Маргарита Разенкова - Осень Атлантиды
— Интеллект для выбора не понадобился? — иронично улыбнулся Энгиус.
Отчего же, понадобился. Но рассудок должен был согласиться с сердцем, иначе его доводы не принимались.
Вот в этом-то месте своего рассказа Таллури и услышала похвалу наставника.
— Итак, что же ты в конце концов выбрала? Впрочем, погоди, я попробую угадать. Так, прежде всего — звезды. Астрономия?
Конечно! Как можно не обратить взора к полному загадок небу?
— Письменность опускаю, это ты решила давно и наверняка уже сиднем сидишь в библиотеке.
Ну, это-то не секрет! Таллури еще в Храме Жизни уши всем прожужжала про книги и рукописи.
— Что-нибудь, немного, из точных наук. Скорее всего — математика.
Да! Строгая красота формул сразу покорила ее сердце.
— Науки земли? Физика, химия, география — вряд ли. Пожалуй, только история. Как насчет истории?
Таллури довольно часто напрашивалась в компанию к Климию и Нэфетису, когда группа древней истории отправлялась на раскопки. Но что ее туда влекло, на этот вопрос Таллури затруднилась бы с ответом.
— Затрудняешься? — Энгиус поднял брови. — Ты удивляешь меня. Может, ты просто не давала себе труда задуматься? Ведь на раскопки ты попадала не просто так, неслучайно и не из праздного интереса. Ну-ка, сосредоточься…
…Далеко на юге, на гигантском горном плато, даже глубокой осенью было знойно. В полдень припекало так, что каменные руины древнего города плыли в колеблющемся мареве, и даже самые одержимые историей ушедшего мира студенты вынуждены были прерваться на отдых. Утихали стук инструментов и шорохи шагов, умолкали голоса — лишь стрекотали кузнечики, время от времени с ворчливым жужжанием проносился жук, а в синей вышине, в полном безмолвии, нескончаемо долго парил силуэт большой птицы.
Северянка Таллури плохо переносила жару. Она усаживалась в тень самой высокой из уцелевших стен, прямо среди обломков, и закрывала глаза, чтобы слушать и слушать тишину. Может, ради этой тишины Таллури и была здесь?
О, она не была пустой, эта тишина! Безмолвие величественных руин таило в себе нечто живое: от давно рухнувших храмов, от некогда монументальных колонн, ныне подпиравших лишь небо над собой, от все еще великолепных ста— туй неведомых героев, от портиков с надписями на забытом языке — отовсюду на Таллури надвигалось былое. И прежде всего — голоса… Да-да, голоса: шум толпы на площади, выкрики торговцев, женский смех, деловитые мужские переговоры… Она их слышала!
Сначала — только слышала. Затем — выучилась «видеть» прошлое этого разрушенного города…
— И начала подсказывать, где лучше вести поиск артефактов? — предположил внимательно слушавший Энгиус…Климий сначала очень удивился:
«Как ты можешь знать? Мы всей группой изучали свитки, сравнивали карты, медитировали и составляли план раскопок. И используем приборы, кстати! А ты просто подходишь и тыкаешь пальцем — возьмите, мол, ребята, левее и глубже! Мы должны потратить полдня дополнительных работ, чтобы проверить твое ленивое предположение?»
Он был возмущен. И даже накричал на нее при всех! А в итоге все-таки зря потратил полдня — на поиск в том месте, где они все, видите ли, наметили!
Таллури осталось только ждать. Впрочем, и сомневаться: ведь она, разумеется, могла ошибиться. Подумаешь, увидела в «дневных грезах», как худой смуглый человек в грязной набедренной повязке и почему-то, словно животное, в медном ошейнике, переносит глиняный сосуд с одного места (где искал теперь Климий) на другое (что «нашла» Таллури).
Таллури не понимала ни того, что именно ищет ее ведущий, ни научной ценности искомого, ни значения руин этого города на исторической карте Атлантиды, но «видела»: безумно напуганный и потный от страха человек в ошейнике очень торопится. И «слышала»: он что-то бормочет себе под нос. Она умела запоминать незнакомые слова помногу, даже очень длинными фразами, а человек в ошейнике повторял всего-то несколько слов: «Бууд-риэ-ноакса-оу-куттум». Так она запомнила.
Забывшись на мгновение, она стала повторять эти слова вслух, даже пропела несколько раз, и выходило неплохо:
«Бууд — риэ — ноакса — оу — куттум — буудриэ — ноакса…» Очнулась, когда Климий встряхнул ее за плечи: «Что? Что ты сказала?!»
Ну, сказала и сказала. Разве ее здесь кто-то слушает? Таллури недовольно высвободилась из рук ведущего. Но тот настаивал, а потом вдруг смущенно попросил: «Извини. Где, ты полагаешь, надо искать?» Она не стала вредничать, хотя ругал-то он ее при всех, а извинился наедине. Подошла и наступила ногой на нужное место — здесь. Через полчаса из земли извлекли великолепную амфору с дивным геометрическим рисунком, полную монет, украшений, а главное — глиняных табличек с диковинными знаками. В эти таблички вцепилась вся поисковая группа разом. Они даже забыли перевести ей слова того несчастного человека в ошейнике!
— Энгиус, что значит «бууд-риэ-ноакса-оу-куттум»?
— Это древний язык, ты не могла его знать, а запомнила верно. Насколько я понимаю, что-то вроде: «Гибнет Ноакса, о боги!» Ноакса — это тот разрушенный город. А медный ошейник надевали рабам. Видимо, он перепрятал сосуд хозяина. Ну, теперь-то ты понимаешь, зачем оказалась там?
Таллури понимала лишь, что прошлое оживало для нее. Она его чувствовала: «видела» и «слышала».
— Не каждому пространство открывается, как тебе: так, что и время не имеет большого значения. Да-а, — Энгиус со значением покивал, — не зря рисковали солдаты Особого корпуса. Ты можешь послужить Атлантиде!
— Чем? Искать древние артефакты? — она пожала плечами. — Моя жизнь — в обмен на старые горшки? Моя жизнь со всеми мыслями, чувствами, желаниями, вся-вся без остатка — на алтарь науки? Да нет, мне очень нравится учиться. Знание — это… — она запнулась, подбирая слова, — это для меня очень важно! Но неужели никого не будут волновать мои чувства?
— Прежде всего они не должны так волновать тебя саму.
— Не уверена… — она смутилась под бесстрастным взглядом Энгиуса.
— Посмотрим, посмотрим. Расскажи, чем еще занималась. Только коротко.
— Немного левитации, общая физиология человека, рисование, музыка, природа и животные, лекарственные травы. В общем, всё.
Они поговорили о выбранных и пройденных ею дисциплинах.
— Ты посоветуешь мне что-нибудь еще?
— Хм, давно я тебя не видел, — он с прищуром смотрел на Таллури. — Повзрослела, посерьезнела. Давай-ка спать, на сегодня довольно. Побудешь у меня еще четыре дня, как я сказал, потом я уйду. А ты вернешься к себе.
* * *Четыре дня вместили многое. И протекли быстро.