Игры мажоров. "Сотый" лицей (СИ) - Ареева Дина

Не говорю ничего, двигаюсь молча, механически выполняя нужные действия, будто я запрограммированная машина-автомат. Стараюсь, чтобы в кадр не попал страхующий меня Севка, сама включаю планшет. Экран в кадр тоже не попадает, но я не заморачиваюсь. Обойдутся. Сигнализация снята, какие ко мне могут быть вопросы?

Кладу планшет в рюкзак и иду в переулок, держа телефон в вытянутой руке. Теперь надо зайти так, как и Топольский — со стороны домов. Забраться на переднее сидение и переползти на место водителя. Дальше уже нестрашно, там я буду не одна, со мной будет Никита.

Ощущение такое, что я наблюдаю за собой со стороны. Будто я робот — никаких эмоций, будто это и не я пять минут назад умирала от страха.

Подхожу к машине, открываю переднюю дверцу. Появляется странное, необъяснимое чувство, но я не могу сейчас позволить себе рефлексировать. Потом.

Влезаю на пассажирское сиденье и свободно перебираюсь за руль. Салон автомобиля очень вместительный, я никогда не ездила в таких дорогих машинах. Держу телефон, чтобы было видно только меня, пристегиваюсь. И рядом на сиденье бесшумно опускается Никита.

Его рука ложится на мое колено, и будто лопаются металлические дуги, сжимающие грудную клетку и не дающие дышать. Тревога и страх улетучиваются. Все. Теперь я точно справлюсь.

Никита прав, водить машину-автомат совсем несложно. Закрепляю телефон на торпеде автомобиля и начинаю движение. Здесь недалеко, я справилась. Почти, почти справилась…

Заворачиваю в соседний переулок и торможу у бордюра. Топольский наклоняет голову, чтобы его не было видно, я выхожу из машины. Навожу камеру на закрытую дверцу и заканчиваю стрим.

Никита выпрыгивает из машины, улыбается и идет ко мне, расставив руки. Я чувствую огромное облегчение, делаю шаг навстречу и… Вдруг откуда ни возьмись появляются люди и окружают нас со всех сторон.

Никиту хватают за руки двое, меня крепко держат за локти.

— Попались, — слышу над ухом злобное, — чертово ворье!

Тот, кто держит Никиту, кричит куда-то в сторону.

— Сергей Дементьевич, мы их поймали.

Второй открывает дверцу машины и включает свет. Понимаю, что это охранники — все трое крепкие здоровые мужчины, одетые в куртки и джинсы.

— Никита? — удивленный голос из темноты заставляет вздрогнуть. — Ты что здесь делаешь?

В освещенный круг ступает мужчина, и я мысленно проваливаюсь сквозь землю, пробивая все слои земной коры. Потому что прямо в меня впивается пристальный взгляд моего недавнего знакомого. «Бонда».

Несколько минут он молча рассматривает, будто препарирует своими глазами-скальпелями, а потом спрашивает насмешливо:

— Не это ли счастье ты обещала мне, девочка? Сомнительное удовольствие, скажу честно.

Вспыхиваю как пучок сухой травы, но ответить не успеваю, меня опережает Топольский:

— Сергей Дементьевич, отпустите ее, она здесь ни при чем. Это все я один. С меня и спрашивайте.

Глава 21

Никита

Я думал, охранники нас разорвут, хорошо, что пришел Шведов. А я просто прифигел, когда понял, чья машина нам попалась.

Сергей Дементьевич — знакомый отца. Они не друзья, но знают друг друга очень давно, кажется, вместе учились. Отец Шведова избегает, я сам слышал, как он говорил матери, что не хочет иметь с ним никаких дел, а почему, не знаю. Меня это не особо и интересует.

Я хорошо понимаю, как подставил отца. Но палить Каменского с Голиком не могу, меня ничего не должно связывать с аутами. И вообще, если эта история получит огласку, я не просто огребу от отца. Я влечу на деньги, как учредитель, вступивший в сговор с игроком.

Но и это меня не так беспокоит. Главное — Маша. Она не должна нигде засветиться, вообще. А Шведов повел себя очень странно, когда ее увидел. Как будто они знакомы. Надо потом будет спросить Мышку, где она могла с ним пересечься.

Она очень испугалась. Я боюсь, что она сломается и начнет говорить лишнее, поэтому стараюсь ответить первым.

— И как тебя зовут, девочка? — спрашивает Шведов.

— Маша. Заречная, — отвечаю за нее.

— Я не тебя спрашиваю, Никита, — неласково смотрит на меня Шведов и снова поворачивается к оцепеневшей от страха Мышке. — Значит, Мария?

Она кивает, я дергаюсь из рук охранников. Шведов делает им знак, и меня отпускают.

— Отпустите ее, Сергей Дементьевич. Она здесь ни при чем, это я угнал вашу машину. На спор.

— И о чем спорили? — язвительно интересуется Шведов. — Как скоро тебя загребет полиция или каким дерьмом будут поливать твоего отца в СМИ?

Пропускаю мимо ушей эту справедливую колкость. Дерьмом отца польют. Еще и каким. Конечно, если история получит огласку.

— Маша — моя девушка. Она просто со мной, она ничего не знает.

— Она не знает, в чьей машине ее катает ухажор? — издевательский тон Шведова вгоняет Машку в еще больший ступор, а меня бесит это его олдовое «ухажор».

С другой стороны, они не видели, что Маша была за рулем, а значит у меня есть шанс ее отмазать.

— Я сказал, что это машина моего отца. И что он попросил меня ее переставить, — отвечаю твердо, глядя Шведову в глаза.

— Это правда Маша? — впивается в нее взглядом Сергей Дементьевич.

Я тоже впиваюсь в нее взглядом. Мышка часто моргает, открывает рот и закрывает. И я понимаю — сольется. Сейчас она сольется и во всем признается. Проявит никому не нужный героизм, сдаст себя, Каменского с Голиком, а дальше ее легко раскрутят на признание про Игру.

Этого нельзя допустить. Подхожу к Маше и обнимаю ее, закрывая от Шведова.

— Перестаньте ее пугать, Сергей Дементьевич. Так нельзя.

— А гонять чужие машины можно? — зло продолжает Шведов. — Отойди от нее. Где твои родители, Мария Заречная? Я хочу встретиться с твоим отцом.

— Не можете, — тихо отвечает Маша, отстраняясь от меня, — его убили. Есть мама. Дарья Сергеевна Заречная. Вот телефон, можете ей позвонить, — она протягивает телефон Шведову, и я перехватываю ее руку.

— Не надо никому звонить, — оборачиваюсь к Шведову. — Дарья Сергеевна — наша учительница английского. Ее могут уволить из лицея, если станет известно, что Маша была здесь со мной.

— И ты, понимая это, так подставил свою девочку? — Шведов смотрит, не мигая, и я не нахожусь, что ответить. Но продолжаю смотреть прямо ему в глаза.

— Ладно, — неожиданно сдается тот, — раз так, пускай твоя девочка идет домой. А мы подождем Топольского.

— Иди, Маша, — говорю ей и толкаю в сторону освещенной улицы. Она хлопает глазами, а я почти ору: — Быстро. Кому говорю? Ну, иди же!

Лучше бы вызвать такси, но боюсь, что Шведов передумает. Маша делает несколько шагов назад, растерянно оглядывается, но все же разворачивается и уходит.

— Ромео недоделанный… — ворчливо цедит Шведов, сплевывая сквозь зубы.

Отец приезжает через несколько минут, но надеюсь, что Маша уже успела уйти. Он избегает смотреть на меня, упорно отводит взгляд, и от этого я чувствую себя так кринжово, как еще никогда не чувствовал.

— Ну что, Андрей, дожились, — начинает изгаляться Шведов, — твой сын у меня машину угнал!

— Никита, это правда? — спрашивает отец, все так же не глядя.

— Нет, папа, это неправда, — отвечаю твердо. Но и про спор ничего не говорю, врать отцу я не умею и не могу это сделать даже ради Маши. За меня отвечает Шведов.

— Они поспорили. Может, мне тоже поспорить, Андрей, на то, как быстро ты вытянешь сына из полицейского участка, а? Ну как, Ромео, спорим?

— Сергей, — отец говорит негромко, но я-то хорошо знаю, что это означает скрытую ярость, — дай мне самому разобраться с сыном. Уверен, тут какое-то недоразумение. У Никиты нет необходимости гонять машины, он не гопник. Ты можешь вызвать полицию, это твое право. Но ты как никто знаешь, какие ошибки иногда совершают молодые идиоты. И не все из них заканчивают тюрьмой, даже те, которые ее заслуживают.

Они сверлят друг друга взглядами. Зная о Шведове то, что о нем говорят в городе, я бы поставил семьдесят против тридцати, что он сейчас вызовет полицейский патруль. Может, даже восемьдесят против двадцати.