Вирджиния Эндрюс - Свет в ночи
– Если бы? – Улыбку мисс Стивенс сменило удивление.
– Мы познакомились чуть больше года назад, – начала я и рассказала ей свою историю. Когда мы прибыли на место, откуда открывался вид на реку, я все еще говорила. Мисс Стивенс за все время не произнесла ни слова, она просто спокойно слушала.
– Итак, я согласилась приехать в «Гринвуд» вместе с Жизель, – закончила я.
– Замечательно, – откликнулась моя спутница. – Л я-то привыкла считать сложной свою жизнь, потому что воспитывалась у монахинь в приюте Святой Марии в Билокси.
– Да? А что случилось с вашими родителями?
– Я никогда толком не знала. Все монахини говорили мне, что моя мать принесла меня в приют вскоре после моего рождения. Я пыталась сама разузнать побольше, но они строго хранили секреты.
Я помогла мисс Стивене поставить наши мольберты, прикрепить листы бумаги и достать принадлежности для рисования. Небо начало проясняться, плотные облака разошлись, и за ними показалось светлое голубое небо. Здесь, на реке, ветер был сильнее. Над нашими головами дрожали и качались ветви красного дуба и плакучих ив, воробьи, чирикая, летали над берегом и прятались в посевах хлопчатника.
Вниз по реке стремительно спускались нефтяная баржа и грузовое судно, а вдалеке колесный пароход – копия тех, что плавали в старые времена, – лениво вез веселящихся туристов к Сент-Франсисвиллу.
– Как вы думаете, вам удастся когда-нибудь узнать о ваших родителях? – спросила я.
– Не знаю. Я почти смирилась с тем, что ничего не узнаю. – Мисс Стивенс улыбнулась. – Все в порядке. У меня большая семья – все те сироты, с которыми я выросла, кое-кто из монахинь. – Она оглянулась. – Здесь красиво, правда?
– Да.
– Что тебя привлекает?
Я внимательно посмотрела на реку, корабли, берег. Вниз по течению я увидела поднимающийся спиралью дымок над трубой нефтеперегонного завода. Его подхватывал ветер и уносил в облака, но мое внимание привлекла пара коричневых пеликанов, покачивающихся на воде. Я сказала об этом учительнице, и та рассмеялась.
– Ты похожа на меня. Тебе нравится изображать на картинах животных. Что ж, давай начнем. Давай поработаем над перспективой и посмотрим, удастся ли нам передать движение воды.
Мы начали рисовать, но, работая, не переставали разговаривать.
– Как прошел чай у миссис Клэрборн? – спросила мисс Стивенс. Я все описала и призналась, насколько большое впечатление на меня произвел дом. Потом я рассказала ей о Луи.
– Ты уже говорила с ним? – спросила учительница, немного помолчав.
– Да.
– Я много слышала о миссис Клэрборн и ее внуке от других преподавателей, но некоторые из них, проведя здесь многие годы, никогда с ним не встречались. Как он выглядит?
Я описала Луи и его прекрасную игру на рояле.
– После того как я сообщила ему, что я художник, он предложил мне отправиться в сумерках на озеро и написать этот пейзаж. Он не всегда был слепым и живо помнит это, – объяснила я.
– Да, какая трагическая история.
– Я ее не знаю.
– Не знаешь? Да, я понимаю почему. Это одна из тем, которую не обсуждают, один из тех секретов, которые все знают, но предпочитают делать вид, что никому ничего не известно. – Сосредоточившись на реке, мисс Стивенс на мгновение стала серьезной. Затем начала свой рассказ. – Кажется, мать Луи завела роман с человеком моложе нее. – Преподавательница помолчала и посмотрела мне прямо в глаза. – Много моложе. В конце концов ее муж узнал об этом и был настолько эмоционально убит и выведен из себя, что совершил то, что называется убийством-самоубийством. Он задушил свою жену подушкой в спальне, как Отелло, а затем застрелился. Каким-то образом несчастный Луи оказался свидетелем всего этого. Психологическая травма привела его в состояние комы, из которой он вышел ослепшим.
Как мне говорили, прилагалось немало усилий, чтобы скрыть эту историю, но со временем все вышло наружу. До сегодняшнего дня миссис Клэрборн отказывается признать факты, предпочитая верить, что ее дочь умерла от сердечного приступа, а ее зять, не вынеся кончины жены, покончил с собой. – Она снова замолчала на мгновение и расширившимися глазами посмотрела на меня. – После общего собрания нас всех пригласили на чай в особняк Клэрборнов. Когда ты была там, ты не заметила ничего необычного с часами?
– Заметила. Они все стоят и показывают пять минут третьего.
– В это время предположительно скончалась дочь миссис Клэрборн. Когда я спросила об этом у одного из преподавателей постарше, он объяснил мне, что миссис Клэрборн считает, что время для нее остановилось, и символически показывает это в своем доме. Это и правда очень печальная история.
– Значит, с глазами Луи ничего не случилось, физически все в порядке?
– Как мне говорили, это так. Он редко выходит из темной части особняка. В течение многих лет о нем заботились, и, насколько мне известно, лишь немногих людей он удостаивал разговором. Ты войдешь в историю, – закончила мисс Стивенс и тепло улыбнулась. – Но хотя мы с тобой знакомы недолго, мне легко понять, почему даже неразговорчивый человек будет говорить с тобой.
– Спасибо, – поблагодарила я, краснея.
– Всем нам трудно общаться друг с другом. Для меня это так, я знаю. Мне легче выразить себя через мои работы. Особенно я застенчива с мужчинами, – доверчиво призналась она. – Может быть, это из-за моего воспитания. – Молодая женщина рассмеялась. – Я думаю, потому-то мне так и уютно в «Гринвуде», поэтому мне и хотелось работать в женской школе. Мисс Стивенс снова мне улыбнулась.
– Так. Мы обменялись нашими секретами, как и положено сестрам по искусству. На самом деле, – продолжала она, – мне всегда хотелось иметь сестру, кого-то, кому я смогла бы довериться и кто доверится мне. Твоя сестра не знает, что она теряет, обращаясь с тобой подобным образом. Я ей завидую.
– Жизель никогда не поверит, что ей кто-то завидует. Да ей и не нужна зависть, ей хочется жалости.
– Бедняжка. Серьезное увечье после активной жизни может здорово выбить из колеи. Я думаю, что тебе просто приходится мириться с ее капризами. Но если я могу что-то сделать, чтобы помочь…
– Спасибо, мисс Стивенс.
– О, пожалуйста, Руби, называй меня Рейчел, когда мы не в классе. Мне правда хочется, чтобы мы стали скорее подругами, чем просто учительницей и ученицей. Хорошо?
– Ладно. – Я удивилась, но удивление было приятным.
– Ой, посмотри, мы так заболтались, что почти ничего не сделали. Давай-ка помолчим и поработаем пальцами, – заметила Рейчел. Ее мягкий веселый смех привлек внимание пеликанов, которые посмотрели на нас – как мне показалось – с выражением досады. В конце концов, они здесь для того, чтобы половить рыбу для своего пропитания.
