Папа есть, нужна Любовь (СИ) - Любимая Татьяна

— Здравствуйте, — поднимает на меня чуть раскосые глаза, — вы по какому вопросу?

— Я к вашему шефу, он ждет.

— Как вас представить?

— Тимур Вершинин.

— Минуту подождите, пожалуйста.

Идет в кабинет директора. Тонкие шпильки, чулки, коротая юбка и блузка с глубоким декольте. Впрочем, я уже ничему не удивляюсь.

Дверь остается приоткрытой.

— Тебя как за смертью посылать, — бурчит Миронов недовольно.

— Борис, там Вершинин пришел…

— Аха. Зови.

Вид у него болезненный. Жадно пьет шипящую воду, потом прижимает стакан к виску.

— Ты хоть поспал? — спрашиваю после рукопожатия.

— Мгм, — машет, приглашая присесть. — До кровати дополз, глаза закрыл, открыл. Утро, — жалуется.

А мне нисколько не жаль. Но делаю сочувствующее лицо.

— Как Люба? Мне показалось, ей вчера нездоровилось.

— ХЗ, не видел ее.

То есть как? Спал в кровати… без нее?

— А, — махнул рукой, заметив в моих глазах немой вопрос, — не грей голову.

Его телефон звонит. Отвечает. Лицо во время разговора с абонентом меняется ежесекундно.

— Я… Кто?.. КТО?!.. Где?.. Понял. Сейчас приеду.

— Что — то случилось? — спрашиваю, когда он жмет отбой.

— Жена в больнице, — растерянно хлопает глазами.

— Люба? — подскакиваю. — Что с ней?

— Ничего не понял, — хлопает себя по карманам, кладет туда телефон. — Сказали, угроза выкидыша.

— Люба беременна?

Из головы мгновенно вылетают все сделки и проверки.

— Сам только что узнал. Черт… — вставая с места, шатается. — Подвезешь?

— Конечно. Поехали.

Глава 38

Запах лекарств щекочет ноздри. Яркий свет раздражает глаза через веки. Делаю глубокий вдох. Получается со стоном.

— Проснулись? — рядом раздается смутно знакомый женский голос.

Открываю глаза, вращаю ими, пытаясь определить, где я. Испытываю дежавю — совсем недавно я уже просыпалась в больнице. Но это другая. Современнее.

Светлое просторное помещение. Одиночная палата. За окном день.

Я в кровати, на мне больничная рубашка. Рядом сидит женщина в белом халате.

— Анна Михайловна?

Я была у нее на консультации по ЭКО.

— Узнали? — мягко улыбается. — Вам повезло, Любовь Андреевна, что я вчера дежурила. При вас не было документов, а мужчина, что привез вас, даже не знал вашего имени.

— Да… так получилось. Анна Михайловна, где я, что со мной?

Вспоминаю ресторан, побег, боль…

— Мой ребенок? — дергаю руки к животу. Ничего не чувствую! От ужаса воздух застревает в легких. — Он… есть?

Боюсь услышать ответ.

— Тише, тише, — Анна Михайловна придерживает мою правую руку. В изгибе локтя — иголка — меня капают. — Все хорошо с вашим ребенком. Вовремя привезли вас.

— Правда? — мгновенно накатывают слезы радости. Жив! Мой малыш жив! — Спасибо вам! — от облегчения делаю несколько глубоких вдохов. Слезы текут по щекам ручьями. — Видите, я забеременела… без ЭКО… — проглатывая ком в горле, делюсь счастьем.

— Вижу. Поздравляю! Но… — поднимает палец вверх и строго выговаривает: — Вынуждена вас отругать, Любовь Андреевна! Что ж вы так своего будущего ребеночка не любите?

— Люблю! — распахиваю глаза от несправедливого обвинения.

— Он голодный! Сами не питаетесь, но ему-то надо.

Прости, малыш! Я больше так не буду, клянусь!

— Почему до сих пор не встали на учет? — продолжает отчитывать меня врач.

— У меня был жуткий токсикоз. Я физически не могла прийти.

— Надо было вызвать врача на дом. Скорую в конце концов. Куда смотрит ваш муж? Теперь будете лежать здесь, под присмотром. При условии, конечно, что ребеночка оставите.

— Конечно оставлю! Я так его ждала. Он… он в порядке теперь?

— Угроза еще есть, но мы следим. Скоро придет ваш муж, на посту пусть возьмет список, что можно вам принести.

— Муж? Он знает, где я? Откуда?

— В вашей карточке указаны ваш номер телефона и близкого родственника, помните?

Ах да…

— Ему уже позвонили?

Она подтверждает кивком. Взглядом проверяет систему. Капает медленно. Флакон почти полный, наготове стоит еще один.

— Анна Михайловна, а можно его не пускать ко мне? Пожалуйста?

— Как я его не пущу, — ползут на лоб ее брови, — он же ваш муж.

— Мы разводимся. Я не говорила ему, что беременна, ему не нужно знать.

— Надо сказать. Ребенок часто сохраняет брак.

— Это не его ребенок, — шепчу.

— Вот как… — растерянно.

В коридоре шум, голоса.

— Это он. Анна Михайловна, — хватаю ее за руку, — прошу, не уходите, не оставляйте меня с ним наедине, я боюсь, что он…

Борис врывается в палату. На плечах плащом развивается накидка, на ногах бахилы. Глаза красные — не протрезвел, не выспался.

— Это как понимать, Люба? — ревет.

— Тише, мужчина, не кричите, — заслоняет меня собой врач. — Это больница, а не стадион. Соблюдайте спокойствие.

— Выйдите, мне нужно поговорить со своей женой, — пытается через ее плечо поймать мой взгляд.

— Это вы выйдите. Ваша жена в критическом состоянии. Ей нужен покой.

— Один вопрос. Один, — поднимает вверх указательный палец.

Анна Михайловна оборачивается, молча спрашивая, как быть. Чуть пожимаю плечом, взглядом умоляю ее быть рядом.

— Ладно, — сдается. — Только один, — отходит в сторону.

Аккуратно приподнимаюсь выше, опираясь спиной на подушку.

— Это мой ребенок? — нависает надо мной Борис.

— Нет, — не мигая, смотрю снизу вверх.

— Значит, не соврала… — отшатывается. — Кто он? А хотя не важно. Так… — обращается к врачу. — Делайте ей аборт.

— НЕТ! — вскрикиваю.

— Что значит — делайте аборт? — возмущается Анна Михайловна. — Мужчина, вы в своем уме? Покиньте палату или я охрану вызову.

— Вызывайте. Я ее муж. Я имею права требовать аборт.

Женщина поспешила к двери. Открыла ее и громко крикнула, чтобы вызвали охрану. Тут буйный посетитель.

— Ты избавишься от него, поняла? — опять нависает надо мной Миронов, обжигая лицо перегаром. Глаза безумные, со всполохами ярости. — Сделаешь как я говорю. Или я тебе сам… — сжимает кулак перед моим лицом.

Зажмуриваюсь. Страшно очень. Его агрессия давит, душит.

Но мне есть за кого бороться. А присутствие постороннего человека придает сил.

— Я хочу этого ребенка, — распахнув глаза, смело заявляю ему в лицо. — Я буду его рожать. А с тобой я все равно разведусь.

Телефон Бориса звонит, звонит, звонит. Прерывается и снова звонит. Он не реагирует. Страшен в гневе.

— Борис, послушай, дай мне развод, — пытаюсь говорить успокаивающе. — Забудем друг о друге, начнем жить каждый своей жизнью…

— Ты еще не поняла? У нас с тобой одна жизнь. Одна на двоих.

— Ты чудовище, — качаю головой, не соглашаясь.

— Отличная партия. Красавица и чудовище. Помнишь, чем сказка кончилась? И жили они долго и счастливо.

— Вот именно. Сказка КОНЧИЛАСЬ. Нашей семьи больше нет и не будет.

— Посмотрим.

Он наконец отвечает на звонок.

— Что? — рявкает. — Кто? Когда? Скоро буду.

— Мы еще не закончили, — кидает мне напоследок. — Все-все, ухожу, — рычит на двух мужчин в форме охранников, что показались в дверях.

Уходит.

Откидываюсь на подушку. Меня трясет, рубашка мокрая.

— Все, все, успокаивайтесь. Сейчас, — врач зовет медсестру, просит сделать мне укол. — Ох, девки, — возвращается ко мне, натягивает манжет, чтобы измерить давление, — и где вы таких мужей находите. Позавчера тоже одну привезли. Синюю от побоев. Муж постарался. На шестом месяце беременности была.

— Была?

— Не спасли ребеночка…

— Какой ужас… Пожалуйста, попросите, чтобы мужа больше не пускали ко мне. И… он может подкупить кого-нибудь, чтобы…

— Пусть только попробует. Не переживайте, я предупрежу персонал. Поспите, вам нужны силы, никто беспокоить больше не будет.

Анна Михайловна пишет что — то в моей карточке. Молоденькая медсестра вводит в катетер лекарство из шприца. По телу разливается спокойствие, глаза закрываются.