Розалинда Лейкер - Эта сияющая земля
Трое солдат ждали на лестнице. Мюллер велел одному остаться, а сам с остальными пошел к грузовику. Он сомневался, что получит такое заключение. Заглянув в кузов грузовика, он оглядел задержанных фермеров. Они сидели со связанными за спиной руками и смотрели на него с неприкрытой ненавистью. Вернувшись на переднее сиденье рядом с водителем, он приказал:
— Обратно в Алесунд. Поехали.
Час спустя машина вернулась. Теперь в ней находились сержант Мюллер с водителем и два солдата, между которыми сидел офицер-медик. Доктор с худым лицом, в очках, заработал репутацию врача, который без труда распознавал симулянтов. Когда машина остановилась на ферме Рейна, водитель быстро выпрыгнул и открыл перед ним дверь.
— Показывайте дорогу, сержант, — скомандовал доктор.
В доме наверху Джина н Джоана ждали их. Эдвард не спал и был готов к приходу врача. Он догадывался, что происходит что-то неприятное, и готовился к самому худшему.
— Они вошли в дом, — сказала Джоана, отбежав от окна. Встав рядом с Джиной, которая сидела на стуле около кровати, она положила руки ей на плечи. Они услышали топот на лестнице. Доктор едва взглянул на них, снял кожаное пальто и бросил его сержанту. Сев на стул, поставленный специально для него, он наклонился над Эдвардом, оттянул ему нижние веки, посмотрел белки глаз, пощупал пульс, потом задал обычные вопросы.
— Боли в суставах? Депрессия? Тяжесть в ногах? Всегда температура? Когда это началось? — Ему приходилось наклонять голову, чтобы слышать ответы Эдварда. Он покачал головой. — Те побои могли повлиять на ваше состояние. Сколько времени вы уже не встаете с постели? Так долго? Хм-м.
Он поднялся со стула и накинул пальто.
— Вы правильно поступили, что позвали меня, сержант. Если бы вы забрали его, то привезли бы труп.
— Так он остается?
— Да. Он скоро умрет. Его здоровье будет только ухудшаться.
Они с сержантом вышли из комнаты. Эдвард смотрел им вслед, он не удивился, услышав вердикт. Но он жалел Джину. Она наклонилась над ним, и он увидел слезы на ее щеках. Эдвард помнил ее плачущей только в первые дни замужества, когда она уехала из родного дома и тосковала по своей семье. С усилием он поднял руку и коснулся ее щеки, а она накрыла его руку своей ладонью.
Керен, вернувшись с соседней фермы, заметила отъезжающий от дома грузовик. Она отскочила в сугроб, чтобы дать ему проехать, и увидела в кабине сержанта, который выглянул из окна и пристально посмотрел ей в лицо. К их обоюдному удивлению, они узнали друг друга. Он повернул голову, глядя ей в след, а она побежала в направлении дома, не оборачиваясь.
Вбежав в дом, она крикнула:
— Что случилось?
Джоана, которая спустилась в гостиную, поднялась навстречу ей.
— Заходи и садись. Я все тебе расскажу.
Слушая ее, Керен сжала кулаки.
— Он не умрет. Я этого не допущу. Ради Эрика я сделаю все, чтобы он жил.
Она вскочила, чтобы бежать в комнату отца, но Джоана схватила ее за руку.
— Стой! Пока не ходи туда. Мама с ним.
Хотя девушка была настроена решительно, она села снова, ее руки нервно дрожали.
— Я узнала сержанта, который был здесь.
— Узнала?
— Его имя Карл Мюллер. Он долгое время жил в нашей деревне, когда немцев селили здесь по плану Нансена. Я не думаю, что он уехал бы из своей приемной семьи, если бы его овдовевший отец не женился бы снова и не забрал его домой в Мюнхен. Он писал мне какое-то время. В его письмах не было ничего романтического, как мне хотелось. Вместо этого он рассказывал, что фюрер мечтает, чтобы Германия стала великой. Каждое письмо было вскрыто, и на обратной стороне конверта стояла марка цензора. Нацисты не доверяли даже своим людям.
— Сколько тебе было лет, когда ты видела его в последний раз?
— Нам было по пятнадцать.
— Он узнал тебя?
— Да. Я в этом не сомневаюсь. Надеюсь, он живет далеко отсюда, и я никогда больше не увижу его. Когда-то он мне нравился, а теперь я ненавижу его.
Джоана никогда не слышала, чтобы Керен о ком-нибудь отзывалась так резко. Она разделяла мнение Керен и тоже надеялась, что никогда больше не увидит сержанта. Он уже и так принес в дом достаточно неприятностей.
Спустя три дня Карл Мюллер вернулся, приехав на мотоцикле. Джина открыла дверь и увидела его на пороге.
— Я здесь не по работе, фру, быстро сказал он. — Керен дома?
— Если вы не по работе, то можете не заходить в дом, — ответила она. — Если Керен согласится поговорить с вами, вы можете пообщаться на улице.
На его лице появилось суровое выражение.
— Если Керен откажется выйти, я могу воспользоваться своими полномочиями.
Джина с отчаянием подумала, что враги над всем имеют власть, она боялась за девушку.
— Я скажу ей, что вы здесь.
Он остался ждать на крыльце. Он замерз, пока ехал из Алесунда, сейчас дни были совсем короткие и холодные, а вечеру становилось еще холоднее.
Раньше ему бы никогда не пришлось ждать на пороге норвежского дома. В деревне, где жила Керен, он ходил вместе с ней в школу и знал ее дом так же, как тот, в котором жила приютившая его семья. Но он всегда хотел вернуться в Германию. Там была его родина. Возможно, тогда он и хотел иммигрировать, как делали многие, но это было еще до прихода фюрера к власти, который снова сделал немцев великой нацией, способной заставить дрожать весь остальной мир.
Он резко повернул голову, когда Керен вышла из дома, и вырвавшийся теплый воздух обдал его.
— Ты не изменилась, Керен. Я сразу узнал тебя.
Выражение ее лица осталось невозмутимым.
— Чего ты хочешь?
Он мог просто ответить, что одинок, что ему хочется женского внимания и он устал от жизни в казармах.
— Я только хочу иметь возможность снова поговорить с тобой.
— О чем?
— О старых временах. Ведь мы были хорошими друзьями. Разве это не причина, чтобы пообщаться? Мне так интересно узнать о каждом, кого я знал в деревне.
— Ты бы мог написать своим приемным родителям, после того как уехал, и узнать все, что хотел.
— Я писал несколько раз, но с тех пор, как я вернулся в Германию, моя жизнь круто изменилась, и часто совсем нет времени. — Он потянулся, чтобы взять ее за руки. — Мы можем пройтись? Ты замерзнешь, стоя здесь. — Она проигнорировала его порыв, тогда он подошел ближе. — У тебя нет причин злиться на меня. Я писал тебе.
Она начала спускаться по ступенькам, но остановилась.
— Злиться? Ты думаешь, меня волнует что-нибудь из того, что ты сделал или не сделал сто лет тому назад? А вот сейчас я ненавижу тебя за то, чем ты занимаешься.
Мюллер понял, что их хорошие отношения в прошлом не станут мостиком к восстановлению дружбы.
