Измена. Ты больше не моя (СИ) - Ярина Диана

— Ромка — мой друг! Я друга в беде не брошу.

— Вот только странно, что тебе не друг звонит, а его бывшая женушка!

— И что? Задолбала со своей ревностью!

***

Леха заехал за мной, и мы помчались по указанному адресу.

Успели добраться, буквально за минуту до того, как на пустырь с мигалками въехали машина скорой помощь и полиции.

Роман сидел на пустыре, повесив голову. Волосы были спутанными и слипшимися от крови. Рядом с ним стоял старичок в смешной шляпе и с шарфом, повязанном вокруг шеи. Он прижимал к груди дрожащего мопса.

— Вероника!

Заметив меня, Рома пытается подняться и падает. Леха бросился к нему первым, поддерживая.

— Держись! Держись за меня. Ты как? Что случилось? — спрашивает он.

Я стою немного в отдалении, не зная, что делать.

— Вероника! — снова зовет Роман.

Это просто невыносимо: как он на меня смотрит и зовет таким надрывным голосом…

Отворачиваюсь, смахнув с глаз слезинки.

Тем временем приближаются работники скорой помощи и полиции, начинают опрашивать всех нас.

Роман представляется, машет рукой на меня:

— А это моя жена.

— Бывшая, — поправляю я.

Рома смотрит на меня с недоумением.

— Я, что, накосячил в чем-то? Мы поссорились?

— Хватит ломать комедию! — повышаю голос. — Почему бы тебе было не позвонить своей любимой пассии, а не мне?

— Что ты несешь?

— Нет, это ты что несешь! Мы развелись! А у тебя на носу — свадьба.

— Бред! — заявляет он, взмахнув рукой, и оседает на утрамбованную плотную землю без чувств.

— Вероника, — хмурится Леха. — Кажется, он не врет и не придуривается. Ему кто-то наколотил кукушку так сильно, что, по ходу, память отшибло.

Глава 34. Она

— Бред! Этого не может быть, — повторяю я и растерянно смотрю то на мужа, то на его друга. — Он притворяется! — злюсь.

— Не похоже, Ник.

Леха обхватывает мой локоть пальцами, поглаживая. Роман, увидев это, мрачнеет и пытается вырваться из рук врачей, которые его осматривают.

— Руки убери! Своих баб лапай, а не мою жену… Так, я в порядке. Не нужна мне помощь. Ник, поехали домой? Я отказываюсь от госпитализации, все в порядке.

— Ты на ногах не стоишь, откажешься. Ага, как же…

— Поехали в больницу, Роман, — выдыхаю я, отвернувшись.

Замолк.

Можно было оставить его здесь.

Можно было вообще не приезжать, нашептывает какая-то злая, сердитая часть меня. Та, что хочет яркой мести за всю боль, что он мне причинил.

Но в то же время во мне живы и другие эмоции, не только жажда расплаты.

Есть и память, и благодарность за все хорошее, которого было немало, и остатки былых привязанностей — обрубки, которые все еще ноют.

Пока едем, Роман с меня глаз не сводит и даже умудряется ухватиться за мою руку. Я мягко пытаюсь освободиться из его захвата.

Меня приструнил врач:

— Да подержи ты его за руку, в конце концов! Спокойнее будет лежать, е мое!

***

В больнице, пока Романа осматривает врач, я маюсь сомнениями: звонить дочери прямо сейчас или дождаться вердикта врача?

Сказать в любом случае надо, так что я решила позвонить.

Дочь не ответила.

Ясно.

Вроде онлайн сидит в чате, но ответить на звонок — просто не хочет.

Тогда я отправляю ей смс о том, что на ее отца напали, что он в больнице, добавляю адрес.

Если у нее есть совесть, приедете, а если нет… Даже думать не хочется, кого мы вырастили своей неуемной любовью?

Маленькое эгоистичное чудовище!

— Ты не убивайся так, живой же.

— Я, что, убиваюсь?

Леха придерживает меня за кисть.

— Похоже на то, ногти грызешь.

И то правда!

Тьфу, нашла, чем заняться. Тем не менее, я вся на взводе, поэтому бросаю ему с эмоцией:

— Не надо делать мне замечания. Собой займись, у тебя телефон щас лопнет от звонков жены.

Леха сердито отбивает очередной вызов и просто переводит телефон в беззвучный режим:

— Достала! Ревнует ко всему, скоро даже к моим трусам ревновать начнет, а то ведь как же… они за мой хер держатся, тьфу! — восклицает он. — У меня, конечно, много баб было, но такую мозгоклюйку я впервые встречаю! Достала, сил моих нет! Вот где уже сидит! — рубанул себя ладонью по горлу.

— А что ты хочешь, Леш? Ты баб любишь, она не дура: глазки видели, что ручки брали, вот и переживает, что ты на сторону гульнешь!

— Она меня достала. Шипит, как змея, когда вопрос детей касается! Хочет меня в единоличное владение, а я в рабство не нанимался.

— На тебя не угодишь. Может быть, тебе просто жениться не стоит? Встречался бы без всех этих штампов?

— Может быть, дело в другом, а? — почему-то смотрит на меня пристально и подходит ближе. — Может быть, все дело в том, что мне хочется недоступного, но приходится брать из того, что есть? Вот и мотает меня, снова и снова…

Его взгляд становится, острым, ярким какой-то болезненной вспышкой. Я неосознанно делаю шаг назад, Леха, наоборот, настигает.

— Я говорю о тебе, Вероника.

— Прекрати!

— Почему? Я не лез, потому что ты была замужем счастливо, жили душа в душу. Но все изменилось… — не отступает.

— У меня ничего не изменилось. Ты всего лишь друг моего мужа, одного поля ягоды. Вот и все. Перестань смотреть на меня, как… Как не знаю на кого!

— Подумай, — хватает меня за руку. — Неужели ты никогда не замечала, как я к тебе неровно дышу?

Хвала небесам, выходит врач. Я спешу избавиться от Лехи: ему, кажется, голову напекло сегодня, если он такой бред несет.

— Ну, что с ним?

Врач разводит руками:

— Амнезия. У вашего супруга…

— Бывшего.

— … амнезия. Более того, у него сейчас две тысячи двадцать второй год.

— Он может просто прикидываться?

— Любой человек может притвориться, но так сыграть не сможет… если только он не актер.

Господи, только этого не хватало…

— Он хочет увидеть вас.

— Ему сейчас можно?

— Я бы даже сказал, нужно. Нужно не давать ему сейчас заснуть.

По коже — зябкий мороз.

Дочь еще не ответила.

Номер Карины я не знаю, поэтому вхожу в палату. На кровати лежит Рома, с перебинтованной головой, лицо бледное, уставшее.

Пальцы перебирают складки на одеяле, это единственное, что выдает его напряжение.

Веки прикрыты, под глазами — темно-серые, почти черные тени.

Я вхожу, он моргает.

— Тебе нельзя спать.

— Да, мне сказали, что сотрясение сильное, спать нельзя. Ты же помнишь, да? Витька, соседа.

— Ты про его сына, что ли? Да, помню, конечно. Сын у него после драки пришел и лег спать, как ни в чем не бывало, а утром его нашли мертвым в постели. Так что постарайся не заснуть.

— Стараюсь, — голос вялый. — Но спать тянет. Чепуху какую-то говорят… Две тысячи двадцать пятый. Мы, что, в будущем?

— Нет, Ром. Мы в настоящем, а вот ты головой ударился и в прошлом застрял.

— Бред. Нет, быть этого не может.

— Может.

— Я не верю…

— Придется.

— И чем хорош этот две тысячи двадцать пятый год? — тянет.

— Дочери — девятнадцать, сын живет отдельно, в другом городе, со своей девушкой.

— Иди ты… Ну да, он всегда такой, крутой, себе на уме…

— Мы в разводе, у тебя на носу свадьба.

— Чушь! Нет! Какой еще развод? — смотрит на меня воспаленным взглядом. — Ты надо мной пошутить решила?

Я достаю телефон, открываю сканированный вариант свидетельства о разводе:

— Вот, смотри.

— Все плывет, потом посмотрю. Но это — чушь, не может этого быть! — упрямится.

— Еще как может. Что же ты совсем не помнишь свою новую любовь? Девочка же огонь… — усмехаюсь. — Ровесница нашей дочери.

— Ну и какого бы хера я на нее полез?

— А я не знаю, Ром. Вот не знаю. Может быть, потому, что я тебе приелась, а тебе, как хищнику, свежего мяса захотелось?