Там, за зорями - Хващевская Оксана
Кто-то крепко держал ее. Наверняка это был мужчина, может быть, пожарник. Полянской было плевать, кто он. Ведь это не ее нужно было вытаскивать, а Маринку.
Снова сенцы, темный двор, какие-то звуки. Извиваясь, как уж, глотая, как воду, чистый воздух и кашляя, девушка все же умудрилась заехать этому неизвестному «спасителю» пяткой по лодыжке. Они повалились на землю, он разжал руки. Полянская вывернулась и, вскочив на ноги, снова бросилась к сенцам, даже не обернувшись.
— Злата, стой!!! — услышала она сзади грозный окрик, но он ее не остановил.
Кричал Дорош. Но сейчас даже это было неважным. Злата бросилась в дом. Снова печка. Снова лавка и Маринка. Подхватив девушку под мышки, она поднапряглась и сдвинула тяжелое, обмякшее тело с места, вслепую двигаясь к дверям.
Кто-то опять вошел в дом. Впрочем, Злата подозревала, что это снова Дорош, и что есть силы вцепилась в Маринку, чуть не плача от отчаяния, досады и чужого равнодушия. «Если только он снова попробует …»
Дорош не стал пробовать. Просто поднял Маринку на руки и, пошатываясь и кашляя, двинулся к дверям. А Полянская, испытывая невероятное облегчение, почувствовала, как у нее закружилась голова и потемнело в глазах. Пытаясь хоть за что-то удержаться и понимая, что падает, падает в бездну беспамятства, девушка вцепилась в занавеску, чувствуя как легкие горят огнем от нехватки кислорода. Из последних сил, удерживаясь то за занавеску, то за стенку, то за двери, Злата все же выбралась из этого кромешного дымового ада. На подгибающихся ногах девушка вышла из сенцев, ничего не видя перед собой, сделала пару нетвердых шагов в сторону и упала на колени, уткнувшись пылающим лбом в росистую траву…
Она кашляла, не переставая, хватала ртом воздух, слезы катились из глаз. Жутко хотелось пить. Почему-то казалось, она никогда не перестанет кашлять и говорить нормально не сможет — так невыносимо жгло в горле.
— С тобой все в порядке? — раздался рядом с ней напряженный голос Дороша, врываясь в сознание реальностью происходящего.
Говорить Злата не могла, лишь помотала головой. Кто-то заголосил рядом, раздался звон разбитого стекла, приближался вой сирены…..
— Маринка… — сквозь кашель просипела Злата.
— Она жива. Давай вставай. Сейчас здесь будут пожарные!
Но встать девушка не могла. Тогда Дорош подхватил ее под мышки как тряпичную куклу, заставив встать, и, крепко обхватив за талию, повел со двора. Повел не к калитке, где были люди и пожарные, и Маринка, а в обратном направлении, к старому сараю к калитке на огород, через заросшие малюсенькие грядки, которые из-за запоев Алке некогда было полоть, под старые яблони, в сад.
— Там Маринка… — сделала слабую попытку воспротивиться происходящему Злата.
— Маринкой там бабульки занимаются. С ней все будет в порядке, алкаши, они ведь, знаешь, как коты помойные, живучи. А ты сама вон едва на ногах держишься. Что ж это у тебя за привычка такая, золотая моя, оказываться там, где опасно для жизни?
— Баба Ариша сказала, она умрет.
— Ага! — с иронией произнес мужчина. — Лет в сорок, от цирроза печени. От всего другого, что может с ней случиться по пьяни, ты ее спасешь! — с мрачной усмешкой изрек он.
Спорить и ссориться с ним у девушки не было ни сил, ни желания.
— Я воды хочу, — только и сказала она.
— Я сейчас принесу тебе попить, если только пообещаешь мне посидеть здесь хоть пять минут.
Девушка промолчала в ответ.
— Спасать никого больше не надо, Злата Юрьевна!
— Ладно, — только и смогла сказать она, опускаясь в высокую траву и прислоняясь спиной к яблоне.
Он ушел, а Злата подтянула к груди коленки, обхватила их руками и уткнулась в них лбом. Несколько запоздалая реакция: озноб прошел по телу.
Маринка ведь действительно могла погибнуть. Более того, если бы она, Полянская, не успела, если бы задержалась еще хотя бы на несколько минут, финал был бы весьма плачевным. Девушка умерла бы, а этот ублюдок Сашка продолжал бы жить и пить, отравляя своим присутствием воздух. Машку забрали бы, а он даже не заметил бы этого!
Сердце у Златы сжалось от невыносимой жалости к маленькой несчастной девочке и захотелось разреветься. К тому же в голове вертелись слова бабы Ариши про карты и смерть. Ужас холодил позвоночник! А может, Дорош сказал неправду? Может, Маринка умерла? Может, он специально увел ее оттуда, чтобы она не видела самого страшного? Ведь она помнила, как голосила баба Ариша…
Девушка уже собралась было вскочить и бежать, но, подняв голову и обернувшись, увидела мужчину. Он быстро шел через сад, неся что-то перед собой. Через мгновение он опустился передней на корточки и протянул пол-литровую банку с водой.
— Ты не поверишь, золотая моя, но в этом бедламе найти какую-нибудь посудину оказалось почти невозможно! Нашел какую-то банку, правда, за ее абсолютную чистоту не отвечаю. Но вода чистая, колодезная…
Пока он говорил, девушка молча взяла у него из рук банку с водой и припала к ней губами. Плевать ей хотелось на ее сомнительную чистоту. Вода была холодная, и Полянской казалось, вкуснее она в жизни не пила. Осушив банку почти до дна, Злата почувствовала себя значительно лучше. Отодвинув ее в сторону, оглянулась на дом Масько, где уже вовсю орудовали пожарные.
Дорош проследил за ее взглядом.
— Там все в порядке. Конечно, комната выгорела, но и только. Крыша цела, окна застеклят, а то и вовсе забьют, и в передней комнате будут жить, — он опустился в траву и уселся рядом оперевшись спиной о яблоневый ствол, и как бы невзначай коснулся ее плеча.
— А Маринка?
— Ничего с ней не случилось, я говорил тебе! — с некоторым раздражением в голосе сказал он. — Обнимаются со своим придурком под забором и от счастья слезами обливаются. О тебе, конечно, даже не вспоминают и снова ни слова благодарности.
— Так благодарить они вроде тебя должны, это ты ее спас. У меня вряд хватило бы сил вытащить ее оттуда. К тому же мне не нужна ее благодарность, она жива, а это самое главное.
— Мне на нее вообще было наплевать. Но если б с тобой что-то случилось… — он не договорил.
Повернув голову, он стал смотреть на ее четкий профиль, на вздрагивающие ресницы и чуть приоткрытые губы. Полная луна залила окрестности cepeбряным светом, и было светло, как днем. Призрачный свет проникал сквозь листья яблони, делая лицо Златы Полянской бледным, таинственным, прекрасным…
— Да. Тебе наплевать. — медленно и задумчиво произнесла девушка, не оборачиваясь к нему — Почему-то мне кажется, тебе вообще по жизни наплевать на все и всех, ну, кроме себя самого, разумеется.
— Ну, разумеется — с легкой иронией в голосе передразнил ее мужчина.
В тот момент, когда он прибежал на пожар и узнал от невменяемого Толика, что в доме Злата, ему было далеко не наплевать. Даже больше. Одна лишь мысль о том, что с ней может что-то случиться, леденила душу. С кем угодно, но только не с ней. В тот момент он даже представить себе не мог, что ее может уже и не быть. Потому и бросился в горящий дом. Но на Маринку ему действительно было наплевать. Он спас ее только потому, что иначе Полянская ни за что не покинула бы тот дымовой ад. А еще, может быть, потому, что где-то в подсознании хотелось быть или казаться для этой девушки лучше, чем он был на самом деле.
В его возрасте, когда юношеские идеалы остались далеко позади было глупо думать об этом или что-то исправлять. Все свои тридцать пять лет он жил так, как жил, и ни в одном из своих поступков не раскаивался. В его жизни были и женщины старше его, и юные девушки, но таких как Злата Полянская, он никогда не встречал. Да, она была свежа, юна и красива, но мало ли таких было на его пути? Тех, с которыми он быстро сходился и легко расставался…
В ней было столько жизни, столько доброты и благородства, что порой это даже раздражало. Хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть и заставить видеть этот мир другими глазами. Он-то понимал многие в этой деревне не заслуживают даже простого человеческого участия. Как понимал и то, что он сам не заслуживает ее… Нет, Злата не для него. Для Лешки Блотского — да вот он-то как раз подходит eй во всех отношениях. Оба безбашенные самаритяне!