Дмитрий Веряскин - Дым. Поиск любви
– Сейчас, трусики надену.
– Зачем?
– Не надо?!
– Возиться с ними с утра, могу разорвать их на тебе.
– Ну и что, – в ответ мне улыбнулась она, натягивая трусы.
– Смотри, вскоре нижнего белья не останется. Иди ко мне. – Она скользнула под одеяло, попав в плен моих жадных рук.
– Ты такая удобная, – говорил я, прижимая ее.
– Потому что маленькая?
– Потому что создана для меня.
– А ты для меня!
Я поцеловал ее в губы.
– Приятных снов, любимая!
– И тебе приятных снов, любимый, – ответила она, повернувшись ко мне спиной, прижимаясь крепкими ягодицами.
Плыли липкие, радостные дни, пропитанные соком Оксаны, ее счастливым смехом, радостью Сережи. Я грелся в их искреннем, не искусственным свете, впервые чувствую себя ЖИВЫМ. Я питал окружающий мир чистой энергией, я как и они освещал его, согревая все вокруг. Мое чувство росло превращаясь вполне осязаемое, им я обнимал Оксану, Сережу, все человечество, я прикасался им к Создателю, благодаря ЕГО за ЖИЗНЬ дарованную мне. Я парил на нем, подобно ангелу, мне не нужны были ноги, только ОНА – Безграничная любовь!
Обдуваемые холодным осенним ветром, мы втроем стояли на перроне. Юля уезжала.
– Ладно, Оксан, прощаемся не на веки. Еще увидимся, я так рада за вас, любовалась вами все последние дни, – искренне говорила Юля, – Коль, – взглянула она мне в глаза, – через неделю тебя ждем, я все подготовлю за это время.
– Спасибо, Юль, – благодарил я.
– Ну и командировочка, – улыбнулась она, – ладно, счастливо оставаться, я побежала, и вам хватит мерзнуть.
Ее губы коснулись моих щек, я помог ей занести сумки, и она исчезла в вагоне.
– Поедем домой, – говорил я, утопая в ее грустном взгляде.
– Ты хочешь кушать?
– Нет, а ты?
– Немного, тогда в Абазе поедим.
– Хорошо, – согласился я.
Мы быстро выехали из Абакана, пропитанного углем, алюминием, бесчеловечной властью, такими же пытками, произволом, насилием, отсутствием надежд на перемены, СТРАХОМ. В этой маленькой Швейцарии, как называет ее Лебедь, находиться один из заразных очагов правового нигилизма, без Божия, семейной преступности, захвативший все рычаги власти. Хакасия – рай для безбожников и садистов. Я слышал сердечный стук угнетенных, он больно бил по моим перепонкам. Страдания чистых перед Богом и людьми, людей, оглушительным криком неслись из поселка Молодежный, из застенок Черногорска, из зараженного Минусинска, стены которого помнят преступника Ильича.
Глаза бесов в женских и мужских обличиях, облаченных в мантии судей, формы прокуроров, полицейских, пиджаки, сорочки, угрожающе пылали адским огнем. Они рыскали день и ночь и, обнаружив в ком-то хоть малейшее проявление воли, протеста, безжалостно поглощали его ненасытной пастью, пережевывая безупречно работающей системой пыточных лагерей и тюрем.
Перекусив в Абазе, мы пересекли Саяны, защищающие людей от заразы, живущей совсем рядом.
Город спал. Спала Оксана. Плавно разрывая холодный воздух, заполнивший улицы города, я думал о предстоящей встрече с отцом Оржака. Будто почуяв мою потребность в беседе с ним, он сам через Оржака пригласил меня к себе в Ак—Довурак, мысли о шамане напомнили мне о странном кусочке меха, обвязанного кожей, висящего на моей шее, но самое интересное заключалось в том, что аналогичный амулет он подарил Оксане, за месяц до нашего знакомства. Она не носила его не шее, считая его не эстетичным, но не отрицая его магической силы, всегда держала его при себе, в бумажнике.
Утром я сидел напротив Юры, любуясь его беззаботным лицом.
– Мистер «здоровье» увольняется? – улыбаясь, спрашивал он о Валере, находившимся в кабинете Оксаны.
– Или увольняет, – безразлично отвечал я.
– Ты ему все карты спутал, и слава Богу. Я и наверное многие, да Оржак? – громко спросил он, ища поддержки своим словам у проворно стучащего по «клаве» Оржака.
– Ты про что? – оторвался он от монитора.
– Про этого, – показывая пальцем на дверь кабинета Оксаны, ответил Юра.
– А…, – улыбнулся он, – вы о писающем сидя мужчине, нормальный ход, заебал он и одного Малахова нашей стране более чем достаточно.
Отварилась дверь, увлекая наше внимание, с торжественным выражением лица и злым взглядом, он мельком рыкнул на каждого из нас глазами, покинув офис.
Вышла Оксана, мило улыбаясь.
– Валера у нас больше не работает, сообщила она, стоя в дверях.
Юра захлопал в ладоши, Оржак поддержал его.
– Хватит издеваться, – все так же улыбаясь, говорила она. – Он чувствует себя чужим и бесполезным в нашем маленьком коллективе.
– Как же долго он шел к понимаю этого факта. Тугой тип! – смеялся Юра.
– Юра! – пытаясь выглядеть строго, воскликнула она. – Не будем обсуждать бывшего сотрудника в таком свете, в его отсутствие.
– Все молчу! – шутя сказал Юра.
– Коля, зайди, – обратилась она ко мне, лаская взглядом.
Я закрыл за собой дверь, она повисла на мне, обвив шею руками.
– Коленька, котик мой.
– Что ты, кошечка?
– Я люблю тебя!
– Я тебя тоже, жизнь моя! – говорил я, утопая в ее счастливом лице.
– Целый день тебя не увижу, – смешно изображая недовольствие, сказала она.
– Не успеешь даже соскучиться.
– Пять минут тебя не вижу и уже скучаю. Сережу, значит, вы увезете домой?
– Увезем, – ответил я, – ну все, хватит тереться об меня, – пытался освободиться из ее объятий.
– А то что?! – не убирая рук, спрашивала она.
– А то!
– Что?!
– Затыкаю тебя.
– Я не дам!
– А я спрашивать не буду.
– Я буду сопротивляться!
– Ну хорошо, – сказал я, крепко вцепившись в ее ягодицы, приподняв.
– Коооль! Все, все.
– Что все? – не отпускал я ее. – Позавчерашний сценарий хочешь, только на рабочем месте?
– Хочу, но не здесь. Ты у меня дикий котик, – замурлыкала она.
– А ты у меня, кошечка маньячка.
– Я у тебя такая. Ну все отпусти меня.
Я опустил ее, сев на кресло, поправив юбку, она специально плавно прошлась от двери к своему креслу за столом, демонстрируя ягодицы, обтянутые узкой юбкой.
– Вижу, вы никак не успокоитесь, мадам. Играетесь.
– Коленька, – мурлыкала она, я хочу, прихочу.
– В чем дело? Тихо, молчком.
– Неа, я так не смогу.
– Все короче, – встал я, – пошел я к мужикам, а вот еще! – направился я к ней.
Она смотрела мне в глаза.
– Что?
– Встань, – сделав суровый вид, сказал я.
Она повиновалась.
– Что, Коль?
Я улыбнулся.
– Поцеловать и шлепнуть тебя по попке.
Она вытянула губы – я поцеловал ее, выгнула спину – я шлепнул ее.
