Война (ЛП) - Коул Стиви Дж.

— Esto es una mierda, (прим. Вот отстой) — говорит Гейб, прежде чем выпрыгнуть из машины и подойти к куче тел. Он прижимает пистолет к бедру, достаёт сигарету и закуривает. — Я ненавижу гребани Синалоа, — произносит он, прицеливаясь и стреляя в одного из мужчин.

— Они мертвы, Гейб, — говорю я, и он пожимает плечами.

— Не порти мне веселье, эсэ.

Я сижу, уставившись на резню передо мной. Мы их убили? Конечно, но это было глупо со стороны Тор. Я кладу пистолет на колени, беру сигарету, закуриваю и делаю длинную затяжку, глядя на неё в зеркало заднего вида. Я беру руль в руки и сжимаю его, пытаясь хоть немного избавиться от этого бурлящего, кипящего напряжения, которое пробивается сквозь меня.

— Чёрт возьми, серьёзно, Тор?

Она встречается со мной взглядом в зеркале, выражение её лица ничего не выдаёт.

— Это нужно было сделать, и я это сделала. Они мертвы, так что у нас всё в порядке. Но нам нужно выбираться отсюда. — Её взгляд устремляется в переднюю часть машины, и она стонет, поворачивая голову к лобовому стеклу. — Серьёзно, Джуд? Реально?

Я поворачиваюсь и смотрю, качая головой. Гейб стоит посреди чёртовой улицы с членом в руке и мочится на мёртвого парня.

— Ёбаный в рот… Гейб, — кричу я в окно, — перестань ссать на этот картель и тащи свою задницу в машину.

— Это твой лучший друг, а ты пытаешься сказать мне, что я перехожу границы дозволенного, — говорит Тор.

Я поворачиваюсь и свирепо смотрю на неё, тыча пальцем ей в лицо.

— Ты переходишь границы дозволенного. На каждом грёбаном уровне. — Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить хихиканье Гейба. Он ухмыляется, неторопливо направляясь к машине, его АК за спиной.

Он рывком открывает дверь и забирается внутрь.

— Теперь, когда ты закончил мочиться на мертвецов, мы можем ехать? — спрашивает Тор, и в её голосе слышится раздражение. — Я не хочу проводить время в мексиканской тюрьме.

— Когда тебе нужно идти, ты должна идти. Я уверен, Лупе не возражал, что я помочился ему на лицо.

— И ты удивляешься, почему мы по уши в этом дерьме, Джуд. Нахуй! — кричит Тор, указывая на Гейба. Я трогаюсь с места, шины натыкаются на тела. Гейб и Марни хихикают. Тор продвигается вперёд, пока её лицо не оказывается у моего плеча. — Не едь по трупам на моей машине!

Застонав, я кладу руку ей на лоб и толкаю её обратно на сиденье.

— Женщина… — я выезжаю на главную дорогу. — Я разберусь с тобой позже.

Она фыркает, а Марни хихикает.

— Рад, что вы, две влюблённые птички, снова за своё, — бормочет он.

— Отъебись, старик.

Глава 25

Тор

Джуд вне себя от ярости. Конечно. Я лежу на кровати с закрытыми глазами, слушая, как он расхаживает туда-сюда по комнате.

— Ты хоть понимаешь, насколько это было чертовски глупо? А? А ты? — он останавливает свой неандертальский вальс достаточно надолго, чтобы посмотреть на меня. — Слова, Тор. Я хочу получить грёбаный ответ.

Я вздыхаю и приподнимаюсь на локтях, сдувая прядь волос с лица.

— Да, Джуд. Все эти слова. — Я вздыхаю. — Я жива. Они мертвы. Я почти уверена, что это я должна злиться на тебя прямо сейчас, так что успокой своё дерьмо.

Его глаза широко распахиваются, и я вижу, как подрагивает его челюсть, как вздувается вена на виске.

— Успокой мой… — его челюсти сжимаются так сильно, что он даже не может закончить предложение. Следующее, что я помню, — он бросается на меня, рыча, как животное, прежде чем его пальцы обхватывают моё горло и он прижимает меня к кровати. Его лицо прямо напротив моего, его глаз подёргивается. — Не надо издеваться надо мной.

Свирепо глядя на него, я толкаю его в грудь. Но, конечно, это ничего не даёт.

— Пошёл ты, Джуд. — Его хватка усиливается, и я впиваюсь ногтями в его предплечье с такой силой, что, надеюсь, порву до крови. — Что, чёрт возьми, ты хочешь, чтобы я сделала? Сидела здесь и показывала вам большие пальцы? — я выгибаюсь, пытаясь сбросить его с себя, но он сильнее прижимается ко мне всем телом, скользя между моих бёдер, пока я не поглощаюсь им.

— Я скажу тебе, что я хочу, чтобы ты делала, — его хватка на мне усиливается, и я упиваюсь этим, доминированием, гневом, я позволяю им захлестнуть меня, потому что на каком-то уровне мне это нужно прямо сейчас. — Я хочу, чтобы ты не была такой чертовски безрассудной, как насчёт этого? Чёрт, неужели так трудно просто позволить кому-то другому справиться с чем-то? В кои-то веки, Тор. Это картель. Это грёбаный картель.

— Я прекрасно осведомлена об этом! Не то, чтобы я не провела последние три месяца в этом картеле или что-то в этом роде, — отвечаю я с рычанием. — Ты больше не можешь этого делать, Джуд. Дело не во мне. Мы договорились…

— Я никогда не соглашался, чтобы ты отправлялась на самоубийственную миссию. Грёбаный мотоцикл, Тор. Грёбаный мотоцикл!

— Я не такая… Я не склонна к самоубийству, — отвечаю я, мой голос становится тише. Я крепко зажмуриваю глаза и сглатываю комок в горле. Когда я снова открываю глаза, он пристально смотрит на меня. Жёсткий, злой, отчаявшийся. — Я просто больше не могу позволить себе быть слабой.

Он качает головой.

— Когда ты вообще была чертовски слабой?

Мои пальцы расслабляются, и я нежно обхватываю ими его запястье. Я стала слабой в тот момент, когда передала Кайлу незнакомцу.

— Что может быть большим провалом, чем мать, которая не может защитить своего ребёнка? — спрашиваю я, отворачивая от него лицо, борясь с чувством полной беспомощности.

Он тяжело вздыхает, опуская подбородок на грудь и полностью выпуская меня из своих объятий.

— Некоторые вещи находятся вне нашего контроля. Единственное, чем ты не являешься, так это слабостью. — Он хватает меня за подбородок, заставляя посмотреть на него. — Ты самая лучшая мать, и ты сделала всё, что в человеческих силах. В этом отношении, Тор, ты была сильнее меня.

Я ненавижу, что мы продолжаем кататься на этих американских горках от боли и отчаяния к гневу и мести и обратно. Я ненавижу его боль, и я ненавижу то, что заставила его думать, что он сделал недостаточно. Мой прекрасный мужчина, который всегда был таким несокрушимо сильным. Теперь мы оба ломаемся, и всё, что мы можем сделать, это держаться друг за друга. Я обхватываю его подбородок, поглаживая большим пальцем щетину на его лице. Я обвиваю рукой его шею сзади, притягиваю его вниз, пока его щека не прижимается к моей груди. Он тяжело вздыхает и обнимает меня, пока я провожу пальцами по его волосам.

— Мне жаль, — говорю я. Да, всё, что мы можем сделать, это держаться и надеяться, что сможем оставаться целыми достаточно долго, чтобы закончить это дело.

Он поднимает лицо, его глаза встречаются с моими, прежде чем он целует меня. Сначала мягко, потом жёстко, отчаянно неуверенно, а потом так уверенно, словно приливная волна эмоций накатывает и отливает. Я позволяю ему вливаться в меня до тех пор, пока наша боль, наша любовь, наша потеря — всё это не станет единым целым. Он переворачивается, затягивая меня на себя, пока я не оказываюсь верхом на его теле. Его руки обхватывают моё лицо, и он почти благоговейно гладит моё горло. Правда в том, что всё, что у нас есть, — это оно, прямо здесь, прямо сейчас. На пути, по которому мы идём, мы не знаем, сколько у нас времени. Мы можем умереть завтра, и мне нужно, чтобы он знал, что я люблю его, что он подарил мне жизнь, такую необыкновенную, такую полную любви, что она была слишком идеальной, чтобы длиться вечно. И, несмотря на всё это, я бы никогда не изменила своей любви к нему. Я не смогла бы. Несмотря на то, что разлука с Кайлой съедает меня заживо, я не хочу тратить ни секунды, которая у нас осталась, на борьбу с ним. Он просто нужен мне во всех смыслах этого слова.

Я сажусь и тяну за край рубашки, которая на мне надета, стягивая её через голову. Его глаза обводят моё тело, когда он скользит ладонями вверх по моему животу, останавливаясь на шраме под моей правой грудью. Его брови хмурятся, когда он смотрит на него.