Старше (ЛП) - Хартманн Дженнифер

Галлея пригладила слипшиеся от пота волосы, обрамлявшие ее лоб, затем устало вздохнула и поплелась к своей спортивной сумке. Я смотрел ей вслед, удивляясь, почему она не была взволнована, не гордилась своей сегодняшней победой. В ее походке не было упругости, в поникших плечах не было уверенности.

— Ты в порядке? — окликнул я ее, пока Скотти делал растяжку рядом со мной на коврике.

— Да, — только и ответила она, повернувшись ко мне спиной.

Со вздохом кивнув, я быстро переключился, снова вошел в свой тренерский режим и отработал со Скотти несколько новых защитных приемов. Прошел час, Галлея наблюдала за нашей тренировкой, сидя со скрещенными ногами у стены с кучей домашних заданий на коленях.

Мы со Скотти вытерлись полотенцами, а потом он направился к Галлее, пока я рылся в сумке в поисках протеинового батончика.

— Ты была великолепна, — сказал Скотти, падая рядом с ней с полотенцем, накинутым на шею.

— Спасибо. — Она послала ему легкую улыбку, разделив внимание между Скотти и своим карандашом, постукивающим по наполовину исписанной странице тетради. — Как долго вы тренируетесь?

— Почти год. Это изменило мою жизнь. — Он посмотрел в мою сторону. — Тренер невероятный. Ты должна продолжать заниматься как можно дольше.

— Ты выглядишь таким уверенным.

— Потребовалось время, чтобы достигнуть этого. Ты должна действительно этого хотеть. Поверить в себя. Ты не можешь подделать это, понимаешь?

Она рассеянно кивнула и посмотрела на меня, пока я наблюдал за ней с расстояния в несколько футов.

Я прочистил горло.

— Я провожу тебя домой, — сказала я Галлее, перекинув ремень сумки через плечо. Моя студия находилась всего в миле от дома Уит и Тары, и был мягкий ноябрьский вечер. Идеальный для прогулок.

Она грызла ластик на конце карандаша.

— Ты не обязан. Я все еще разбираюсь с тезисами.

— Я подожду.

Скотти попрощался и выскользнул из студии, оставив Галлею уткнувшейся носом в тетрадь. Я прикусил щеку, а потом приблизился и опустился рядом с ней у стены. Она напряглась от моей близости и крепче сжала карандаш, уставившись в почерканный грифелем абзац.

— Как дела? — Спросил я, кивнув на тетрадь с заданиями, лежащую у нее на коленях.

Уставившись на свои записи, она сжала губы, как будто хотела сказать, что, очевидно, это было отстойно.

— Повторять выпускной год — это так весело. Честно говоря, я просто в восторге.

Я прислонился головой к стене и повернулся к ней.

— Это того стоит. Ты усердно работаешь. Ты сосредоточена.

— Я в отчаянии. — Она поморщилась. — Если я не сдам экзамен в этом году, я не знаю, что буду делать. Это унизительно.

— Это не так. Никто не имеет права осуждать тебя, пока не побывает на твоем месте.

Вздохнув, она захлопнула тетрадь и повернулась, чтобы встретиться с моим взглядом.

— Тебе когда-нибудь было трудно в школе?

— Да, — признался я. — Я так и не окончил школу. Уитни забеременела в конце выпускного года, и я бросил учебу, сдав GED¹⁴.

— Правда?

— Да. — Я изучал ее, пока в моей голове мелькали похороненные воспоминания о тех трудных годах. — Мой отец умер от рака печени, когда мне было тринадцать, а мама погибла четыре года спустя в аварии на мотоцикле со своим парнем. Это меня подкосило. Я ввязывался в драки, прогуливал школу и не думал, что у меня есть надежда на будущее.

Ее глаза вспыхнули, в них мелькнуло сочувствие.

— Это ужасно. Мне очень жаль.

Я подтянул ноги и оперся локтями на колени, прижавшись к стене.

— У моего брата все было еще хуже. Наркотики, мелкие кражи, даже тюремный срок. Единственное, что уберегло меня от подобной участи, — это рождение дочери. Она заставила меня быстро повзрослеть, дала мне то, ради чего стоит жить. Я хотел стать лучше. Для нее. Ради ее будущего.

Галлея прижала карандаш к подбородку, обдумывая мои слова, ее глаза остекленели.

— Это было легко? Перевернуть свою жизнь?

Я рассмеялся.

— Нет, черт возьми. Это было самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать. Но оно того стоило. Когда в игру вступает что-то большее, чем ты сам, что-то более значимое, чем твое собственное дерьмо, это отрезвляет тебя, и ты видишь все другими глазами. Как будто буря стихает. Внезапно все препятствия, все легкие пути меркнут по сравнению с ответственностью, которую я взвалил на себя, чтобы быть хорошим отцом. Были неудачи, моменты сомнений, битвы с моими собственными демонами. Но ты обретаешь новую цель, чтобы пройти через все это. — Мы смотрели друг на друга, и я наблюдал, как мириады эмоций отражались на ее лице. — Так что нет, это было нелегко. Но это было необходимо. И в конце концов это превратило меня в человека, которым я должен был стать для нее… что стало ступенькой к тому, кем я должен был стать для себя.

Тихо вдохнув, Галлея прислонилась спиной к стене и опустила подбородок.

— Это вдохновляет. Дает мне надежду.

— Хорошо. Иногда это все, что нам нужно. — Я улыбнулся ей. — Иногда это все, что у нас есть.

Она кивнула, обдумывая все это, позволяя моим словам впитаться в нее.

— Мой отец всегда говорил мне, что я ни на что не годна. — Ее голос надломился, и она закусила нижнюю губу. — Каждый раз, когда у меня что-то не получается, я словно подтверждаю его слова. Как будто он всегда был прав. Второй год в школе, эти дурацкие приступы паники. Даже такие мелочи, как уронить тарелку, забыть о назначенной встрече или облажаться на тренировке.

Мои брови нахмурились, в груди появилась тяжесть.

— Он лгал тебе, Галлея. Ты уже сделала самое сложное.

Она осторожно подняла подбородок, ее глаза округлились от любопытства, когда она посмотрела на меня.

— Что именно?

— Ты встала на ноги.

Она резко вздохнула, ее взгляд затуманился. Наши взгляды встретились, и это длилось на пару секунд дольше, чем нужно, пока наши плечи прижимались друг к другу, а бедра соприкасались. Ее пальцы сжали тетрадь, спираль впились в ладонь.

Когда я смотрел на нее вот такую, с широко распахнутым сердцем и обнаженной душой, она была больше, чем подруга Тары. Больше, чем восемнадцатилетняя девушка. Больше, чем неприятность, случайность жизни. Вспышка.

Она была вызовом.

Силой.

Калейдоскопом в движении.

Глядя на нее, я видел то, чего не должен был видеть.

Нечто, выходящее за рамки физического притяжения.

Я отвел глаза, прочистил горло и поднялся на ноги, хрустнув шеей, жестом показав ей собрать вещи.

— Нам пора идти, — сказал я. — Уже поздно.

Галлея кивнула, стряхивая оцепенение, охватившее нас обоих, и запихнула тетради и учебные материалы в сумку. Через минуту она присоединилась ко мне у входа, и мы вышли в прохладную ночь, небо было усыпано звездами.

— Кстати, ты сегодня хорошо поработала. Я впечатлен.

— Да, конечно. — Она сложила руки на груди. — Тренировка была ужасной. Если бы на твоем месте был кто-то другой, я была бы мертва.

Мы шли бок о бок по тихой улице, освещенной мерцающими фонарями и лунным светом. Дрожь пробежала по ее телу, когда на нас повеяло пятидесятиградусным ветерком. На ней были только майка и хлопковые шорты, поэтому я снял свою кожаную куртку и протянул ей.

— Возьми. Ты замерзла. — Я не стал дожидаться отказа и накинул куртку ей на плечи.

Галлея нерешительно просунула руки в рукава и позволила теплой коже поглотить ее стройную фигуру. Она сглотнула и встретилась со мной взглядом.

— Спасибо.

Я кивнул.

— Ты не можешь постоянно думать «что, если…», — сказал я ей, возвращаясь к ее последнему высказыванию, мы шагали рядом в идеальном ритме. — Это то дерьмо, которое в конечном итоге убьет тебя. Оно перечеркнет все, чему ты научилась, всю твою логику, тренировки и выработанные инстинкты. Страх — это болезнь. Он парализует. Единственное противоядие — вера в свою стойкость. Каждое испытание — это шанс доказать свою силу.

— Ты прав. — Галлея сжала губы, словно мои слова были горькой пилюлей, которую она не была готова проглотить.