Ника Муратова - Прогулки по радуге
И о чем же она плакала сейчас, уткнувшись в подушку с расшитыми китайскими драконами шелковыми наволочками? Скорее всего, о том, что планка, высоко поднятая ею самою и родителями, стала казаться недостижимой, а следовательно, настала пора пересмотреть что-то в жизни. Мама права — почему бы не съездить за границу и не расслабиться, отключившись от серых московских будней?
И она поехала в Рим. Это был ее любимый город. Она могла бродить там часами, сидеть в маленьких кафе на улице, пить изумительный кофе, какой умеют делать только в Италии, смотреть на фонтаны, голубей и жизнь этого чудного города. И думать. Думать о том, почему у нее, у которой есть все, что только может пожелать молодая девушка, не складывается, ну никак не складывается личная жизнь. Она перебрала все свои знакомства, неудачные романы и пришла к неутешительному выводу: все дело было в ней. Вернее, в том, что ее все раздражали. Она уже давно перестала искать идеального мужчину (по ее меркам это выходило слишком нереально), но продолжала поиски хотя бы того, кто мог бы быть стать тем самым «мужским плечом», о котором говорила мама.
В принципе поклонников у нее было много и в школе, и в академии. И если поначалу она просто с королевским снисхождением принимала их ухаживание и позволяла им быть рядом в качестве сопровождения и веселой компании, то позже она стала более разборчива и, следуя напутствию мамы, стала приглядываться к ним как к возможным кандидатам в мужья. Но, как ни странно, при ближайшем рассмотрении никто не казался ей подходящей кандидатурой. Очень часто разочарование ожидало уже при первом свидании, и Эрика не упускала случая посмеяться над незадачливыми поклонниками.
— Представляете, — со смехом рассказывала она подругам, — у него был такой убийственный парфюм, а вернее, его количество, что я просто не знала, куда себя деть и чем закрыть нос! Люди на нас оглядывались, как на ходячую парфюмерную фабрику! А один поклонник подарил мне тако-о-ой букет!!! Уж не знаю, где он его приобрел, но через пять минут по всему моему телу ползали какие-то насекомые и я чуть не убила его этим же букетом!
Желающих послушать ее истории всегда было предостаточно — она так лихо высмеивала недостатки других, что лучшего развлечения между лекциями и не придумаешь.
Одна из историй вообще стала известна на весь курс, и еще долго Эрике напоминали о ней. Как-то она пошла на ужин в один престижный ресторан со своим новым знакомым, который, очевидно, умирал, как хотел впечатлить ее своими манерами и возможностями.
— И вот сидим мы, значит, заказываем, — рассказывала Эрика. — Парень выбирает самые изысканные блюда и блистает передо мной познанием французской кухни, включая названия блюд на французском языке. Не говоря уже о том, что он полчаса выбирал вино, тщательно изучая год выпуска, цвет, в какой долине собран урожай, что росло рядом и кто там пробегал, пока рос виноград. И вот блюда заказаны, вино искрится в наших бокалах рубиновым светом, мы ведем тихую беседу при свечах… Все просто прелестно, мой милый друг, по глазам видно, доволен собой, как никогда. И тут мимо проходит официантка с подносом, на котором сверкает серебряная чашечка с десертом. Клубничным. Проходила она не очень-то и близко от нас, но этого расстояния оказалось достаточно, чтобы, когда она споткнулась, чашечка с десертом выпрыгнула с подноса и приземлилась аккурат на моего изысканного дружка. Ну все засуетились вокруг, чуть ли не вылизали его рубашку, тысяча извинений и все такое. Ярости его не было предела, и, пока он брызгал слюной по поводу обслуживающего ресторана, лицо его, руки и шея на моих глазах стали покрываться огромными красными пятнами, а лицо затем стало приобретать шаровидную форму. Словно в фильме ужасов. Все вокруг так и застыли от ужаса вокруг него, пока он наконец не отвлекся от своего брюзжания и не почувствовал неладное. Короче говоря, оказалось, что у него сильнейшая аллергия на клубнику, развивающаяся даже от попадания на кожу, и пришлось везти его срочно в больницу, делать кучу инъекций и так далее. Я его еще раз навестила после этого, из чувства жалости, но, видимо, он не хотел больше видеть свидетельницу его конфуза. Скажу я вам — это было что-то!
Как-то она замуж было собралась. Даже два раза. Думала, нашла жениха своей мечты. В первый раз это случилось во время учебы в академии — появился парень старше ее лет на семь, солиднее и интереснее всех ее ровесников, при деле и при средствах, умеющий красиво ухаживать и кружить ей голову. Не то чтобы она влюбилась в него, но увлеклась — это точно. Тем более что о «женихе» этом уже знала даже мама (!), и они планировали встречу с ним (на деле — смотрины) в самое ближайшее время. Эрика уже присматривала себе фасоны свадебного платья и подумывала о том, где они будут справлять свадьбу. Она никому, кроме мамы, об этом не рассказывала, боясь сглазить, но в душе уже представляла себе вытянутые от зависти лица подруг, когда они узнают эту новость! Но закончилось все печально и банально. Парень морочил ей голову несколько месяцев, а потом она узнала, что он женат. Жена жила в каком-то другом городе, и мало кто в Москве знал о ее существовании. Эрика тогда жутко злилась, что оказалась в таком дурацком положении, и на какое-то время поиски мужа вообще прекратила. Все жаловалась подругам: «Не встречу я никак свою половинку, то ли конь у принца устал, то ли принц из седла выпал, но вот только никак он до меня не доскачет».
Закончив академию, большинство ее подруг повыходили замуж, и она чувствовала себя неуютно, когда все старательно пытались ее познакомить с кем-нибудь или участливо спрашивали при встрече: «Ну что, замуж так и не вышла?» «Нет, не вышла, не нашелся еще принц для такой принцессы», — отшучивалась она, но самолюбие ее при этом ужасно страдало.
А потом… Потом был Валера. Очаровательный, галантный Валера Зубов, с оксфордским экономическим образованием за плечами, блистательным интеллектом, старше Эрики на двадцать лет. Музыкант, играющий на ее струнах с виртуозностью мастера. Среднего роста, с темно-каштановыми волосами и такими же темными глубоко посаженными глазами, выразительными бровями и волевым подбородком, он двигался, словно кошка, плавно и мягко, иногда замирая, словно готовясь к прыжку. Если он слушал собеседника, то голова его всегда была чуть склонена набок, и невозможно было угадать по его лицу, о чем он думает. Так обычно ведут себя вышколенные дипломаты, привыкшие всегда сохранять вежливое и учтивое выражение лица. Говорил он так же, как и двигался, — мягко, вкрадчиво, не торопясь. Глаза его всегда смотрели на человека изучающе, ловя каждое движение и выражение лица собеседника. Никто никогда не видел Зубова в состоянии гнева, но зато было немало свидетелей его спокойной твердости и упертости, если это касалось дела. Его подчиненные знали: чем больше улыбается рот Зубова при неподвижном взгляде, тем хуже им придется в ближайшие минуты.
