Светлана Чистякова - Производные счастья
— Тоди ступай с Богом. Вона трохи дикарка…
Баба Валя хотела сказать что-то ещё, но Маша уже не слышала — толкнув дверь она оказалась в палате.
Ева сидела на огромной кровати обвешанной всевозможной аппаратурой, делавшей её больше похожей на кабину космического корабля, подтянув ноги к животу и тихо всхлипывала. Видимо, плакала она давно и долго.
Ева Грабишевская 10 лет — значилось на пластиковой табличке. — «Аномалия Эбштейна».
«Целых десять? Да ей же четырёх не дашь!» — мельком подумала потрясённая Маша.
Она подошла к девочке и присела на краешек кровати.
— Привет. Тебя Ева зовут?
Девочка слабо кивнула и снова всхлипнула.
— Тебе страшно, да? — тихо спросила Маша.
Девочка лишь хрипло дышала, хлопая слипшимися от слез ресницами.
— Не бойся, Ева. Смотри, сколько здесь деток, — Маша махнула рукой в сторону панорамного окна. — Им уже сделали операцию, они теперь совсем здоровы. Их скоро мамы домой заберут. И тебя заберут, — она ласково коснулась запястья девочки, но та вырвала руку и опять затряслась в рыданиях.
— Я умру. Я знаю. Мама говорит, что я нужна Богу — вдруг сказала Ева и уткнулась головой в колени.
— Что ты глупости говоришь, — расстроилась Маша, — конечно же ты не умрёшь. Наоборот, Бог против того, чтобы умирали маленькие дети. Хочешь, я даже буду молиться, чтобы Бог послал тебе ангела, и он всегда будет рядом с тобой. Всё будет хорошо, ты только не плачь.
— Глупая, — повернула голову Ева и даже на время перестала плакать, — ангелы с нами от рождения. Так мама говорит.
— Тогда чего же ты боишься? Если твой ангел всегда с тобой? Тем более, что ты будешь спать и совсем ничего не почувствуешь.
— Ну показывай, Валера, что тут у тебя? — услышала Маша знакомый баритон и обернулась — в дверях стояли два доктора. Один — довольно молодой лысоватый блондин, а второй… Маша даже не сразу узнала в стоящем мужчине дядю Сашу, который лишь вчера подвозил её в своей машине. Сейчас это был совсем другой человек. Собранный, серьёзный. Профессор Северинцев. И смотрел он на неё совсем не так как раньше. Маша даже поёжилась от дискомфорта, который причинял этот холодный, изучающий, казалось прожигающий насквозь взгляд.
Ева вообще сжалась в комочек, с ужасом уставившись на очередную угрозу в зелёном хирургическом костюме.
Северинцев подошел к кровати и Маша вскочила, чтобы отойти в сторону и не мешать, но сейчас ей показалось, что профессор её в упор не видел.
— Вот, Александр Николаевич, познакомьтесь, — сказал кардиохирург названный Валерой, держа перед собой историю болезни, — это наша Ева. И она не верит, что это совсем не страшно.
— Правильно делает, — проворчал Северинцев, забирая из рук доктора историю и бегло просматривая.
— Север! — возмущённо прошептал блондинистый доктор.
Ева вцепилась худыми пальцами в собственные колени и судорожно вдохнула — плакать по-видимому она уже не могла.
— Ева, я могу узнать, что у вас случилось? — Северинцев уселся на табурет, стоявший рядом с кроватью. — Вы не хотите делать операцию?
— Не хочу, — едва слышно ответила Ева.
— Хорошо. Мы не будем ее делать. Придет ваша мама, и мы сообщим ей, что вы отказались. Думаю, она обрадуется.
— Мама — да. Но бабушка и папа будут плакать — жалобно прошептала Ева.
— Да? Конечно, они будут плакать. Папа наверняка хочет забрать вас домой живую. Но вы решили по-своему, не так ли, Ева?
— Папа с нами не живёт, — замотала головой Ева, — и мама не разрешает мне с ним видеться.
— Ох уж эта мама твоя! Но ничего, мы с папой договоримся.
— А это очень больно? — дрожащим голоском вдруг спросила девчушка.
— Больно. Потом — больно, — безжалостно ответил Северинцев.
— Профессор! — укоризненно простонал доктор Валера.
— Вы когда-нибудь резались сильно, до крови? — спросил Еву Северинцев, не обращая внимания на своего коллегу.
— Да… Вот… — девочка шевельнула ногой — на колене был маленький шрам.
— Сначала не больно, но страшно, потому что кровь течет, — профессор провел пальцами по шраму на Евиной коленке. — А потом не страшно, но больно, когда рана заживает. Или нет?
— Да, — прошептала Ева.
— Ну ладно. Валерий Алексеевич, раз юная мисс отказывается от операции, — заявил Северинцев, делая коллеге какие-то знаки глазами.
— Я не отказываюсь. — Неожиданно сказала Ева.
Северинцев внимательно посмотрел на неё и медленно кивнул.
— Я знал, что вы умная девочка, Ева. Поверьте, у меня целое отделение взрослых, и всем им очень страшно. Так же, как и вам. Когда вас выпишут, можете прийти ко мне на экскурсию.
— Доктор, — тихо позвала девочка. — А как Вас зовут?
Профессор наклонился к ней и что-то тихо сказал, вызвав у девчушки улыбку.
— Договорились, Ева, — он пожал худую бледно-голубоватую ладошку. — Вашим близким будет приятно узнать, что вы приняли правильное решение.
Он встал и очень серьезно кивнул Еве в знак того, что беседа окончена.
Когда все они вышли из палаты, оставив Еву одну, он внезапно развернулся к Маше, будто заметил её только сейчас.
— Что ты здесь делаешь, Маша? — без всякого выражения спросил он, — если мне не изменяет память, твоё рабочее место в детской реанимации.
— Я… меня баба Валя сюда привела, — оторопело пролепетала она, не понимая, что происходит. Милый и приветливый дядя Саша сегодня почему-то был сам на себя не похож.
— Ступай к себе в отделение и не разноси ВБИ по всему стационару, — изрёк он, не глядя на Машу и не обращая больше на неё никакого внимания, обратился к своему спутнику:
— Грабишевская. Что-то фамилия уж слишком знакомая.
— А то! Её весь город знает. Ещё с девяностых. Ева — дочь Артура Грабишевского. Это сейчас он солидный бизнесмен, депутат и всё такое, а кем он был раньше, ты не хуже меня знаешь.
— Да ладно! И что нашел этот лощёный хлыщ, в той медведице в сарафане, которую мы видели вчера?
— Да чёрт его знает! Но они вместе давно не живут.
— Короче, Валера. Срочно свяжись с ним! Пусть немедленно едет сюда. Желательно с адвокатом. Если такового нет, хотя я в этом сомневаюсь, вызвони Валентина. Он где-то здесь. Я его полчаса назад видел. Если всё получится, девочку в план на четверг. Они хоть и разведены, но гражданский кодекс ещё никто не отменял. Как только он появится, немедленно ко мне!
— Саня! Блин! Спасибо тебе — Валерий кинулся на шею Северинцеву на глазах изумлённой Маши.
— Доктор Лисовицкий, что вы делаете? Держите себя в руках, — профессор безуспешно отмахивался от проявлений благодарности, — обнимашки оставим на послеоперационный период. Заметив, что Маша по-прежнему стоит рядом, раздраженно проворчал, — Маш, ну я же русским языком сказал — марш в своё отделение!
