Анна Антонова - Кекс на пляже
– Студенты?
– Нет, а что?
Ну и как, теперь я должна задать в высшей степени интригующий вопрос: «А вы, случайно, не артисты?»
– А вы не знаете Милина Леонида?
– Ленчика? – откликнулся длинный.
У меня радостно екнуло сердце.
– Ну знаем, а что?
– Мне бы к нему пройти…
– Ну и проходи, кто не дает, – пожал плечами рыжий.
– Так, говорят, какая-то заявка нужна…
– Пошли, – кивнул мне длинный. И небрежно бросил охраннику: – Димон, это с нами.
– Паспорт, – буркнул тот.
Я подала документ и остановилась, ожидая, когда перепишут данные.
– Заберешь, когда будешь уходить, – подтолкнул меня «Иванушка».
Ничего себе порядочки! Вроде бы, по закону паспорт даже милиционеру в руки можно не давать!
Подъехал раздолбанный лифт невиданной мною раньше конструкции. Но парни управились с ним весьма ловко: сначала открыли железную дверь с сеткой, а потом обшарпанные деревянные створки, а когда мы зашли внутрь, закрыли в обратной последовательности.
– А тебе Ленчик зачем? – спросил рыжий, когда лифт, неприятно гудя, повез нас вверх.
– Я журналистка, – неизвестно почему вдруг ляпнула я. – Написать о нем хочу.
– А что это про него? – тут же вскинулся «Иванушка».
– Удостоверение есть? – поинтересовался его друг.
Я пожала плечами и вытянула из сумки корочки.
– «Фэшн»? – прочитал он вслух. – А при чем тут мы?
– Мы пишем о разных областях искусств, – важно пояснила я. – Обо всем, что модно.
– Так наш мюзикл еще не вышел!
– Значит, напишу первой.
– А Милина ты откуда знаешь? – не отставал рыжий.
– На кастинге познакомились, – невозмутимо пояснила я.
– Что же ты в общагу по удостоверению не прошла?
– Да так еще сложнее, нужно ведь разрешение от ректора, – на ходу фантазировала я. – А то вдруг напишу что-нибудь про нарушение санитарных норм или незаконных арендаторов…
Парни замолчали, лифт очень кстати припадочно дернулся и остановился. За это время не то, что на седьмой, на двадцать седьмой этаж можно было подняться, и то бы, наверное, быстрее вышло на скоростном лифте…
– Комната семьсот двадцать три, – кивнул длинный вглубь коридора.
Я думала, парни увяжутся за мной, но они свернули в другое крыло. Даже не попрощались. Сразу видно – артисты!
16
Это было типичное общежитие, как их принято себе представлять. Запах кухни мешается с запахом туалета, по коридору шныряют непонятные личности в халатах и тапках, вдоль стены крадется тощая кошка…
Никогда не понимала, зачем люди, живя в общежитии, заводят кошек, собак и еще бог весть какую живность. В таких суровых условиях себе бы худо-бедно быт обеспечить, а не зверье содержать!
Мне даже стало неловко, что Ленечке приходится тут жить. Не жалко его, а именно неловко – за него.
Я остановилась перед дверью с нужным номером и сразу, пока не передумала, постучала. Сердце дернулось и сделало лишний удар, но ничего не произошло. Наверное, потому, что из-за двери слышались музыка и громкие голоса. Я еще раз постучала – снова безрезультатно, глубоко вдохнула и толкнула дверь. Я оказалась в подобии прихожей, от комнаты ее условно отделяла непонятного цвета занавеска. Никакой реакции на мое появление снова не последовало. Что за бред? Я стою на пороге чужой – Ленечкиной? – комнаты и не решаюсь пройти. Вот будет номер, если меня тут застукают!
Вот и всегда я так – вроде, на что-то решусь, первый шаг сделаю – и тут же в кусты. Надо что-то делать с этой порочной практикой. Я решительно шагнула и оказалась в комнате, машинально отметив общую убогость – замызганные шторы, обои в подтеках, ободранная мебель, колченогий стол. Этот самый стол стоял между двух кроватей, на которых тесно сидели парни и девчонки. Я даже не сразу вычленила Ленечку. Он уставился на меня широко распахнутыми глазами, а у меня вдруг что-то подкатило к горлу – я и забыла, какой он симпатичный! Симпатичный и чужой…
– Привет! – кивнул мне какой-то парень и подвинулся: – Садись.
Я оказалась вжата в неудобную металлическую спинку допотопной кровати. Зато было мягко – похоже, я оказалась на подушке. Ленечка сидел напротив, но я старательно отводила от него взгляд. Тем более, в моей руке оказался стаканчик. Что туда налили, я проследить не успела, поэтому осторожно поднесла к носу и понюхала жидкость – пахло спиртом.
– Это текила, – заметив мое замешательство, сказал тот же парень. Однако неплохо зарабатывают господа артисты! – Надо насыпать на руку соль и приготовить лимон…
– Знаю, – перебила я.
Будут еще всякие учить меня пить текилу! Да мы на работе этой текилы… Я залпом выпила и проделала все необходимые манипуляции. После этого про меня словно забыли. То есть перестали обращать повышенное внимание, и возобновился прерванный разговор.
– А я говорю, Геннадий все правильно делает, – с жаром сказал угощавший меня парень.
– Но он же ломает людей, – возмущенно заговорила круглолицая шатенка, сидевшая, между прочим, вплотную к Ленечке.
– Ну и правильно! Он же режиссер! Недаром говорят, актер сам по себе ничто, просто исходный материал, а уж что в итоге из него получится, зависит только от режиссера.
– Тебя послушать, так режиссер может кого попало с улицы взять и звезду сделать!
– А что, разве не так? – прищурился парень. – Вроде, блатных у нас тут нет, значит, все с улицы… вот разве что ты, – вдруг повернулся он ко мне. – Ты вообще откуда?
– Из массовки, – брякнула я.
– Что-то я тебя не помню…
– А я новенькая.
– Не блатная? – с тревогой поинтересовался он.
– А что, – насмешливо протянула я, – у вас тут даже третье дерево в пятом ряду по блату берут?
Народ посмеялся и свернул на тему каких-то общих знакомых. Кто-то отошел к окну покурить, кто-то начал искать новую бутылку, а я, воспользовавшись переменой блюд, подошла к Лене:
– Можно тебя на минутку?
Он поднялся, при этом шатенка капризно протянула:
– Только недолго.
Мы миновали коридор и спустились на один пролет вниз по лестнице. Я увидела, что шахта лифта затянута мелкой металлической сеткой, и спросила:
– Зачем тут сетка?
Как будто это единственное, что меня в данный момент интересовало!
– Чтобы студенты не бросались, – усмехнулся Леня. – У них тут даже анекдот на эту тему есть: «За попытку самоубийства – исключение из института».
– А с чего бы им бросаться?
– Так они ж тут поэты всякие и писатели…
– Неправильно говорить – поэты и писатели, – машинально поправила я. – Надо – поэты и прозаики. Потому что поэты – они тоже писатели…
