Номи Бергер - Бездна обещаний
Один из нанятых ими грузчиков начал снимать со стен семейные фотопортреты. При виде того, как чужие руки прикасаются к лицам любимых людей, заворачивают их в старые газеты и укладывают в глубокий деревянный бочонок, у Майкла защемило в груди. Досадуя на собственную сентиментальность, он вытащил одну из своих любимых фотографий, стоявших в рамке на письменном столе, и стал вглядываться в запечатленные на снимке лица: Роксана, с ее неброской красотой, почти не изменившейся с того дня, как Клеменс Тривс впервые представил их друг другу на ступеньках «Роял-Альберт-холл» пятнадцать лет назад; Даниэль, их старший, которому сейчас десять, точная копия Роксаны; Кристофер, всего на четырнадцать месяцев младше Даниэля. До сих пор Майкл продолжал считать, что лучшая вещь из всех, которые когда-либо делал для него и для его карьеры Тривс, было знакомство с Роксаной.
За одиннадцать лет семейной жизни Майкл Истбоурн ни разу не изменил жене: ни на деле, ни даже в мыслях. Семейное ложе всегда было для него свято. Он искренне любил жену и сыновей. Когда же из-за гастролей ему приходилось покидать их, заменой домашнему очагу становилась музыка — его постоянный друг, отрада и страсть. Если и существовало два человека, созданных исключительно друг для друга, то это были Роксана и Майкл Истбоурны. Все так говорили. Роксана была не просто его женой и матерью его детей, она была еще и его поводырем — проницательным, самоотверженным, готовым защитить в любую минуту. Между прочим, не кто иной, как Роксана посоветовала Майклу систему «приглашенного дирижера». Ее мудрые советы сделали его самым «приглашаемым» дирижером в мире.
Единственной загадкой в идеальных семейных отношениях для Майкла до сих пор оставался вопрос, почему Роксана и Клодия так ненавидят друг друга. То, что два благодетеля Майкла отвернулись от него после того, как они с Роксаной поженились, мучило его и одиннадцать лет спустя. С появлением же в доме Шеффилдов Кирстен Харальд, так взволновавшей Майкла и своим вдохновенным талантом, и своей красотой, ситуация становилась еще невыносимее.
Грузчик ждал. Истбоурн, неохотно отдав ему фотографию, мрачно наблюдал, как тот неторопливо укладывает ее в стопку других портретов. Им все сильнее овладевало уныние. Казалось, лишившись этого фото, его кабинет неожиданно утратил свою душу, превратившись разом в безликие скучные и чужие стены. И себя Майкл ощущал совершенно безликим. Опустошенным, брошенным и беззащитным. Он взглянул в окно, но вместо их с Роксаной сада увидел вдруг возникший из ниоткуда образ Кирстен. Пытаясь прогнать наваждение, Майкл протер глаза, но безрезультатно — лицо Кирстен стало еще более четким, еще более чарующим, еще более… Она уезжает через две недели. Быть может, расстояние и время помогут ему освободиться от ее чар?
Кирстен сосчитала до пятидесяти и вновь набрала номер. Линия все еще была занята. Девушка в расстройстве положила трубку на рычаг. Ровно через двадцать девять часов и пятнадцать минут она покинет порт Саутхемптон на борту суперлайнера «Юнайтед Стейтс», направляющегося в Нью-Йорк. Год почти закончился. Отведенные триста шестьдесят пять дней истекли. Истекли тонкой струйкой; осталась лишь капля — чуть больше суток. Кирстен достала очередной бумажный платок, промокнула глаза, несколько раз высморкалась и бросила платок в мусорную корзину, уже наполовину полную такими вот промокшими платками.
Открыв нижний ящик платяного шкафа, Кирстен вытащила два альбома для вырезок, которые она собирала весь этот год, и уселась с ними посреди комнаты, скрестив ноги по-турецки. Девушка улыбнулась, глядя на приклеенный к первой странице билет на пароход. Но тут из глаз снова потекли слезы: все эти милые сердцу безделицы — открытки, билетики, магазинные чеки и обрывки газет — слишком живо напомнили ей о том, что всему хорошему приходит конец… Хотя почему конец? Кирстен вскинула голову. Начало и только начало! Она благодарна судьбе и не будет сокрушаться о прошлом. Тут ее взгляд упал на бирку от платья для коктейля, в котором она была представлена Майклу. Кирстен резко захлопнула альбом. К чему разрывать себе сердце? Она в очередной раз промокнула слезы и снова подняла телефонную трубку.
Уверенная в том, что опять услышит частые гудки, Кирстен оказалась не готова к тому, что на том конце раздастся длинный сигнал. В одно мгновение все мысли в голове смешались в кучу, руки затряслись с такой силой, что девушка чуть было не выронила трубку. А что, если ответит Роксана? Кирстен решила бросить трубку, но тут же моментально передумала. Завтра утром она уезжает, у нее полное право позвонить, чтобы попрощаться. Когда же ответил Майкл, Кирстен, вконец растерявшись, потеряла дар речи. Минуту спустя в ухе зло пикал сигнал отбоя. С замеревшим сердцем она набрала номер во второй раз.
— Я звоню только с тем, чтобы попрощаться, — затараторила Кирстен, пропуская злое «алло» Майкла мимо ушей.
— Кирстен?
— Да, я, извините, пожалуйста. Надеюсь, что не обеспокоила вас?
— О чем вы говорите? Собственно говоря, я как раз сам собирался позвонить вам.
— Правда? А зачем? — От смущения Кирстен готова была вновь бросить трубку. «Боже! Как я глупа!» — мысленно восклицала она.
Майкл усмехнулся:
— Затем же, зачем звоните вы. Попрощаться и сказать, что буду ждать новых восторженных отзывов о вас в газетах.
Кирстен вертела телефонный провод, наматывая его на кисть руки.
— Майкл… — облизывая пересохшие от волнения губы, забормотала она. — Майкл, я бы хотела оставить вам кое-что па память. Разумеется, я всегда могу послать это почтой…
От собственной наглости — иначе свой поступок Кирстен назвать не могла — у нее глаза лезли на лоб. С какой стати она просит его о встрече? На что надеется?..
— А почему бы мне самому не подъехать за вашим презентом?
— Когда? — с трудом веря в удачу, почти выкрикнула Кирстен.
— Ну, скажем, через час, перед домом.
Едва пропищав: «До встречи!» и повесив трубку, Кирстен бросилась к одному из двух новеньких, купленных Клодией корабельных сундучков, заменивших ее старые чемоданы.
Час спустя Кирстен стояла перед домом в ситцевом пляжном платье с оборками и с надписью «Свобода» на груди. Выглядела она скорее невинной школьницей, нежели молодой женщиной, готовой вот-вот нарушить Десятую заповедь, страстно желая мужа своей ближней. «Ближней» в буквальном смысле слова, поскольку всего через несколько дней Истбоурны должны были переехать в новый дом, расположенный всего лишь в двух кварталах от Шеффилд-Джонсов. Узнав о предстоящем переселении своих заклятых врагов, Клодия «вошла в штопор»: забаррикадировалась у себя в спальне и просидела в ней безвылазно три дня. Теперь же, всякий раз выходя из дома, почтенная леди старалась сделать это как можно бесшумнее и незаметнее, словно ожидая в любую минуту нападения.
