Ненужная мама. Сердце на двоих (СИ) - Лесневская Вероника
Пока жду кабину, устало роняю голову и пытаюсь перевести дыхание. Отсчитываю минуты до начала приема… Должен успеть, но не факт. Все зависит от того, зачем меня вызвал главный и как долго продержит у себя. Скорее всего, опять будет предлагать взять несколько ночных дежурств. На это я пойти не могу – Алиска без меня плохо спит. Дочь важнее работы, осталось объяснить это заслуженному врачу страны и не поругаться в процессе.
Сумасшедший день!
- Па-па, - звучат за спиной детские голоса. Звонко. В унисон. А следом – топот маленьких ножек по больничному коридору.
Убрав ладонь с кнопки лифта, на которую все это время лихорадочно давил, я на секунду забываю, куда спешил, и удивленно оборачиваюсь. Откуда здесь дети? Еще и… двойняшки? Такая редкость.
Сердце обрывается, когда вижу мальчика и девочку, держащихся за ручки. Неуклюже, но на удивление быстро они перебирают ножками, то и дело спотыкаясь на ровной, гладкой поверхности. Улыбчивые, темноволосые, совсем крошечные. На вид им нет и двух лет… Они младше Алиски… примерно на год.
Неуместная, пагубная мысль отравляет сознание – столько же могло быть нашим с Викой детям, если бы она не сделала аборт. По моей рекомендации.
- Па-а-а, - требовательно зовут они, радостно несутся прямо на меня.
Дел по горло, времени в обрез. Мне должно быть плевать на чужих малышей, но что-то вдруг щелкает в груди, и я обессиленно опускаюсь перед ними на одно колено. Не свожу внимательного взгляда с двойняшек, растворяюсь в давней боли и на мгновение представляю, что они мои. Родные. Если присмотреться, мальчишка похож на меня внешне, а девчушка – вылитая Вика, такая же милая.
Встряхиваю головой, отгоняя от себя иллюзию. Совсем обезумел!
Своим – я подписал приговор, потому что так было нужно…
Черт! Больно! Как в тот день, когда я получил от Вики справку о прерывании беременности и короткое сообщение: «Я улетаю».
- Какие же непоседы! Стойте немедленно, - родной женский голос рвет душу на лоскутки.
Боюсь поднять взгляд. Меня будто ударило молнией и парализовало.
Это невозможно… Она покинула страну сразу же после аборта – и до сих пор не вернулась. Я бы знал! Да и что ей делать в России? У нее карьера за границей, своя жизнь, перспективы… Не могло же все это быть ложью? Слишком продуманно и жестоко.
- Руслан! Виола! Вернитесь к маме! Непослушные, - продолжает причитать сквозь добрые материнские нотки, которые звучат все ближе. Неосознанно запоминаю имена детей. Красивые. - Меня уволят, так и не успев принять, - она осекается, заметив меня. Каблуки со скрипом врезаются в пол.
Двойняшки безудержно и искренне смеются, думая, что с ними играют. Ускоряются, рискуя поскользнуться и упасть. Мое сердце вдруг дергается, пытаясь пробиться сквозь ребра. Рвется к ним. Машинально взметаю ладони вперед, чтобы поймать неустойчивых малышей, но хватаю пальцами воздух. Они толкаются, с опаской покосившись на меня, делают крюк и, повторив теплое слово «папа», пролетают мимо.
Бросаются в ноги врачу, выходящему из кабины лифта. Нехотя киваю ему в знак приветствия, ревностно наблюдая, как дети радостно тянут к нему ручки. Погибаю от внезапно захлестнувшей разум зависти. Демин работает здесь недавно, переехал из-за границы и сразу же возглавил родильное отделение. Можно подумать, что это его семья, большая и счастливая, если бы не одно «но»…
- Гордей?
Время застывает.
Усилием воли оторвавшись от двойняшек, я упираюсь в ровные ноги, обтянутые невесомым капроном, как требует дресс-код даже в жару. Поднимаю глаза от острых коленей к округлым бедрам, облаченным в деловую серую юбку. Дальше – к талии, пышной груди и, наконец, лицу. Ловлю на себе холодный, стеклянный взгляд. Я будто с разгона врезаюсь в ледяную стену – и разбиваюсь вдребезги о ее равнодушие.
- Здравствуй, Виктория, - выдавливаю из себя, и не узнаю собственного голоса.
Заторможено встаю с колена, поправляя и отряхивая брюки. Внимательно изучаю ее, не моргаю, боясь спугнуть, и не верю глазам. Ласкаю каждую черточку, запоминаю каждый изгиб, ловлю каждое движение. Знакомлюсь с ней заново.
Она почти не изменилась – все такая же красивая, только стала строгой и закрытой. Разве что… фигура немного другая. Женственная, оформленная, аппетитная. Так бывает… после родов.
Но как? Вопреки диагнозу… Сколько же сил таится в этой хрупкой девушке?
Она рисковала собой, балансировала на грани и как ни в чем не бывало звонила нам с Алиской. Нашептывала ей сказки на ночь по телефону, но о главном… так ни слова и не сказала.
Я наивно полагал, что все под контролем. Расслабился, отпустив Вику. Убеждал себя, что спас ее. А на самом деле…
Даже думать об этом страшно.
- Гордей… Витальевич, - официально обращается она ко мне. От сдержанного, стального тона веет морозом, и по моей спине прокатывается озноб. – Не ожидала вас здесь увидеть. В обычной больнице, - задумчиво сводит брови. - Надеюсь, у вас все хорошо?
- Нет, - честно признаюсь и замечаю, как дрожат ее ресницы.
- Извините, я спешу, - сипло выдыхает и делает шаг, направляясь к лифту, где ее ждут дети и, судя по всему, новый мужчина. Я для нее теперь пустое место. Ошибка прошлого…
Стою бездвижно, будто превратился в одну из этих бездушных колонн, которые подпирают высокий потолок в холле, и не верю, что все происходит именно так... неправильно. Какой-то странный, нереальный сон. Мысли путаются, мозг взрывается, а в груди зияет дыра.
Детский смех пулей пронзает виски. Навылет.
Разумеется, в этой прочной цепочке именно я лишнее звено. Битое, гнилое. Спустя столько лет я им не нужен, но и отпустить не могу. Опять оторвать от себя кусок. Как это возможно? Как?
Сделать вид, что мы не пересекались? Притвориться чужими друг другу? Разойтись и забыть? И пусть мои дети растут без отца?
Бред!
- Вика, - ловлю ее за локоть, притягивая к себе на глазах у коллеги, которого хочется сбросить в шахту лифта. Наклонившись, впускаю в себя знакомый сладкий запах и, умирая на каждом слове, хрипло шепчу ей на ухо: - Ты все-таки… родила от меня?
Глава 22
Ранее …
Виктория
- Ма! Мам! Ма! – без остановки трезвонят с заднего сиденья мои двойняшки. Ерзают в автокреслах, капризничают, пока мы стоим в пробке.
- Потерпите, котики, не мяукайте. Скоро приедем, - успокаиваю их, а сама сигналю автомобилю, который притормозил передо мной и не суетится, в отличие от остальных. Знаю, что не ускорю движение таким способом, но хотя бы сброшу негативные эмоции. Мне они ни к чему, особенно когда я с детьми, уставшими, голодными и нервными.
- Ма-а-а, - вопят они в унисон, вынуждая меня обернуться.
В этот момент колонна трогается, и теперь клаксонами подгоняют уже меня. Сосредоточившись на дороге, вспоминаю маршрут и объездные пути. Меня так долго не было в России, что сейчас я будто заново узнаю родной город. И опять влюбляюсь… Дома я чувствую себя уютнее и спокойнее.
Подумав, рискую обогнать того самого невозмутимого автомобилиста, что перекрывает мне путь. Подрезав его на повороте, аккуратно ныряю в проулок. Мигаю фарами в знак благодарности и извинения, но, кажется, меня даже не заметили.
Мой взгляд на мгновение прилипает к боковому зеркалу, где отражается машина. Стекла подняты, водителя не видно. Что ж, не обматерил – и на том спасибо. На секунду я завидую его выдержке. Раньше я тоже никуда не торопилась, но рождение детей перекроило мою жизнь. Теперь меня не покидает ощущение, что я постоянно куда-то бегу, как белка в колесе, и все равно ничего не успеваю.
Уняв неуместный трепет в груди, обращаю все свое внимание на дорогу и вжимаю педаль газа в пол.
- Черт!
В ужасе смотрю на часы, не понимая, почему так быстро летит время, и судорожно набираю номер Демина. С волнением слушаю гудки.
Полгода назад он, как обычно, поехал в отпуск к родственникам в Россию и… неожиданно остался. Из немецкой клиники уволился, а здесь устроился в обычную больницу. Объяснил это тем, что захотел сменить обстановку, но ему никто не поверил. Спустя месяцы Герман так и не спешит раскрыть истинные причины своего решения. Зато когда я вернулась домой вместе с отцом, он по дружбе предложил мне помочь с работой. Оказалось, что в детское отделение требуется педиатр, и Демин рекомендовал на эту должность меня. Теперь я безумно боюсь его подставить, но, как назло, сегодня все идет наперекосяк.