Анатолий Ярмолюк - Нежная душа урода
Однако ничего не перемололось и не забылось. Не прошло и трех дней после той нечаянной встречи, как этот самый Кривобоков вдруг взял и безо всякого предупреждения заявился к нам домой. Дело было под вечер, я как раз вернулся с заработков, и мы с Полюшкой собирались ужинать. Какой тут ужин?
— Здорово, лилипуты! — громогласно возвестил Кривобоков, вваливаясь в нашу комнатенку. — Ну, и как житуха и все такое прочее? Так вы, оказывается, вроде как муж и жена? Ну, чудеса! Впервые такое вижу, ха-ха-ха!
— Что Вам надо? — спросил я, взглядом успокаивая Феюшку. — Для чего Вы вломились в наш дом?
— Ну, дом-то, предположим, не ваш, а этой старой пьянчуги Семеновны, — заявил наш незваный гость. — А Семеновна — мой старый должник… Так что вы, ребята, тут не очень-то — понимаете мой намек?
В тот миг мне вдруг отчетливо припомнилось, как я разделался однажды с покойным Серегой Картошкиным: да притом ощутимо так припомнилось, прямо кулаки вдруг зачесались… Наверно, моя Полюшка почувствовала это мое настроение, потому что она вдруг подошла ко мне и взяла мою руку в свою: дескать, успокойся, все перемелется и забудется…
— …А пришел я к вам, — продолжал тем временем Кривобоков, — ну, скажем, с предложением. С коммерческим предложением! В обиде не будете, я — человек щедрый! Ну, так как?
— Что именно — как? — спросил я мрачно. Не нравился мне этот тип, и непрошенный визит его не нравился, и вдруг возникшие внутри меня тяжкие предчувствия также мне не нравились, ибо отчего-то эти возникшие предчувствия я сразу же связал с приходом Кривобокова. — Ну, так что вы хотите?
— Что я хочу? — не торопясь, переспросил Кривобоков. Во-первых, мне бы хотелось сесть… кресла-то никакого у вас нет, эх, вы!
— Вот — стул, — сказала Полина и указала на стул с укороченными ножками. Стул с большими ножками нам, понятное дело, был без надобности.
— Стул… — иронично сказал Кривобоков. — Ладно уж, постою. Ну, так вот, насчет коммерческого предложения. Мне тут недавно ваша Семеновна говорила, чем ты, — обратился Кривобоков ко мне, — занимаешься. Трубочист, ха! Я могу предложить тебе… предложить вам обоим работку почище и поденежнее, чем это лазание по крышам и деревьям! Ну, так как? — и видя, что мы с Феюшкой молчим, Кривобоков продолжал: — А работенка вот какая. Имеются у меня несколько магазинчиков: ну, там одежка-обувка, мебелишка, продукция всяческая… И вот я подумал: а что если взять вас в эти магазинчики в рекламных, так сказать, целях? Ну, вы только представьте: да на вас сбежится посмотреть народ со всего города! Почище, чем на каких-нибудь заморских обезьян! Муж и жена карлики — это же замечательная реклама! Это же зрелище! Ну, а где зрелище, там и люди. А где люди, там и покупки. А где покупки, там и прибыль. Ну, так как — устраивает вас такая работка?
— Нет, — сказал я, — не устраивает.
— А, ну да! — хлопнул себя по лбу Кривобоков, и радостно рассмеялся в восторге от своей недогадливости. — Ведь я же не назвал вам сумму зарплаты! Что скажете насчет двухсот пятидесяти долларов в месяц? Каждому! Здесь, в Зоне, о таких деньжищах можно только мечтать! Пятьсот баксов! Ну, теперь устраивает?
— Нет, — повторил я, — не устраивает.
— Э!.. — недоуменно поперхнулся Кривобоков. — В чем дело-то? Вам что же — мало пятьсот баксов в обмен на ваши рожи? Вы что же, считаете, что стоите больше? Голытьба лилипутская, вашу мать!
— Уходите, — как можно спокойнее сказал я и вновь ощутил давно забытый зуд в кулаках.
— Да ты… — угрожающе двинулся ко мне Кривобоков, но, натолкнувшись на наши с Феюшкой встречные взгляды, вдруг растерянно остановился. Не знаю, что такого было в наших взглядах: должно быть, что-то такое все же было… — Ладно! Не хотите — и не надо! Ладно, ладно…
И хлопнув дверью, наш визитер вывалился из комнаты. Я обнял мою Феюшку, уткнулся лицом в ее волосы, и мы долго так стояли, прислушиваясь к далеким звукам враждебного нам большого мира…
С той поры этот самый Кривобоков стал нашим сущим наказанием. Кажется, не было дня, чтобы он хоть каким-то образом не давал о себе знать: то нашлет на нас квартирную хозяйку Семеновну, и та вдруг начинает требовать с нас квартирную плату за полгода вперед, то подошлет каких-то жуликоватых людей, и те велят нам завтра же убираться из дому под предлогом того, что господин Кривобоков вознамерился купить наше скромное жилище, то заявится самолично и не выходя из своего шикарного лимузина принимается зубоскалить надо мной и Полиной, а больше все же над Полиной… Местечка такого не осталось на Полюшке, которого этот тип не коснулся бы своим языком! По мне так и пускай, и ладно — мало ли меня злословили за мою жизнь, а вот Феюшка переносила все это очень тяжело. Она плакала, она стала плохо спать и бояться всяких заоконных шорохов и звуков… В конце концов мы с Феюшкой решили оставить наш обжитой угол и переселиться в какой-нибудь другой конец Зоны.
Без сомнения, мы бы так и сделали, но неожиданно наш мучитель оставил нас в покое. Однако зря мы с Феюшкой радовались… Спустя три или четыре дня после этого к нам домой вдруг заявился еще один незваный гость. Помню, в тот день шел дождь, и Феюшка настояла, чтобы я остался дома, потому что лазить в дождь по скользким крышам — это очень опасно. Гость сказал, что он — корреспондент городской газеты. Фамилия его была Наливкин, а газета, кажется, называлась «Вечерний звон» или что-то в этом роде.
— Здорово, бродяги! — так начал свое с нами общение Наливкин. — Слыхал, слыхал, что в нашем городе обитают столь нестандартные граждане, но, признаться, вижу вас впервые! Ну, и как делишки? Погодка сегодня — мерзость сплошная! Да… А я, знаете ли, репортер. Работка, доложу я вам, — собачья! Как говорится, Фигаро здесь, Фигаро там… Ха-ха-ха! Да, братва, а выпить вы не желаете? Есть недурственный коньячок, найдется и водочка… А? С устатку и для сугреву? Ну и — для завязывания беседы. Подчеркну — выгодной для вас обоих беседы, черти вы эдакие!
Мы с Феюшкой молчали. Нас одолевали одинаковые страхи. Мы с ужасом чувствовали, что наш маленький, тщательно и по крупицам выстроенный мир, мир, в котором не было места кому-либо третьему, теперь рушится, и обломки нашего мира сыплются на наши же головы… Что мы им всем сделали, кому и в чем мы помешали? Мы молчали…
— Да, так я насчет беседы, — не дождавшись от нас ответа, вновь затараторил Наливкин. — Хочу я, братва, написать о вас шикарную статью! А? Сенсационную статью! С фотографиями и вашими откровениями! Разумеется, не за так! Что вы скажете насчет пяти долларов за каждый ваш ответ и по сотняге за каждое фото? А? Для разгона…