Вари Макфарлейн - Любовь как сон
– Ну, что ты скажешь нам про свою новую пассию? – спросил из-за спины Гаррис и поправил ярко-синюю фетровую шляпу, украшенную перышком. Номер третий по шкале «самые уродливые головные уборы».
– М-м? – отозвался Джеймс, изображая крайнюю сосредоточенность.
– Ну, та женщина, с которой ты придешь на корпоратив.
– А… Ну, мы пока только начали…
– Расскажи хоть что-нибудь!
Гаррис был страшной занозой. Он, похоже, приставал к Джеймсу лишь потому, что тот очевидно уклонялся от расспросов.
– Встретишься с ней, вот и узнаешь, – ответил Джеймс, пытаясь изобразить дружелюбие.
– Как ее зовут? Где вы познакомились?
«Отвяжись, придурок».
– Так, через одного приятеля.
Пока Джеймс раздумывал, как бы выпутаться из ситуации с воображаемой подружкой, Гаррис заметил что-то на экране у Паркера и испустил душераздирающий вопль.
– Паркер, что ты делаешь в «Гугл плюс»? Кто вообще ходит в «Гугл плюс»? Ты общаешься сам с собой? Ведь больше там никого нет…
– Еще твоя мамочка, – отрезал Паркер.
– Нет, это твоя мамочка сидит в «Гугл плюс». Наверное, ты ее научил. И она приплюсовала тебя в друзья.
– А твоя мать по выходным пользуется «Аутлуком», – парировал Паркер.
– А твоя мать – голубиной почтой.
– А у твоей матери есть факс, и она всех…
Судя по восторженным интонациям, они считали свою беседу комическим представлением, достойным остаться в веках. Шуточная импровизация на уровне лучших эстрадных дуэтов.
Джеймс надел наушники.
Представь, что работаешь со взрослыми людьми. Представь. Мысленно он вернулся к изучению древностей в Британском музее, с Анной. Судя по тому, как она отреагировала на шуточки на веб-сайте, Джеймс даже вообразить не мог масштабы ее презрения, если бы Анне пришлось провести несколько часов в этом зоопарке.
Самое неприятное, что он, после того как дал волю чувствам – хотя и слишком бурно, – искренне с ней соглашался.
28
Анна постучала дверным металлическим кольцом по черной блестящей двери и ощутила легкий приступ любопытства – как устроен домашний быт Джеймса Фрейзера? Он жил на тихой строгой улочке, застроенной викторианскими особняками с белыми карнизами и аккуратно подстриженными живыми изгородями. Дома здесь были слишком дорогие, чтобы не содержать их в порядке. На окнах у Джеймса, как полагается, висели белые жалюзи, наполовину поднятые в гостиной, а на крыльце, выложенном плиткой, красовалась винтажная газовая лампа.
Джеймс, в темно-синей рубашке и кардигане, открыл дверь. Вид у него был более радушный, не такой напряженный. Анна подумала: ну конечно, на своей территории.
– Спасибо, что заглянула. Я очень признателен.
– Никаких проблем, я не так уж далеко живу – в Сток-Ньюингтоне. Надеюсь, ты починил посудомойку?
– Что? А, да, конечно…
Анна прошла вслед за ним в гостиную. В узкой кухне она заметила черный холодильник, плиту, множество хромированных поверхностей. Ух ты! К себе в квартиру его лучше не пускать. Внутренний голос сказал: «Договорились».
– Чай, кофе?
– Чай, если можно.
– Ты, кажется, пьешь с малиной? У меня еще есть.
– Да, спасибо.
А он оказался наблюдательнее, чем она думала.
Что-то огромное и косматое, лежавшее в кожаном кресле, мяукнуло, развернулось, село и хлопнуло глазами.
– Ой! – вскрикнула Анна, не удержавшись.
Джеймс рассмеялся.
– Анна, это Лютер. Лютер, это Анна.
– Это… кот? Какой он огромный!
– Да уж, просто великан. Хотя, наверное, если его побрить наголо, получится Горлум.
– А почему он так на нас смотрит?
– Как?
– Как будто замышляет убийство.
Она с облегчением увидела, что Джеймс улыбнулся.
– А он и правда выглядит так, словно хочет всех уничтожить. Я долго пытался определить, как это выражение называется, а ты догадалась за одну секунду. Когда в небе расцветет ядерный «гриб», на красной кнопке будет лежать чья-то серая лапа.
– Лютер – в честь Мартина Лютера?
– Нет, к сожалению, в честь Лютера Вандросса.
Анна не знала, надо ли из вежливости гладить кота.
– Я не большая любительница кошек, – виновато произнесла она.
– Да и я не доктор Дулитл, – ответил Джеймс, который стоял, скрестив руки на груди, и по-прежнему улыбался. – Предпочитаешь собак?
– Я вообще не очень люблю животных… Ну, не считая хомячка, который был у меня в детстве, – поспешно сказала она. – Его звали Укроп.
– В честь приправы?
– Ну да. Ему шло…
– Как-то странно. Лучше бы Нарцисс. Это, конечно, растение, но в то же время и имя.
– Спасибо за совет. Он все равно уже умер.
– От стыда, – ввернул Джеймс, и Анна рассмеялась вопреки собственной воле. – У Лютера много проблем, но по крайней мере мы не назвали его Шалфеем…
Он нагнулся, чтобы погладить кота. Тот увернулся.
– Лютер, мы же просто шутим, – сказал Джеймс, но кот спрыгнул на пол и направился на кухню.
– Вообще-то это был кот моей жены, – объяснил он.
– Понятно.
Она заметила, что он употребил прошедшее время. И он тоже заметил.
– Мы с Евой расстались два месяца назад.
– Сочувствую, – сказала Анна.
На самом деле она этого и представить не могла. Джеймс Фрейзер, оставшийся один… как-то маловероятно. Разумеется, он энергично трахался с какой-нибудь модной подругой своей жены в туалете отеля «Хокстон», нанюхавшись кокаина. Ну, или что там еще обычно делают бессердечные хипстеры за тридцать. Она заметила, что у Джеймса не было обручального кольца.
Он пошел вслед за Лютером на кухню, взял чашки, поставил чайник.
– Сейчас принесу материалы, – сказал он, возвращаясь в гостиную, где неловко стояла Анна. – Ты не хочешь раздеться?
– О… спасибо, – Анна протянула ему свое серое пальто.
Джеймс шумно затопал наверх по деревянной лестнице.
Оставшись одна, Анна могла наконец полюбоваться окружающей обстановкой. Она никогда раньше не бывала в доме, который словно сошел со страниц глянцевого журнала. Деревянные половицы, темные, как патока, дорогая кушетка, обитая розовым бархатом – оттенка женских сосков на картинах Россетти, изогнутые стеклянные стойки ламп, случайные яркие штрихи, вроде шикарного кожаного кресла, венецианский зеркальный столик, отбрасывающий свет на огромное зеркало над настоящим камином… Иными словами, уйма отражающих поверхностей.
Сразу стало ясно, что у Джеймса и Евы не было детей. Анна живо вообразила карапуза с торчащим в голове зазубренным осколком стекла.
На старинном буфете в гостиной стояло множество фотографий в массивных серебряных рамках. Как и следовало ожидать, они пели хвалу прекрасным обладателям этого дома – любителям роскошных выходных. На заднем плане виднелись европейские булыжные улочки, тропическая листва, манхэттенские балконы… на одном снимке блудная жена стояла по пояс в бурлящей воде, в крошечном белом бикини. Анна ни за что не выставила бы свои фотографии в полуголом виде на всеобщее обозрение в гостиной – но, впрочем, она и не могла похвастать таким телом. Ева, разумеется, была красива, прямо до абсурда. Яркая и в то же время спортивная, как в рекламе зубной пасты. Женщина, от которой поднимается не только настроение.
