Няня для телохранителя (СИ) - Вольная Риша
Ни вдоха, ни выдоха от этой галлюцинации, а потом сердце вновь запускается в сорванном ритме. Ад.
— Захар, это любимый сервиз моей матушки, а ещё он является творением мастера девятнадцатого века, пожалей его хоть немного.
Голос Третьякова разрывает порочный круг видений.
— Лев Николаевич, может, в этом случае вы мне позволите отужинать из пластиковой посуды?
Граф кривит губы, сдерживая смех, а вот сидящая по правую руку от меня Вероника решает пренебречь этикетом.
— А может, тебе сразу миску на задний двор рядом с будкой поставить и на цепь потолще усадить?
Яд сарказма буквально капает с её губ, но выражение лица просто ангельское, ещё только нимба не хватает.
Третьяков прикрывает рот салфеткой, а два мецената, оставшиеся после конференции по старой дружбе с графом на ужин, распахнули удивлённые глаза. Особенно заинтересовался который моложе — Борис Гнёздин.
— Дорогая, если только ты самолично будешь меня кормить и чесать за ушком.
Ванилька прищуривает глаза, намекая, что за моё «дорогая» буду побит и покусан многократно. Это мне ещё везёт, что за столом нет дочери, а то бы прилетело прямо сейчас той самой вилкой, которую так страстно сжимают тонкие пальчики девушки.
— Я подумаю над вашим предложением, Захар Пантелеймонович, но не стоит обнадёживаться.
Ещё раз одаряет горячим взглядом убийцы и возвращается к трапезе. Ну, с этим огнём я разберусь ночью, зато любовный пыл Гнёздина сразу остыл. Вот пусть и дальше свою диетическую капусту жуёт и на чужих женщин член не поднимает.
А это значит МОЯ?! Земляникина Вероника Андреевна только моя женщина?!
Вопрос внутреннего «я» не хочет уходить без ответа, но жизненный опыт и моя персональная женофобия не дают принять решение.
А не поздно ли об этом думать?! Когда через полгода родится наш ребёнок.
И как жить дальше? Очередной воскресный папа? Или просто поселить Веронику у себя? Семья? Снова риск? И Лика… ей и так было не сладко, а сейчас новая привязанность. А если Ники в один прекрасный день просто уйдёт, исчезнет из нашей жизни и малыша с собой прихватит.
Голову просто рвало на части, напрочь лишая аппетита. Лучше действительно прогуляться до спортивного зала, может, кто из ребят попадётся, тогда можно и «махич» небольшой устроить.
Собираюсь встать из-за стола и извиниться, как ладошка Ванильки оказывается на моём бедре. Придавила к стулу, что сразу и не поверишь в её бараний вес. Наклоняется к моему уху и с невозмутимым видом шепчет.
— Яровой, выдохни, пожалуйста, и, чтобы ты там сейчас ни думал в своей светлой головушке, выкинь ко всем херам, а то у гостей графа от твоего вида не только глаз начнет косить, но и несварение выйдет.
— Я лучше пойду.
— Куда? — подозрительно спрашивает Ники, уже разворачиваясь ко мне всем корпусом.
В глазах волнение, губы напряжены, а пальцы ещё сильнее впиваются в мою ляху. Я всё время ищу в Ванильке сокрытое негативное, но чаще вся она на поверхности без тёмных мыслей.
Её лицо совсем рядом, вызывая острый приступ неудовлетворительности в нижней части тела, и я точно знаю, как одновременно снять напряжение с себя и этих розовых губ. Пошляк.
— В зал на вечернюю тренировку.
Решительно снимаю ладонь с моей ноги, укладывая ту на её бедро. Прежде чем убрать руку и встать, успеваю провести указательным пальцем по краю границы юбки. Ники резко вдыхает от моего неожиданного нападения на её голые ноги, а в шоколадных глазах разгорается фитилёк.
Ухожу, не оглядываясь. Не хочется травмировать тонкие души меценатов, если я, сорвавшись, закину тельце Землянички на плечо и унесу в гостевую комнату, чтобы трахать её как в последний раз в жизни.
Да и Третьякова надо пожалеть, а то босс вместо еды только салфеткой от смеха прикрывается и шлёт ликующие ухмылки «я тебе говорил!» в мой адрес.
Тороплюсь вниз в подвал, но там пусто. Сбрасываю туфли, пиджак и рубашку, но брюки приходится оставить, так как боксировать по груше в одних труселях совсем кретинизм.
Перематываю кисти бинтами, нарочно игнорируя перчатки, так как хочется в полную силу прочувствовать тренировку.
На автомате наношу правильно поставленные удары, вытряхивая из себя всё дерьмо, что накопилось за последние пять лет.
Ленка. Сучка.
А ведь думал, что любовь! Свет клином на этой выдре сошёлся, даже против мнения друзей о нашей несовместимости пошёл. Женился! Самый, мля, умный!
Любил, баловал, и всё было идеально первые полгода, пока не застукал с поличным — обнимашки с генеральным директором в компании, где она трудилась секретарём.
Уволил, отчитал и простил, когда умоляла вернуться и забыть её оплошность. Расстаял под умелыми ласками жены и вернулся в семью.
Наверное, это и стало роковой ошибкой. Надо было ещё тогда гнать дуру к лешему. Уверяла, что любит, но шлялась с подругами по клубам, проматывала на шопинги, салоны красоты и личных тренеров космические суммы денег. Вскоре я понял, что просто превратился в банкомат.
С болью в сердце решил подать на развод, но тут Ленка включила режим «большой любви» и запела про ребёнка, а я, наивный козёл, подхватил мотив.
Беременность стала радостью только для меня уже через месяц. Токсикозы мучили измученное диетами тело жены, испортились кожа и волосы, и этот список недовольств сыпался на меня как из рога изобилия. Я стал экспертом в ведении беременности, а потом и родов. Как мог, облегчал нужды жены, понимая, что выносить и родить сына — это целая дорогостоящая наука и триллион нервных клеток. Моих.
Родилась дочь. Ошибка УЗИ. Ленка ещё в родзале отказалась смотреть не на сына. Я же влюбился в маленький комочек с первой секунды. Моя Лика.
Моя безграничная любовь к дочери стала второй ошибкой. Лена точно знала, куда бить первые три года жизни малышки. Когда очередной скандал с истериками жены обо мне, плохом муже и любовнике, едва не завершился травмой её платиновой головы, я ушёл.
Развод я получил только после давления на жену адвокатов Третьякова. Дочь мне она не отдала, но тогда я решил, что если меня не будет рядом, как постоянного факта недовольства жены, то Ленка успокоится и займётся ребёнком. Мне же с моей профессией и работой двадцать четыре на семь воспитывать трёхлетку казалось нереальным.
Два года терпел унижения и скандалы ради встреч с моим маленьким ангелом, а потом один день перечеркнул всё.
— Захар, перестань! Умоляю!
Надрывные нотки в голосе Ванильки пробились в мой воспалённый мозг.
Опускаю руки, успевая заметить, что костяшки обеих снесены в мясо. Чувствую на мокрой от пота спине тёплые ладошки. Её пальчики, что скользят по коже, оглаживая каждую мышцу, слегка дрожат.
— Зар, достаточно, — ладошки уже давят на предплечья, вынуждая опустить руки вниз.
Расслабляю кулаки, но тело всё равно звенит обидами и болью прошлого. Хочу развернуться к Веронике, но она влепляется в моё тело, вжимаясь щекой в лопатки, а руки крепко сцепляет на моей груди.
— Ванилька, ты чего? — надломано и сипло, что едва сам себя слышу от столь бурных нежностей девушки.
— Зар, ты сейчас совсем руки угробишь, а они мне так нравятся, — тоже шепчет, слегка касаясь кожи своими губами.
Дёргаюсь, вспоминая, что я в поту как конь после забега.
— Ники, мне надо в душ.
— Потом.
— Ники, я весь потный.
— Забей. Ты совсем не воняешь, а даже, я бы сказала, вкусно пахнешь.
Боже…это моя Земляникина.
— И чем это?! Может, ванилью?
— Но, но… ваниль — это моя тема, а ты … дай подумать, — и она глубоко вдыхает, словно своим носом токсикологический анализ на газы проводит. — Лесом и сексом.
— Насчёт первого не знаю, а вот второго хоть отбавляй, — свожу всё в шутку, но бля, это приятно, а ещё возбуждает.
Господи, да она меня всегда заводит с полувзгляда.
— Эй, Панталонович, какой отбавлять. Нефиг ценным товаром разбрасываться. Я, знаешь ли, была в своё время неплохим менеджером по продажам, так что, поверь, этот твой нерастраченный ресурс точно знаю, куда пристроить.