Город из воды и песка (ЛП) - Дивайн Мелина

— Никита? Ты здесь?

— Я здесь. Мне сложно, — насилу вытянул из себя Войнов, — говорить сейчас… физически сложно… Но я здесь. Я тебя слышу.

— Ты ведь тоже об этом постоянно думаешь — почему мы встретились? И если встретились, то не случайно. Как ты это ни назови: судьба, провидение… блядь! Как угодно! Если я скажу, что мне тебя не хватает, что я прокручиваю в голове, тоже, почти постоянно — как мы сможем увидеть друг друга и как я смогу обнять тебя… Я просто хочу твои руки у себя на спине… Хочу тебя в своей постели… Хочу узнать, как ты пахнешь. Как ты будешь смотреть. Какие у тебя глаза, волосы, руки. Ни-ки-та! Я понимаю, что веду себя как говнюк, а ты меня всё равно прощаешь… Это так… неправильно… ужасно, короче. Ты прислал мне стихи, а я их только сегодня открыл. Я сука такая… последний гондон!

— И последние гондоны станут первыми…

— Если тебе рассказать — мне придётся рассказать все четыре последних года. Всё, что со мной было, а я не уверен, что из-за этого тебя не потеряю.

Войнов рассмеялся. Негромко, но истерически. Зажмуривая глаза, ударяя левым кулаком в стену, чтобы запретить себе смеяться. Не помогало.

— Сейчас. Прости. Нервное. Сейчас отпустит.

— Никита?

— Да… Здесь. Я уже в порядке. Нормально.

— Я не могу тебя потерять. Я не хочу… Не хочу!

— То, что мы с тобой… То, что у нас сейчас, — думаешь, так лучше? Я совсем вконец двинулся на тебе, Саня. Я с ума схожу. Это не фигура речи, если что, понимаешь? Это вот, блядь, теперь моя жизнь такая — ебать, безумная, что я, когда слышу твой голос, не знаю, чего хочу больше, убить себя, тебя или кого-нибудь другого. Может, тогда отпустит?

— Ник, хэй! — Войнов всё-таки пропустил Вольфа. Хорошо, что тот сам его заметил. — Давно ждёшь?

— Хэй, — отозвался Войнов. — Я тут кое с кем встречаюсь, — пояснил он Саше. — Нет, ты не отключайся. Подожди, ладно? Я наушник вставлю. Подожди…

— Что-то случилось? — пытался понять Вольф, рассматривая Войнова — отчего эта суета? Вольф коснулся его плеча, и Войнов сглотнул. — Ты выглядишь странно.

— Это Саша, — пояснил Войнов, втыкая в ухо наушник.

— Санечка? — уточнил Вольф, снова так забавно выделяя «ч», припадая на неё в серединке.

Надо же — запомнил.

— Да, Санечка, — кивнул Войнов. — Сейчас, Вольф. Пошли на улицу. Дай мне пару минут.

Они вышли на улицу. Зашагали вперёд в сторону моста.

— Мы с Вольфом идём в Новую Третьяковку на Верещагина. Я ему должен за Дрезденскую. Буду сегодня выгуливать, — пояснил Войнов Саше.

— Вольф — тот самый парень? Немец? — спросил Саша.

— Тот самый, — подтвердил Войнов. Не видел смысла юлить или что-то недоговаривать.

— У вас хорошие отношения?

— Наверное, уже можно сказать, что дружеские.

— Возьмите меня с вами, — внезапно попросил Саша. — Ты можешь включить камеру? Только не на себя, переверни её в другую сторону — чтобы мне было видно то же, что и тебе.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — уточнил Войнов.

— Да. Это классная идея. Почему мы не додумались раньше? Или тебе так будет неудобно? Я вам буду мешать? Можете не обращать на меня внимания. Я буду только смотреть…

— Хорошо… Если ты хочешь… — по-прежнему неуверенно произнёс Войнов. — Давай попробуем, — кивнул он, включив ФейсТайм и перевернув камеру.

Войнов объяснил Вольфу, что, похоже, на выставку они теперь отправятся втроём. Тот оказался не против. Саша с Вольфом поздоровались, обменялись несколькими дежурными фразами на английском, типа «как дела?», «приятно познакомиться». На улице из-за машин было достаточно шумно, поэтому Войнов больше не обращался к Саше. Он говорил только с Вольфом, в основном о выставке и о командировке. Но в какой-то момент Вольф всё же спросил (любопытство взяло верх), отчего Саша не включает камеру. Войнов объяснил, что они до сих пор не видели друг друга. И такое вот у них странное общение.

— Окей, — пожал плечами Вольф. — Извини, что я спросил.

— Нет, всё в порядке, — уверил Войнов.

На входе ожидаемо встречал «Апофеоз войны», и Вольф, оторопев, сказал:

— Я точно это где-то видел.

— Картина очень известная, — согласился Войнов. — Это и самая узнаваемая у Верещагина картина.

— Это, знаешь, так… оглушает, — не сразу подобрал подходящие слова Вольф.

— То есть ты даже не погуглил, куда мы идём?

— Люблю сюрпризы, Ник, — кивнул Вольф.

— Тогда смотри — здесь на раме написано: «Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим, будущим».

— С посланием? Мощно…

— Скажи Вольфу, — прорезался Сашин голос, — что изначально задумка была про Тамерлана. Только черепа оставались на тех землях, где проходило его войско.

Войнов перевёл.

— Вообще, чтобы такая пирамида из черепов могла держаться, у них не должно было быть нижних челюстей. Но это аллегория, мы же помним…

— Ты можешь говорить по-английски. Вольф отлично понимает, — посоветовал Войнов Саше. — Тогда мне не придётся переводить.

— Тогда отдай ему один наушник, — скомандовал Саша.

Войнов послушался и тут же протянул Вольфу наушник.

— Это, собственно, сам художник, — сказал Войнов, кивая на портрет рядом с «Апофеозом войны».

— Почему автопортрет не закончен? — было следующим, что спросил Вольф.

— Портрет. Писал его друг, художник Крамской, — поправил Войнов. — Потому что это единственный его портрет. Других нет. А Верещагин не любил позировать. Его это раздражало. Терпения хватило на одну сессию. Вот — вышло, что вышло. Но я предлагаю дальше двигаться.

— Вернёмся сюда же в самом конце, — сказал Саша уже по-английски. — Апофеоз должен остаться апофеозом, правильно? А значит — последней точкой.

Они надолго зависли в зале с Туркестанской серией.

— О чёрт… — первое, что вырвалось у Вольфа, когда он вошёл в зал и оглянулся.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Войнов.

— Это чудовищно, — проговорил Вольф. — И завораживает…

— Лучше идти с самого начала, а то не получится серия, — это Сашин голос. — Никит, с левого края, где та картина с зелёной травой, «Выжидают».

— Эта? — Войнов и за ним Вольф следом двинулись в левую часть зала.

— Эта, — согласился Саша. — Здесь всё понятно, — перешёл он на английский. — Войско эмира притаилось на холме — сейчас будет нападать. Следующая картина — это уже сама атака: «Нападают врасплох». У наших вариантов, как видите, немного. Не отстреляются. И там должна была быть ещё одна картина, где солдат осталась всего горстка, большинство уже погибли. Но её Верещагин сжёг.

— Сжёг? — переспросил Вольф. — Зачем?

— Эти картины не понравились ни императору, ни генералам.

— Ни развевающихся знамён, ни победоносных маршей. Не торжественно. Не патриотично, — добавил Войнов.

— Величие проигравших. Как у Кавафиса, — сказал Саша по-русски.

— Как у Кавафиса… — эхом повторил Войнов. Это был только им одним известный код, им одним известная клинопись.

— Этот цикл так и называется — «Варвары», — Саша снова перешёл на английский. — Сейчас я попробую вспомнить, как у Кавафиса начиналось «В ожидании варваров».

Саша замолк на пару секунд. И продолжил:

— What are we waiting for, assembled in the forum? — The barbarians are coming today.

— Чего мы ждем, собравшись здесь на площади? — Сегодня в город прибывают варвары¹, — тут же подхватил Войнов.

Войнов взглянул на Вольфа: кажется, тот даже уже не пытался понять, что происходит. Он просто продолжал офигевать, иногда уточняя что-то, что ему не было понятно, одним ухом слушая Войнова, другим — Сашу.

Они перешли к следующей серии, где варвары приготовили мешок для русской пышноусой головы, которую в руке за волосы сжимал один из них. А справа антагонистом висела другая картина: солдатик наш раскуривает трубку всего в двух шагах, если не в шаге от убитых противников, которых совсем недавно настигли пули и сабли, ещё кровь не успела запечься, и теперь они были свалены, как тюки, друг на друга у городской стены.