Алена этого не одобряла. Кровать же существует для сна, это правило такое. В остальное время суток она должна быть аккуратно застелена и никем не потревожена.
Каждый раз, когда Ташке приходило в голову расположиться здесь с учебниками, Алена долго и занудно объясняла, почему этого делать не надо.
А дочь цитировала дурацкую рекламу. Что-то вроде «Правила существуют, чтобы их нарушать».
Ну, вот и нарушили.
Ощущение такое, будто она опять — впервые и единственный раз в жизни! — сбежала с уроков в кино.
Точно знаешь, что расплата неминуема, а отступать ужас как не хочется, и ты пробираешься к запретному удовольствию.
Ха! Теперь уж точно никто и ничего не может ей запретить! И ожидать расплаты просто глупо. Она взрослая женщина и сама решает, валяться ей на кровати или, чинно сложив руки на коленях и выпрямив спину до ломоты в позвоночнике, слушать Шопена.
Как учили в детстве.
Оно давно позади, и слава Богу!
Может, если бы тогда кто-то объяснил ей, что отступать от правил не страшно и не стыдно, все было бы намного проще. Может быть, она решилась бы поговорить с Лешкой — так, как хотела, а не так, как должна была.
Даже возможно, что она впала бы в истерику, била посуду, требовала бы объяснений.
И — кто знает?! — вдруг стало бы легче?
Но никто не объяснил. Она точно знала, что выяснять отношения на повышенных тонах — нельзя. Ведь при любых обстоятельствах нужно сохранять собственное достоинство, а значит — нужно выглядеть невозмутимой и… равнодушной. Мама говорила, что многие люди не понимают истинного значения этого слова. Равнодушие — вовсе не болезнь души, а просто ровное отношение ко всем окружающим.
Стоит чуть сдвинуться от него в сторону — и тебе конец!
Слезы, истерики, беспричинное веселье, дикий смех — фу, это же вульгарно, в конце концов!
В их доме всегда было тихо. И она почти поверила, что тишина и спокойствие — синонимы счастья. И, сама того не замечая, старательно создавала себе такое же. И не понимала, почему не чувствует восторга и упоения, ведь все по правилам и как должно быть.
Она никогда не кричала на него. Не устраивала скандалов. Не жаловалась на плохое самочувствие или на то, что в школе ее снова обошли с премией. Она все делала, как надо.
И продолжала бы в том же духе.
Какое счастье, что Ташке пришло в голову поваляться на кровати!
— Давай петь! — острый маленький кулачок пихнул Алену в бок.
Та, прежняя Алена, которая существовала по правилам, наверное, растерялась бы.
А нынешняя только задумчиво почесала нос.
— А что петь-то? Я модных песен не знаю.
— Ну их, модные! — отмахнулась Ташка. — Народные давай.
В общем-то, она и народных никогда особо не пела.
Но они затянули «По Дону гуляет». Честное слово! А потом — «Калинку». И еще что-то бравое. Пели вдохновенно, прикрыв глаза, и, помогая себе, водили руками в воздухе, словно дирижеры. Когда забывали слова, прочувствованно начинали мычать или блеять и одновременно срывались на хохот.
— Ты что?
— А ты что??
— Я слов не знаю!
— Я тоже. Давай вот эту… как там… И все начиналось снова.
Они дошли до «Во поле березонька стояла», когда в стену загрохотали соседи.
Алена с притворным ужасом прижала палец к губам и кивнула на часы. Было одиннадцать вечера.
Не сговариваясь, они почему-то ринулись на кухню, перегоняя друг друга. Алена плотно прижала кухонную дверь, привалилась к стене и облегченно расхохоталась — такого с ней не случалось уже давно.
Ташка постанывала где-то рядом, в изнеможении упав на табуретку.
Они не сразу услышали звонок в дверь.
А услышав, уставились друг на друга.
— Нас решили обезвредить, — догадалась Ташка. — Соседи ОМОН вызвали. Или скорую.
У Алены от смеха закололо в боку.
— Позвонят-позвонят и уйдут, — обессиленно пробормотала она, махнув рукой.
Но в дверь продолжали ломиться.
— Однако они сами уже ведут себя неприлично, — взяв себя в руки, Алена пошла в прихожую.
Ташка поплелась следом — оказывать моральную поддержку.
— Извините, пожалуйста, мы уже все поняли! — проговорила Алена, открыв дверь.
