Пенни Винченци - Греховные радости
Потом он как-то вернулся домой очень поздно, уже за полночь, пьяный; но гораздо существеннее было то, что держался он уклончиво.
Энджи поняла, что это значило. Что он был с кем-то еще. И хотя это причинило ей боль и некоторое время она чувствовала себя ужасно плохо, но она испытала и облегчение. Он должен был рано или поздно повзрослеть и уйти от нее, перерасти свою любовь к ней, — и это единственное, что в конечном счете могло оказаться спасительным и для него, и для нее.
В ту ночь она приняла важнейшее решение: она заявила ему, что, по ее мнению, он должен уйти от нее и либо вернуться на Понд-плейс, либо переехать на Итон-плейс. Чтобы ускорить события, она устроила больше шума, чем ей самой хотелось. Заявила, что не намерена терпеть его в своем доме, если он собирается путаться с другими.
С ее стороны это было мужественным поступком; но она понимала, что если бы только проявила чрезмерное благородство, если бы сказала ему, чтобы он чувствовал себя совершенно свободным и поступал так, как ему хочется, то он бы остался с ней еще надолго просто из чувства вины.
Конечно, это сработало не сразу; его мучили угрызения совести, он извинялся, говорил, что никогда ее не оставит. Но несколько недель спустя снова явился очень поздно, и тогда она просто выставила его из дома.
На протяжении очень долгого времени после этого она чувствовала себя предельно несчастной. То есть для нее долгого времени. Нескольких недель.
Потом Томми, милый и дорогой Томми пригласил ее как-то на ужин, одно потянуло за собой другое, и очень скоро она стала чувствовать себя намного лучше.
Георгина
Она по нему очень тосковала. Просто ужасно. Из всех троих именно она любила Александра наиболее сильно, и он в ответ тоже любил ее больше, чем остальных, — и она это знала. А потому тосковала по нему и горько оплакивала его. Ей казалось почти невероятным, что она его никогда уже не увидит; не будет следить за ним, когда он, слегка сутулясь, бродил по дому и по имению, которые так любил; не увидит больше его глаз, с такой любовью смотревших на нее каждый вечер за ужином с противоположного конца стола; не услышит, как к ней обращается его голос, всегда вежливый, предупредительный, как будто она не его дочь, а какая-нибудь высокая гостья.
Его похоронили на маленьком кладбище возле часовни, рядом с Вирджинией и маленьким Александром; на надгробии была простая надпись: «Александр. Граф Кейтерхэм. Любимый муж Вирджинии, отец Максимилиана, Шарлотты и Георгины». Ему бы это понравилось. Он бы остался доволен. В этой надписи было сказано все.
Некоторое время она пожила в Хартесте, вместе с Няней и Джорджем, стараясь свыкнуться со своим новым положением и обдумывая, что же ей теперь делать дальше. Джордж тоже скучал без Александра: тот всегда очень хорошо к нему относился, играл с ним, брал его с собой на прогулки по парку.
Она испытала облегчение, когда Макс и Энджи отложили свою свадьбу (хотя, конечно, ей было и грустно за них, и очень жаль, что у них погиб ребенок), — но при том горе, которое она переживала, ей было бы предельно тяжело участвовать в торжествах и пытаться делать вид, будто она счастлива и радуется вместе со всеми.
Потом, по мере того как проходили неделя за неделей, дела у Макса и Энджи явно разлаживались, они все чаще ссорились друг с другом, и Георгина начала надеяться, что, может быть, эта свадьба не состоится вовсе. Она не чувствовала никакой вины за свои мысли; каждому ведь и так было понятно, что идея подобного брака — чистейшее безумие. В те дни Георгина прониклась к Энджи большей симпатией, но они по-прежнему не особенно ладили друг с другом, а кроме того, Максу явно нужна была не такая жена, как Энджи.
Мартин держал себя изумительно: очень мягко, с огромным пониманием. Он, в принципе, мог бы, думала иногда Георгина, как-то проявить свое отрицательное отношение к тому, что она была постоянно расстроена и несчастна. Но он ничего не выказывал, предоставив ей возможность выговориться, перебрать все мыслимые варианты того, как и почему все это произошло.
— Не надо мне было его отпускать, — снова и снова повторяла Георгина, — я ведь знала, что он много выпил, я должна была остановить его. А я этого не сделала. Но, так или иначе, почему он поехал? Зачем ему это понадобилось?
Мартин возражал, что ей не за что винить себя, что в любом случае она не смогла бы его остановить. Наверное, Александр решил, что Энджи что-то забыла, или сам хотел что-нибудь ей сказать. По словам Георгины, когда Александр сорвался с места, машина Энджи только-только скрылась из виду. Он явно думал, что сможет легко догнать ее.
А потом, когда машину Энджи занесло, он резко взял вбок, чтобы не столкнуться с ней; по-видимому, Энджи ехала слишком быстро, раз она с такой силой влетела в боковое ограждение. Георгине очень трудно было удержаться и не считать Энджи хотя бы отчасти виновной в случившемся. Но был туман, туман и лед на дороге, и Энджи говорила, что Александр сигналил ей и мигал фарами, и это ее отвлекло. Именно поэтому ее и занесло: она на несколько мгновений перестала следить за дорогой. Энджи снова и снова повторяла, что она понятия не имеет, почему Александр поехал за ней; но перед тем, как расстаться, они обсуждали планы на предстоящее Рождество, и она кое-что предложила. Может быть, он что-то внезапно вспомнил, захотел немедленно это ей сказать. Или передать через нее что-нибудь для Макса. Но все это, полагала Георгина, было совершенно не похоже на Александра; и какая же в таком случае ужасно нелепая смерть — из-за планов на праздники! Но, судя по всему, истинных причин случившегося ей так никогда уже и не узнать. Надо с этим смириться. Несомненно, однако, что Энджи была крайне расстроена происшедшим и что перед этим она и Александр распрощались самым теплым образом. Георгина прекрасно помнила последние слова, сказанные Александром, когда машина Энджи еще только отъезжала от их дома, а он стоял и смотрел ей вслед:
— Какой же она приятный человек. Очень приятный.
Макс
Для него это было очень трудное время. Трудное во всем.
Он страшно переживал смерть Александра. Искренне горевал, чувствовал себя виноватым. Ужасно было и то, что Энджи потеряла ребенка. Его ребенка. Их ребенка. Макс не плакал уже очень давно, но тут не выдержал и разрыдался от одной только мысли, что его сын так и не появится на свет, не вырастет, не будет любить его. По существу, это ведь тоже была человеческая смерть.
А Энджи стала просто невозможной. Ну ладно, поначалу он еще был готов делать скидки, идти на уступки. Конечно, для нее все случившееся было тяжелейшим несчастьем, она до сих пор переживала шок от гибели Александра, да и физическое ее состояние было очень неважным. Для нее та ночь стала кошмарным испытанием. Но все-таки у Макса создалось впечатление, что во всем происшедшем было нечто странное, нечто такое, о чем Энджи ему не сказала. Чего ради Александр за ней гнался — да еще так, что разбился? Почему сама Энджи ехала так быстро? Вначале она сказала ему, что у нее вроде бы отказали тормоза, но потом стала говорить, что ее занесло. Как-то все это не очень хорошо между собой согласуется. Вообще ничего в этой истории между собой не согласуется. По-видимому, правды он никогда не узнает. Он спрашивал Энджи, не поссорилась ли она перед этим с Александром, не преследовал ли он ее для того, чтобы попытаться как-то помириться, исправить положение; но Энджи ответила, что они не ссорились. Макс должен был признаться себе, что поначалу у него были некоторые подозрения и насчет того, что вообще делала в тот вечер в Хартесте Энджи; но она была так искренне изумлена этими подозрениями (когда немного оправилась от пережитого и узнала о них) и так решительно настаивала, что понятия не имеет, почему Александр бросился за ней вдогонку, что Макс в конце концов прекратил попытки что-либо выяснить: видимо, вся эта история так и останется нераскрытой, неразрешимой загадкой. Для каждого из них. Александра не стало; у Макса его смерть вызвала сильное и незнакомое ему ощущение — потери, несчастья; но он сумел убедить себя в том, что постоянное копание в происшедшем, попытки найти какую-то разгадку не принесут ничего хорошего.
